Порождающая огонь - Стивен Кинг

Показался отец, и дочь с ним рядом - значит, Джулз входит в игру. Телескопические линзы увеличивали девочку до гигантских размеров; на фоне посеревших досок ее парка выделялась сочным голубым, пятном. Рэйнберд успел заметить чемоданы в руках Макги; еще немного, и не на кого было бы устраивать засаду.

Девочка не подняла капюшона и молнию застегнула лишь наполовину, распахнутый ворот открывал горло. И тут ему опять повезло - день выдался довольно теплый.

Он подвел палец к спусковому крючку и нашел перекрестьем оптического прицела ямку на шее. Если есть на то воля.

Он нажал на спуск. Послышалось глухое пфат! - и из ствола выполз кренделек дыма.

Они уже готовы были спуститься с крыльца, когда Чарли вдруг остановилась, издав горлом какой-то сдавленный звук. Энди бросил чемоданы. Он ничего не услышал, но случилось что-то страшное. С ней, с Чарли.

- Чарли! Чарли!

Он весь обратился в зрение. Она застыла как статуя, невероятно красивая среди сверкающей белизны. Невероятно маленькая. И вдруг до него дошло. Это было так чудовищно, так непоправимо, что сразу не укладывалось в голове.

У Чарли из горла, пониже хрящика, торчала длинная игла. Рукой в варежке Чарли судорожно нашарила иглу, но не сумела вынуть, а только вывернула кверху под острым углом. Из ранки побежала струйка крови. Она образовала узор на воротнике рубашки и слегка окрасила искусственный мех, там, где была вшита молния.

- Чарли! - закричал он. У нее уже закатывались глаза, она клонилась назад, когда он подхватил ее. Он бережно опустил Чарли на крыльцо, продолжая повторять ее имя. Стрела поблескивала на солнце. Чарли вся обмякла, как мертвая. Прижимая ее к себе и баюкая, он прочесывал взглядом лес, весь залитый светом и словно покинутый птицами и людьми.

- Кто это сделал? - выкрикнул он. - Кто? Выйди, я должен тебя увидеть!

Из-за крыльца вынырнул Дон Джулз. Он двигался бесшумно в своих теннисных тапочках. Он держал наготове пистолет 22-го калибра.

- Кто застрелил мою дочь? - крикнул Энди. Горло саднило, но не от крика. Он прижимал к себе безнадежно обмякшее, бескостное тело в голубой парке на меху. Он извлек двумя пальцами стрелу - вновь струйка крови.

Отнести ее в дом, мелькнуло в голове. Надо отнести ее в дом. Джулз приблизился и выстрелил ему сзади в шею - так актер Бут выстрелил когда-то в президента. На мгновение Энди привстал, еще крепче прижимая к себе Чарли. И тут же рухнул на нее ничком.

Джулз убедился, что Макги без сознания, и помахал своим, прятавшимся в лесу.

- Делов-то, - буркнул он. Рэйнберд уже бежал к дому, утопая в вязкой мартовской каше. - Делов-то. А разговору было!

СВЕТ ГАСНЕТ

Первым звеном в цепи событий, что привели к небывалым по размаху разрушениям и человеческим жертвам, явилась летняя гроза, во время которой отказали оба генератора.

Гроза разразилась девятнадцатого августа, спустя почти пять месяцев после боевой операции во владениях Грэнтера в Вермонте. Десять дней парило. А тут, как перевалило за полдень, сгустились грозовые тучи; впрочем, никто из сотрудников, работавших в двух красивых, построенных еще до гражданской войны особняках, чьи фасады разделяло широкое зеленое полотно газона с ухоженными клумбами, никто не принял всерьез грозного предупреждения - ни садовники, оседлавшие свои газонокосилки, ни женщина-оператор, которая обслуживала ЭВМ подразделения А - Е (а также автоматизированную линию подачи горячего кофе) и которая, пользуясь обеденным перерывом, вывела из конюшни красавицу лошадь и пустила ее в галоп по идеальной дорожке для верховой езды, ни, тем более, Кэп - он осилил богатырский бутерброд в своем кондиционированном офисе и снова взялся за бюджет предстоящего года - что ему до этой парилки за окном?

В тот день, вероятно, лишь один человек из всей Конторы - Рэйнберд за версту почуял грозу, оправдывая таким образом свое имя. Он подъехал к стоянке машин в двенадцать тридцать, хотя отметиться перед началом работы он должен был в час. С утра ломило суставы и ныла искромсанная пустая глазница - не иначе к дождю.

Он приехал на стареньком облезлом рыдване с наклейкой "О" на ветровом стекле. Он был в белом халате уборщика. Перед тем как выйти из машины, он закрыл глаз узорчатой повязкой. Он носил ее только в рабочие часы - ради девочки. Повязка смущала его. Она напоминала ему о потерянном глазе.

Огороженный со всех сторон паркинг был поделен на четыре сектора. Личная машина Рэйнберда, новенький желтый "кадиллак", заправленный дизельным топливом, имел наклейку "А" на стекле. Что означало: стоянка для важных персон; она находилась под окнами особняка, расположенного южнее. Подземный переход и лифты соединяли стоянку для важных персон непосредственно с вычислительным центром и помещениями для экстренных совещаний, обширной библиотекой, залами для периодики и - с этого можно было начать - приемной; за безликой табличкой скрывался целый комплекс лабораторий и примыкавших к ним помещений, где содержались Чарли Макти и ее отец.

Стоянка "В" - для служащих второго эшелона - была чуть подальше. Еще дальше находилась стоянка "С" - для секретарш, механиков, электриков словом, для технического персонала. Стоянка "D" предназначалась для безликой массы - для тех, кто, как говорил Рэйнберд, на подхвате. Эта стоянка, с ее богатой и пестрой коллекцией развалин детройтского происхождения, находилась совсем на отшибе, оттуда было уже рукой подать до Джексон-Плейнс, где еженедельно устраивались гонки на фургонах для скота.

"Вот где развели бюрократию", - подумал Рэйнберд, запирая свой рыдван; он задрал голову, чтобы убедиться - тучи сгущаются. Грозы не миновать. Часам к четырем ливанет, решил он.

Он направился к сборному домику из гофрированного железа, предусмотрительно упрятанному среди высоких сосен: здесь отмечались служащие пятой и шестой - низших - категорий. Халат Рэйнберда развевался. Мимо проехал садовник на одной из полутора десятков газонокосилок, находившихся в ведении отдела озеленения. Над машиной парил веселенький цветастый зонтик от солнца. Садовник, казалось, не замечал Рэйнберда - тоже отголосок бюрократических порядков. Для работников четвертой категории тот, кто принадлежал к пятой, превращался в человека-невидимку. Даже обезображенное лицо Рэйнберда почти не обращало на себя внимания - как во всяком правительственном агентстве, в Конторе работало достаточно ветеранов, внешность которых была "в полном порядке". Американскому правительству незачем было учиться у фирмы "Макс Фактор" косметическим ухищрениям. Существовал один критерий: ветеран с явным увечьем - протез вместо руки, инвалидное кресло, обезображенное лицо - стоил трех "нормальных" ветеранов. Рэйнберд знавал людей с душой и мыслями, изуродованными не меньше, чем его лицо во время той вьетнамской прогулочки в веселой компании, людей, которые бы с радостью пошли хоть разносчиками в "Пиггли-Виггли". А их не брали - вид не тот. Жалость к ним Рэйнберд не испытывал. Все это его скорее забавляло.