Книга Государя. Антология политической мысли - И. Гончаров

Таким образом, Макиавелли дает совет государям, чтобы они стремились приобрести народную любовь и для этого искали расположения и у знати, и у народа. Он справедливо говорит о том, что поступки, могущие возбудить ненависть обоих сословий, необходимо поручать другим и для этого учредить судей, решающих споры между знатью и народом, примером чему является французское правление. Этот ревностный друг неограниченного господства и законно присвоенной власти восхваляет те привилегии, которыми в его время пользовались члены французского парламента[202]. Но я подтверждаю, где можно найти такой образ правления, мудрость которого в наши времена должно поставить в пример. Не порицая других, это следует сказать и об английском государственном строе. Там парламент является судьей между народом и королем, и король имеет власть учреждать благое, противное же ему делать воспрещается.

Макиавелли далее пускается в пространные рассуждения, связанные с жизнью римских императоров – от Марка Аврелия до обоих Гордианов[203]. Он приписывает эти частые перемены той причине, что государство было продажным и что оно покупалось за деньги. Однако это не было единственной причиной, ибо хотя Калигула, Клавдий, Нерон, Гальба, Оттон и Вителлий[204] плохо кончили, однако они так, как Дидий и Юлиан, не покупали Рима. Наконец, хотя эта продажа государства была по большей части причиной убийства римских императоров, подлинная причина возмущений крылась в самом образе правления. Лейб-стража тогдашних императоров (преторианцы) была подобна мамелюкам в Египте, янычарам в Турции и стрельцам в Москве. Хотя Константину[205] и удалось отказать им от службы, однако, при всем том, последовавшие за этим несчастья государства не спасли его правителей от тайных убийств и отравлений. Теперь я вижу, что только одни злые императоры умирали лютой смертью, Феодосий[206] же преставился на своем ложе, и Юстиниан благополучно дожил до восьмидесяти четырех лет. Из этого я заключаю, что ни один злой государь не был счастлив, да и Август не пребывал в покое до тех пор, пока не стал добродетельным. Тиран Коммод, наследник божественного Марка Аврелия, невзирая на то почтение, кое имели люди к его родителю, был умерщвлен; Каракалла из-за своей свирепости не удержался у власти. Александр Север Максимин из Фракии был убит[207]; но и этот также, когда он всех обидел варварскими поступками, был тайно лишен жизни. Макиавелли говорит о том, что причиной была его низкая порода, однако это неверно. Муж, ставший государем из-за своей храбрости, не имеет к своим родителям никакого отношения, и говорить надо о его храбрости, а не о его происхождении. Пипин хотя и был сыном деревенского кузнеца, Диоклетиан – раба и Валентиниан[208] – канатчика, однако, при всем том, все оказывали им почтение. Сфорца, овладевший Миланом, был мужик; Кромвель, подчинивший Англию и потрясший всю Европу, был сыном купца; великий Магомет, основатель могущественнейшего во всем мире государства, был слугой купца; Само[209], первый славянский король, был французским купцом; славный Пяст[210], имя которого почитается в Польше, избран был королем тогда, когда ходил еще в лаптях, и даже через сто лет был почитаем.

Как много генералов, министров и канцлеров, которые вышли из низов! Вся Европа наполнена такими людьми, она, однако, при них пребывает в благополучии, ибо все имеют такие должности, которых заслуживают. Я никак не говорю этого для того, чтобы уменьшить почитание крови Карла Великого и Оттоманской порты, но, наоборот, имею основания на то, чтобы чтить и кровь заслуженных героев.

При всем этом не следует упускать из виду и того, что Макиавелли весьма погрешает против истины, думая, что во время Севера[211] его опорой было большое количество солдат, ведь история утверждает обратное. Чем более многочисленна стража, тем больше силы она имеет, и равным образом опасно ласкать ее или ограничивать ее влияние. Нынешних солдат опасаться нет причины, поскольку они разделены на малые отряды, каждый из которых следит за каждым. Турецкие султаны только потому и пребывают в опасности быть удушенными, что они не выполняют этого политического правила. Турки являются рабами султана, султан же является рабом своих янычар. В христианской Европе государь равно почитает все подвластные ему сословия, не делая между ними никакого различия, которое могло бы повредить его безопасности.

Пример Севера, представленный Макиавелли для тех, кто желает взойти на престол, настолько же для них вреден, насколько пример Марка Аврелия мог быть для них полезен. Но как можно Севера, Цезаря Борджиа и Марка Аврелия ставить в пример по одному и тому же поводу? Это значит мудрость и чистейшую добродетель смешивать с гнуснейшими злодеяниями. Я в заключение еще раз хочу напомнить о том, что Цезарь Борджиа со всеми своими коварными замыслами имел несчастный конец, а Марк Аврелий, как увенчанный философ, пребыл даже до самой своей кончины благим и добродетельным государем и никаких перемен в своем счастье не испытал.

Глава XX

О различных вопросах, связанных с политической наукой

В древние времена изображали Януса двуликим, чтобы таким образом представить отношение между прошлым и будущим. Если изображение этого бога взять как аналогию, то его можно сравнить с государями. Они должны так же, как Янус, оглядываться назад в историю, которая может им дать наставления в поведении. Они должны так же, как Янус, смотреть перед собой и с помощью разума согласовывать свои обязанности с положением дела, а будущее с настоящим.

Макиавелли предлагает государям пять вопросов, которые предназначены как тем, которые овладели новыми землями, так и тем, которым надо утвердиться в своем владении. Рассмотрим эти вопросы в перспективе возможных последствий от принятого решения.

Первый его вопрос следующий: должен ли государь обезоружить народ, который он себе подчинил?

При ответе на него следует учесть, что способ формирования армии со времен Макиавелли существенно изменился. Государство всегда хорошо защищено такой армией, которая, содержась в порядке и страхе, бывает иногда слабой, а иногда сильной, от толпы же вооруженных поселян ничего хорошего ожидать нельзя. Хотя во время осады и берутся граждане за оружие, но для того, кто осаждает город, это ничего не значит, поскольку он может устрашить ополчение бомбами и огненными ядрами. Кажется, что наиболее последовательно было бы разоружить жителей покоренной страны. Римляне, опасаясь завоеванной ими Британии и не имея покоя от завоеванного ими народа, решили сделать их добросердечными и нежными, чтобы этим смягчить их воинственность, что им и удалось. Хотя корсиканцы очень немногочисленны, однако они отважны и предприимчивы, как и англичане, и я не думаю, чтобы их каким другим способом, кроме разума и милости, можно было бы укротить. Таким образом, если кто желает господствовать над этими островами, то, думаю, ему необходимо смягчить нравы жителей, чтобы обезопасить себя. Но поскольку я рассуждаю сейчас о корсиканцах, то должен напомнить также и о том, что на их примере мы можем видеть, каким образом на храбрость и добродетель может влиять любовь к вольности и как опасно и несправедливо будет ее притеснять.

Второй вопрос связан с тем, на кого из своих завоеванных подданных должен опираться государь при освоении им новой державы.

Если кто завладеет каким-нибудь государством с помощью заговора отдельных граждан или посредством измены, то в этом случае весьма безрассудно было бы полагаться на изменников, которые и нового государя могут предать. Напротив, те, которые были верны прежнему своему правителю, более способны остаться верными и новому, ибо среди них есть люди, которые, обладая некоторым имуществом, любят порядок и которым каждая перемена приносит вред, хотя, конечно, государю никому не следует доверяться без предварительного рассуждения.

Но положим, что угнетенный народ, низложивший своего тирана, пригласил на царство другого государя. В этом случае, я думаю, что последний во всех случаях должен поступать в соответствии с тем доверием, которое ему оказали подданные. И если он обманет их надежды, то это будет не чем иным, как неблагодарностью. Это, несомненно, сослужило бы ему плохую службу. Принц Вильгельм Оранский[212] оказывал людям, поручившим ему кормило английского государства как дружбу, так и доверие до конца своей жизни. Те же, кто противился ему, вынуждены были покинуть страну вслед за королем Яковом[213].

В государствах с выборным управлением, в которых избрание зависит от партий, многое значит продажность людей, возглавляющих последние. Они думают, что новый государь по восшествии на престол должен притеснять противников его избрания и облагодетельствовать избравших его.

Польша служит нам в этом случае примером. Там престол продавался столь часто, что эту продажу можно было устраивать на публичных торжищах. Своей щедростью польский король может уничтожить все препятствия, стоящие на его пути к власти. Он может знатные фамилии склонить на свою сторону обещаниями различных должностей. Но поскольку люди плохо помнят оказанные им благодеяния, то их память надо чаще освежать новыми дарами. Одним словом, Польская республика подобна бездонной бочке Данаид[214]. Поэтому щедрый король здесь никогда не в состоянии насытить подданных. И так как он должен оказывать многие милости, ему необходимо располагать средствами и на будущее, чтобы иметь поддержку.