Как убить рок-звезду - Тиффани де Бартоло

Лоринг считал, что она неправа. Он думал, что она должна навсегда отпустить Пола, а для этого с ним надо проститься.

– Он ведь сам обвинил меня. В той песне, которую пел на дне рождения твоего отца. А кроме того, я уверена, что там будут присутствовать девушки из всех пятидесяти американских штатов, с которыми он когда-нибудь переспал. Я вовсе не хочу быть звеном в цепи этих дурочек.

Таким образом получилось, что когда все, включая Дуга, Лили и даже Аманду Странк, собрались в «Кольцах Сатурна» и вспоминали короткую и трагическую жизнь Пола, Лоринг был в Бруклине, куда, всю последнюю неделя приезжал ежедневно. Он сидел на полу рядом с Элизой и держал ее за руку, пока она смотрела какой-то глупый фильм и притворялась, что не плачет.

– Ты очень красивый сегодня, – сказала она так, будто он только что вошел, хотя он сидел рядом с ней уже час. Он надел костюм и галстук на случай, если она передумает и они поедут на поминки.

Последние пятнадцать минут они смотрели комедию о том, как НЛО приземлился где-то на Среднем Западе. В нем прилетел инопланетный принц, который хотел найти себе невесту на Земле и почему-то непременно в супермаркете. У него было темно-коричневое и вполне человеческое тело и огромные неземные глаза – выпуклые, миндалевидные, цвета молодой травы.

Лоринг со злостью следил за тем, как коричневый пришелец исследует продуктовые отделы. Его бесило, что ни один из покупателей не обращает внимания на странного парня из космоса, стоящего в очереди за гамбургерами.

– Вчера звонила Люси, – сказала Элиза, снимая шерстяные катышки с рукава Лоринга. – Она интересовалась, когда я выйду на работу. И думала, что обрадует меня новостью, что продажи альбома «Бананафиш» здорово подскочили за последнюю неделю. Господи, да Пол бы с ума сошел от злости, если бы узнал, что альбом стали покупать только потому, что он умер.

Лоринг положил руки ей на плечи и слегка помассировал их.

– Люси хочет, чтобы я написала о нем статью, – продолжала она. – Он давал мало интервью. А когда давал, все время что-то выдумывал. Я сама один раз слышала, как он рассказывал журналисту, что родился на военной базе в Германии. На самом деле никто ничего о нем не знал.

Лоринг решил, что это кошмарная идея и что Люси – ужасный человек.

– Ты, конечно, не согласишься?

– Конечно соглашусь. – Ее голос был совершенно ровным, без намека на эмоции. – А потом я уволюсь.

– Уволишься?

– Я не могу написать статью о Поле, а потом опять писать о дикарях и язычниках.

Лоринг подумал, чем же она займется, если не будет писать. Он вспомнил, как в Вермонте она собирала цветы под большими старыми яблонями, а потом составляла из них букет в оловянном кувшине. Она сказала тогда, что, наверное, ей бы понравилось работать с цветами.

Лоринг пару минут раздумывал о том. не купить ли ей цветочный магазин.

– Винкл оплатил все расходы на поминки. – сказала она во время следующей рекламной паузы. – Он разослал всем приглашения, как будто это новогодний бал иди один из его ужасных пикников в День труда.

Прошло еще несколько минут. Элиза прислонилась к груди Лоринга.

– Знаешь, что самое ужасное? Винкл сказал Майклу, что собирается выпустить альбом в продажу. Тот самый альбом, который два месяца назад он считал коммерчески непригодным. А после смерти Пола он вдруг решил, что это шедевр. И сейчас он будет торговать смертью, как товаром.

Она ушла на кухню и вернулась со стаканом воды, который поставила перед Лорингом, как будто он просил ее об этом.

– Могу поспорить, что он рад смерти Пола. Он наверняка долго аплодировал, когда услышал о ней.

Лоринг не был уверен, обращается ли она к нему, или просто говорит, чтобы слышать свой голос. По тому, как дрожали ее плечи, он понимал, что она опять борется со слезами, но голос звучал ровно, словно у диктора, сообщающего об обстановке на дорогах.

– Лоринг, – спросила она все тем же безучастным голосом, – почему ты здесь? – На экране главная героиня учила инопланетянина обращаться с ножом и вилкой. – Тогда, на дне рождения твоего отца, мне показалось, что ты никогда больше не захочешь меня видеть.

– Я здесь потому, что я останусь твоим другом, что бы ни случилось между нами. Я не хочу, чтобы ты была одна сейчас.

– А ты чувствуешь себя виноватым?

Пока она не спросила об этом, Лорингу не приходило в голову, что он может иметь какое-то отношение к решению Пола броситься с моста.

– Его никто не толкал. Он прыгнул сам. Ты должна помнить об этом.

Инопланетянин стрелял в кассиршу из лучевой пушки. При этом пушка производила такие же звуки, как игрушечные ружья Шина и Уолкера: «Пфью, пфью, пфью».

– Я пыталась поговорить с ним в ту ночь, но он не позволил мне, – прошептала она. – Потом я уснула… Я думала, что еще будет время… Я, правда, думала…

Как и мы все, хотелось сказать Лорингу.

– Почему ты даже не спрашиваешь меня о том, что было той ночью?

– О чем спрашивать? Спала ли ты с ним? Я совсем не хочу об этом знать. И потом, какая теперь разница?

Элиза положила руку ему на щеку, но это было слишком для него. Он отодвинулся.

– Лоринг, мы с тобой… Мы уже никогда не сможем быть вместе. Ты ведь и сам это знаешь, да?

Странно, что это было первое, о чем он подумал, когда Майкл позвонил ему утром и сказал, что Пол покончил с собой. Хотя накануне вечером он сам порвал с Элизой, он сделал это под влиянием момента, и у него оставалась маленькая надежда на то, что утром она проснется, поймет, как сильно он любит ее и вернется. Но после звонка Майкла он точно знал, что потерял ее навсегда.

Он заметил, что главную героиню – ту самую, которая учила пришельца обращаться с приборами, играет актриса, пригласившая его как-то на свидание по электронной почте. «Я думаю, что вы очень привлекательны, – писала она. – Мы могли бы встретиться и поболтать где-нибудь».

Он не ответил, и на каком-то голливудском шоу она пришла к нему за кулисы. Она оказалась пустой и болтливой, и он сплавил ее Табу.

– У меня руки в крови, – сказала Элиза, разглядывая свои ладони, как будто на них действительно что-то было. – Я могу сколько угодно обвинять Винкла и Фельдмана, но на самом деле во всем виновата я.

Лоринг взял ее за подбородок и посмотрел в глаза. На них были слезы, а под ними они горели так, что у него заболело сердце.

– Послушай, у него внутри бушевали такие силы, что никакая любовь и никакая помощь не смогли бы его спасти. Ты была с ним. Ты сама это знаешь.

– Я ничего не знаю кроме того, что страх и отчаяние заставляют людей делать самые большие глупости.

Она промокнула глаза узким концом его галстука и продолжала плакать, уткнувшись ему в грудь. Лоринг подумал, что никогда больше он не будет так близок к ней. И он знал, что она тоже это знает. Что сегодня, после того как зайдет солнце, они попрощаются, он выйдет в дверь, поймает такси и доедет до угла Семьдесят седьмой и Западной Центрального парка и никогда больше сюда не вернется. А она никогда не попросит его вернуться.

В конце фильма пришелец и девушка были совершенно влюблены друг в друга. В последней сцене они садились в стандартный межпланетный корабль, похожий на тарелку.

– Куда мы летим? – спрашивала девушка своего коричневого инопланетного принца.

– Домой, – отвечал он компьютерным голосом.

– А где наш дом?

Далее следовала самая трогательная сцена фильма: пришелец показывал девушке подушку, которую он стащил в отделе сувениров и на которой было вышито: «Дом там, где твое сердце».

Элиза не тронулась с места, даже когда на экране появились титры.

Даже когда фильм совсем кончился, и Лоринг выключил телевизор.

Сразу хочу сказать: я пришел к Элизе совсем не потому, что хотел затащить ее в постель. Я пришел потому, что одна из главных потребностей человека – рассказать другому о том, как ты на самом деле к нему относишься, особенно если ты уверен, что больше никогда не увидишь этого другого.

Из-за этой потребности я и оказался на крыльце у Майкла. Потому что мои последние слова, обращенные к ней, были неправдой, и я не хотел уйти из ее жизни, не сказав ей об этом.

А правда то, что никогда, ни одну, черт подери, секунду, даже когда застал ее в объятиях Лоринга, я не жалел о том, что встретил ее.

Я стал лучше потому, что знал ее.

Я, черт подери, ее любил.

Нет, и это еще не все. Я не только ее любил, но я точно знаю, что никогда никого не любил кроме нее.

Блин. Я, наверное, ничего этого ей не сказал. Я не мог рисковать и говорить это вслух. Но я показал ей это. Можешь мне поверить, она поняла.

Встать с постели, одеться и уйти от нее в ту ночь было самым трудным поступком в моей жизни. Знаешь, что помогло мне совершить его? Я вспомнил слова, которые она сказала мне однажды после концерта в «Кольцах Сатурна». Тогда мы вместе с Майклом и Верой зашли к Кацу, чтобы перекусить. На столе кто-то оставил коробку цветных карандашей. Элиза выбрала темно-фиолетовый и долго рисовала что-то на обороте меню. Я заглянул ей через плечо. Она чертила буквы «В», и «Р», и «Т», и другие, и разные их комбинации по горизонтали и вертикали, а потом крупно написала «врать» и «верить» и показала мне. «Видишь, как они похожи? – спросила она. – Почти одни и те же буквы. Это потому, что в каждой вере всегда есть вранье». Я тогда сказал ей, что это самые плохие слова, которые я от нее слышал, а потом вспомнил о них, когда застал ее целующей Лоринга.