Последний воин. Книга надежды - Анатолий Афанасьев

— Не приставай к дяде, Петечка. Слышишь, отойди от дяди!

Мальчуган на окрик не обратил внимания. Что-то его заинтересовало в Пашуте. Он смотрел ему в лицо неотрывно и без особой мысли, как умеют смотреть лишь дети, по малости не боящиеся обжечься о чужую душу. На озабоченном личике всплывал постепенно невнятный вопрос.

— Похож я на кого-нибудь? На папу похож? Кто у тебя папа?

Видно, неудачно он ляпнул. Девица вскочила, сграбастала малыша под мышку, усадила рядом с собой и начала одёргивать ему комбинезончик, хотя в этом не было нужды. На Пашуту метнула злой взгляд. «Какой-то я не такой стал, — огорчился Пашута. — Женщины молодые пугаются».

— Что у вас хочу спросить, девушка. Вы вон в тех домах живёте?

— А вам зачем?

Пашута и не рад был, что разговор затеял. После исчезновения Вареньки он слишком остро чувствовал проявления недоброжелательности. Раньше за собой этого не замечал. Раньше ему было, пожалуй, всё равно, как к нему люди относятся. На вражду охотно отвечал враждой, на дружбу — дружбой и ни перед кем не заискивал. А сейчас ему вдруг стало необходимо, чтобы именно эта юная некрасивая мамаша с уродской причёской, кем-то до него, похоже, крепко обиженная, улыбнулась ему приветливо, оттаяла от его слов. Господи, подумал он, какие все мы слабые люди, за деньгами гоняемся, за любовью, а нуждаемся всего лишь в участии.

— Я не грабитель, нет. Вы плохого не думайте. Я смирный человек. Видите, ваш малыш сразу ко мне потянулся. Дети чуют человека, как собаки.

Херувим тем временем, вырвавшись из материнских объятий, спустился на землю и шустро поковылял через асфальтовую дорожку. Изобразив восхищение, даже языком приторно поцокав вслед карапузу, Пашута заметил:

— А что отца у него нету, так это ничего, это образуется. Сегодня нету, завтра два будет. При вашей внешности…

Девушка вытянулась в струнку, мгновенно покраснела одной почему-то щекой, той, что ближе к Пашуте.

— С чего вы взяли, что у него отца нет?

Пашута пригорюнился:

— Опытному взгляду, милая, всё открыто. Вы на мужчин с укором смотрите, это тоже напрасно. Один вас обидел, другой за него расплатится. Поверьте моей седине. Даже хорошо, когда поначалу не повезёт. После счастье будет слаще.

Красавица фыркнула, ручкой небрежно отмахнулась, а ручонка-то цыплячья, воскового отлива, и на ней ноготочки малиновые. С такими ручонками ей, конечно, вообще замуж спешить не имеет смысла. Родила — и то слава богу.

— Вы, кажется, хотели у меня что-то спросить?

— Знакомую я ищу. По годам вам ровесница. Если вы тут живёте, может, знаете её. Варя зовут. Варвара Дамшалова.

Девушка сощурилась с внезапным пониманием, будто сразу всю Пашутину подноготную вызнала.

— Надо же! — сказала с вызовом. — Берётесь советы давать, а сами… У меня, если хотите знать, прекрасный муж. Любит меня до смерти. Известный, кстати, актёр. Сказала бы вам фамилию, не поверите.

— Это уж видно, что актёр, — согласился Пашута. — Да я вам советов никаких и не даю. Мне бы кто посоветовал… Ведь эта Варя, про которую интересуюсь, хоть и не актриса, а тоже ей палец в рот не клади. Она мне сердце вдребезги разбила. Это пострашнее, чем муж-актёр.

— Зачем же вы её ищете?

— Сказать ей надо, что люблю. Если бы раньше сказал, может, она бы не убежала.

Карапуз Петя, угнездившись в рыхлой земле попкой, расшвыривал лопаточкой песок с таким азартом, точно собрался окружить себя противотанковым рвом, но мамаша этого не видела, увлеклась беседой.

— Говорите, мне ровесница? А вам сколько лет?

— Думаете, я старый для неё?

— Ничего я не думаю, — обратила рассеянный взор на своего углубившегося в землю дитятю и с криком: «Ах ты, негодяй!» — метнулась к нему, вырвала, как редьку, из сырой чёрной кучи, приволокла на скамейку, на ходу пытаясь и отшлёпать и отряхнуть непоправимо запачканный голубой комбинезончик, но так неумело это у неё выходило, так истошно заревел малыш, что Пашута вовсе сник. Встал и, буркнув себе под нос: «До свидания, дети!» — побрёл к ресторану. Но всё же услышал вдогонку раздражённое: «Не знаю я Варю, не знаю!» — и оглянулся, и поклонился с благодарностью.

У ресторана постоял, покурил, потом внутрь заглянул: на первом этаже кофе подавали, пирожки, горячие сосиски, он взял порцию, нехотя позавтракал, поглядывая через стекло на сквер. Несвычно было бездельничать, когда добрые люди повсеместно тянут героическую трудовую лямку, а ведь было время, когда помышлял о подобном времяпровождении с лёгкой даже завистью. Почему, думал, человек до самой старости лишён возможности просто бить баклуши, ничего не делать, а сидеть на солнышке и считать в небе ворон? Охо-хо-хоньки, грехи наши тяжкие…

Походил по дворам, заглядывая в подъезды, перечитал все окрестные доски с объявлениями. За фасадами домов, выходящих к Чистым прудам, в глубине прятались лабиринты старых построек, предназначенных то ли для сноса, то ли для обитания всевозможных контор, чьи таинственные таблички вдруг выпрыгивали на глаза, ничего не говоря ни уму ни сердцу. Здесь начинался иной мир, укромный, наполненный приметами старорежимного обихода. И люди тут подчас встречались странные, не похожие на столичных жителей: маленькие старушонки в допотопных чепцах, семенящие от дома к дому по какой-то своей особой надобности, суровые мужики в ямщицких тулупах и валенках, стоящие по двое, по трое у покосившихся дверей и озирающиеся окрест с недовольным выражением, словно дьявольские силы только сию минуту забросили их сюда из рязанских либо тульских угодий, и они ещё толком не очухались. А то вдруг выкатывалась под ноги повизгивающая и рыкающая собачья стая таких противоестественных мастей, что поневоле приходила мысль об их внеземном происхождении. Когда же возникал молодой человек или женщина современного обличья, то было впечатление, что человек этот, как заблудившийся путник, стремглав несётся к дальним воротам, которые вытолкнут его на бульвар, избавят от плена сжатого, чахлого пространства. Тишина тут стояла, как на лесной опушке, и близкие звоночки трамваев вспарывали её, точно лезвием проводили по ушам.

Но чудное дело, Пашуте на этих пыльных задворках легче стало, особенно когда в ноздри пахнуло полузабытыми детскими запахами. В этой ли, в другой ли жизни, но он бывал здесь не раз, в том не было сомненья.

Над одной из дверей висела табличка с надписью «ЖЭК», погнутая и сплющенная, как если бы некий буян изо дня в день колошматил её палкой. Пашута толкнул эту дверь, обитую дерматином, вошёл внутрь, потыкался малость в потёмках, пока не привык, и, наугад постучавшись, шагнул в комнату, где за канцелярским столом, заваленным кипами папок, восседала немолодая женщина в синем халате. Половину комнаты занимал допотопный шкаф столь несуразного, раскоряченного вида, что при взгляде на него тут же хотелось плакать, вдобавок на подоконнике жалобно торчал горшок с полузасохшим цветком алоэ.

— Вы ко мне, товарищ? — спросила женщина домашним голосом.

— Может, и к вам. А вы кто?

— Я здесь главный инженер… Вы по какому вопросу?

Пашута придвинул стул и сел напротив с таким прицелом, чтобы из форточки сквозило на голову — уж больно затхлый стоял здесь воздух.

— Зовут меня Павел Данилович Кирша. Я, собственно, по поводу личной справки.

— Слушаю вас.

Женщина отстранила от себя папки и покосилась на чёрный телефонный аппарат. Возможно, прикинула, успеет ли набрать номер, если Пашута намерен причинить ей зло.

— Ваше как будет имя, если не секрет?

— Лидия Васильевна.

— О, у меня так бабушку звали. Только отчество у неё было другое. Хороший признак, значит, вы мне поможете. Я, Лидия Васильевна, разыскиваю одну девушку, Вареньку Дамшалову. Адреса у меня нет, но где-то она в этих домах живёт. Вы бы не посмотрели в своих списках, может, она там значится?

Женщина, не выразив удивления, потянула ящик письменного стола, пошуровала там и выложила перед Пашутой толстую, с деревянными застёжками папку, где действительно находились списки жильцов, про которые Пашута упомянул наобум. Она деловито разделила бумаги на две части, половину придвинула Пашуте:

— Помогайте, быстрее получится.

На каждом листке по нескольку фамилий с адресами и перечислением кратких анкетных данных. Любопытные списки, и фамилии попадались затейливые, и места работы самые неожиданные, читал бы и читал, как роман, но пришлось Пашуте спешить, чтобы поспеть за женщиной. Минут за двадцать они просмотрели каждый свою долю, и Пашута для подстраховки предложил обменяться бумагами. Женщина кивнула. Но и подстраховка не помогла. Вари Дамшаловой в списках не оказалось. Лидия Васильевна откинулась на спинку стула и посмотрела на Пашуту с сочувствием:

— А у вас сигареты не найдётся, Павел Данилович?