Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Денис Г. Хрусталев

Свадьба состоялась в Торопце, а затем продолжилась в Новгороде[319]. Связано это было, возможно, с тем, что собственно Полоцк был занят каким-то другим князем, поддерживаемым Литвой. То есть сам этот брак не означал автоматического утверждения Ярославича в Полоцке, а лишь обозначал его перспективные претензии. С литовцами у Новгорода были давние счеты. Эти дикие племена нападали на новгородские земли с завидным постоянством и нарастающей интенсивностью в 1200, 1213, 1217, 1223, 1225, 1229, 1234 гг[320]. Русские князья сами ходили против языческой Литвы в 1204, 1210, 1219, 1224, 1234 и 1236 гг. (в основном это были погони и ответные – карательные экспедиции)[321].

Для того, чтобы показать пример своему наследнику, Ярослав Всеволодович еще до свадьбы сына весной 1239 г. лично ходил на Смоленск и освободил его от засевших там литовцев, а «смоляны же урядив, и посади у них князя Всеволода Мстиславича на столе»[322]. Летопись подчеркивает, что Ярослав вернулся из этой кампании «со множествомъ полона, с великою честью», что должно говорить о его особенно показательных успехах, ознаменовавших начало фронтального наступления на соседние земли – полнились богатства и население Северо-Востока. Особенно перспективным объектом экспансии должна была стать значительно усилившаяся за последние годы Литва. Регулярным нападениям кровожадных литовцев подвергались новгородские владения вплоть до Старой Руссы и озера Ильмень. Для предотвращения этих набегов в том же 1239 г., сразу после окончания свадебных торжеств, молодой Александр Ярославич приступил к организации линии оборонительных укреплений («городков») в среднем течении Шелони (Порхов и др.)[323]. Эти же укрепления могли использоваться в качестве базы для организации наступления на полоцкие земли.

Примечательно, что Ярослав более активно стал расширять сферу влияния в направлении, параллельном наступлению монгольской армии – чуть севернее. Он открыто (через старшего сына) предъявил права на Полоцк, а в захваченный Смоленск посадил своего ставленника. В жертву был принесен малозначимый теперь Переяславль-Южный, положение которого на границе лесостепи не давало шансов сохранить его в безопасности. Фактически отказавшись от владений на юге, великий князь Владимирский стал верховным сюзереном всех северорусских земель от Полоцка до Нижнего Новгорода и от Ладоги до Смоленска.

«Властитель севера» успел даже провести акт мщения в отношении Михаила Черниговского, отобравшего у него Киев. Завоевывать приднепровские земли, на которые, очевидно, вскоре нападут монголы, было нелепо. Осенью 1239 г. Ярослав совершил настоящий бандитский налет на внутренние области Киевской земли. Особенно это вторжение должно было быть на руку союзникам князя на Волыни.

Поход Ярослава описан в летописи, как изначально направленный к городу Каменцу, который был взят и в котором была захвачена жена Михаила Всеволодовича, уведенная затем вместе с полоном: «Ярослав иде к Каменьцю, град взя Каменец, а княгыню Михаилову со множеством полона приведе в своя си»[324].

В 1239 г. Владимирский князь был невероятно активен. Прошло чуть больше года после Батыева нашествия. На глазах у Ярослава вставало из руин его обширное государство. Была даже отремонтирована Борисоглебская церковь в Кидекше под Суздалем, на освящении которой 24 июля должен был присутствовать сам князь. Ярослав чувствовал прилив сил и строил новые планы. Казалось, что беда миновала, татары были страшным сном, который больше не явится.

Возможно, именно такие чувства должны были подвигнуть владимирского князя ввязаться в новую авантюру в южных землях. Связана она, конечно, была не с планами создания антимонгольской коалиции, а с сугубо внутренним противоборством князей. Готовилось новое издание альянса, заключенного в начале 1237 г.: Даниил и Ярослав против Михаила.

Сопоставляя все произошедшее на юге Руси осенью 1239 г., можно заметить логическую взаимозависимость. Укрывшись в неприступной киевской цитадели, Михаил Всеволодович в эти дни наблюдал за действиями татарских отрядов на территории его родовых черниговских владений. Князь в любой момент ожидал атаки на свою столицу. И после взятия Переяславля-Южного, и после взятия Чернигова эти опасения были вполне оправданными. Отвод сколько-нибудь значимых войск от Киева должен был привести к потере города. Михаил не хотел так рисковать. Жену он отправил подальше от прифронтовой полосы, рассчитывая, что ей там будет безопаснее, а сам упорно сидел взаперти за стенами древнерусской столицы – похоже, что для него так прошел весь 1239 г.

Пассивность Михаила очень скоро оценили соперники и решили ею воспользоваться. В комбинацию были вовлечены Даниил и Василько Романовичи, кто-то из литовских князей, а также великий князь Ярослав, жаждавший мести. Литве отводилась незавидная роль кролика, приманки для «алчных Ольговичей». В эти годы Даниил Галицкий находился в дружеских отношениях с литовским князем Миндовгом, который ходил по его просьбе на Польшу, а теперь вполне мог организовать провокацию против галичан. Вероятно, была создана видимость благоприятных условий для нападения на литовские земли. Ростислав Михайлович, которого отец оставил «в свое место» в Галиче, попался в ловушку: он собрал галицкое ополчение и вывел его из города в полном составе в сторону Литвы. Об этом немедленно доложили Даниилу, который в тот момент держал войска наготове в районе своей новой крепости Холм. Как только волынский князь узнал о случившемся, он двинул всадников на Галич и уже через три дня подступил к городу: «…ишедшю же Ростиславу в поле, Богу же поспешившю прииде весть Данилу будущю ему в Холме, яко Ростиславъ съшел есть на Литву с всеми бояры и снузникы, сему же прилучившуся, изыде Данил с вои ис Холъма и бывшю ему третии день у Галичи»[325].

Расстояние примерно в 250 км (от Холма до Галича) было преодолено за трое суток! Более восьмидесяти километров в день! Даже монголам такие скорости не снились. Нет никаких сомнений, что этому рейду предшествовали серьезная подготовка и тренировка. Все было очень хорошо спланировано. В блокировании коммуникаций между Галичем и Киевом мог принимать участие Ярослав Всеволодович, примерно в это время организовавший нападение на Каменец (один из Болоховских городов), расположенный в ключевом пункте между Киевской и Галицкой землями.

Оставшиеся в Галиче горожане открыли ворота Даниилу. Скорее всего, большинство из них были сторонниками волынского князя, что еще раз подтверждает хорошую почву для перехода власти. В летописи отмечено, что местный епископ Артемий и «дворский» Григорий пытались воспротивиться вступлению Даниила в город, но большинство простых галичан заставили их отступить и выйти к новому князю. Тактика «изгона» осталась в прошлом. Теперь Даниил готовил захват города планомерно и собирался владеть им долго: «Данило же вниде въ град свои и прииде к пречстеи и святеи Богородици, и прия стол отца своего и обличи победу и постави на Немецкых вратех хоруговь свою»[326].

Ростислав понял, что его обманули, уже на второй день пути. Он повернул обратно, но было поздно. Полки оказались в окружении, в безвыходном военном положении. Их со всех