Королевская охота - Амеде Ашар

Но Эктор его уже не слушал. Он отпустил поводья своей лошади, и взбешенный Кок-Эрон должен был догонять его во всю прыть.

— Береги свое наставление, оно пригодится завтра, — сказал Фуркево и в несколько скачков настиг Эктора.

Они скакали до Парижа без задержки, но у заставы пришлось умерить неистовый галоп: тысячи препятствий преграждали дорогу. Поль воспользовался минутой отдыха, чтобы, наклонившись к уху Эктора, сообщить ему:

— Знаете ли вы, милый маркиз, что вы счастливейший человек во всей Франции: вы срываете в сумерках простой цветок, не думая ни о чем, так, из рассеянности, а он служит золотым ключом, отворяющим вам настежь врата храма Цитеры.

— У вас один вздор в голове, — ответил Эктор. — К чему, скажите пожалуйста, вся эта мифология?

— Это отличительная черта моего характера…Я никогда не думаю о любовных похождениях без того, чтобы воспоминание о всех богах Олимпа не представилось моему воображению. Поверите ли? Я долго жалел, что не стал академиком, а то написал бы книгу о высшей мифологии, в применении к теме любви.

— Так напишите, — сказал Эктор, думавший о брате Иоанне и понукавший свою лошадь, не задумываясь, что мог бы раздавить нескольких обывателей.

— Счастье уже делает вас эгоистом. Под какой звездой вы родились? Вы можете сказать подобно Цезарю: пришел, увидел, победил. Потому что вы победили.

— Ну, скажите, — отвечал Эктор, — вы серьезно?

— Серьезней самого папы.

— И вы думаете…

— Я думаю, что сегодня в первый раз в жизни я не желаю называться герцогом Беррийским.

— И это потому, что по капризу мне поручена должность казначея, потому что каприз доставил мне полчаса разговора наедине, потому что случай дал мне в руки цветок, ваше воображение разыгралось?

— Во-первых, мой друг, позвольте мне заметить, что уж слишком много капризов и случаев одновременно…С такими добрыми товарищами заходят далеко…

— Да, когда идут, но если остаются на месте?

— Никогда не остаются!

— Однако, возразил Эктор, — если вы меня принуждаете говорить серьезно о вздорных вещах, почему же принцесса удостаивает меня внимания, которым не награждает других?

— Потому что, априори, как говорят в Сорбонне, им всегда удостаивают кого-то. Этим кем-нибудь мог быть другой, но вперед вышли вы.

— Это не доказательство.

— Доказательств у меня десятки. Во-первых, в тот момент, когда вас считают в изгнании, то есть, более чем мертвым, вы неожиданно являетесь из армии, как принц сказок Перро. С первого раза вы овладели милостью короля, этой неприступной крепостью. Тут есть чем, согласитесь, привлечь внимание людей. Но это ещё не все. В это дело вмешивается таинственность. Рассказывают чудеса о вашей храбрости, и я кричу громче всех. К том уже Венера всегда обожала Марса. Вы молоды, хорошо сложены…

— Есть столько других, гораздо лучше.

— Три четверти мужчин будут служить доказательством обратного. К тому же о вас идет молва как о человеке, влюбленном в незнакомку.

— А, вот как!

— И вы мне ею обязаны.

— Но зачем же вы проговорились?

— Сам не знаю. Я думаю, что это случилось как-то вечером во время разговора о Пираме и Тизбе. А в наше время подобные любовники редки. Ваша слава приняла в четверть часа колоссальные размеры: придворные дамы вздыхают, вспоминая о вас.

— Что за глупость!

— Вы разорвали десяток любовных связей. Уже это могло возбудить любопытство женщины. Верность — магнит, их привлекающий. Если бы вы не любили, если бы, главное, вы не были любимы, на вас, может быть, не обратили бы внимания. Но теперь ваше положение самое выгодное, и ваша победа обещает придворным Евам всю прелесть, всю остроту, всю обворожительность запретного плода.

Эктор улыбнулся, а Фуркево продолжал:

— Я не ошибаюсь на этот счет: мужчина сделан из сена, а женщина — из огня. И если есть наука, в которой я немного сведущ, так это география нежной страсти. От тропинок услужливости 1 0до рощи совершенного блаженства 1 0не так далеко, как думают, и вы убедитесь в этом по опыту.

— Надеюсь, что нет.

— Боже мой, что я слышу? — вскричал Поль.

Но Эктор, видевший перед собой Пон-Нев, уже его не слушал. Оба всадника осмотрели мост со всех сторон.

Брата Иоанна там уже не было.

Прохожие, к которым Эктор обращался с расспросами, ничего не видели. Там и сям стояли группы гуляк, солдат и бродяг, но ни один из них не обращал внимания на двух дворян.

— Ну вот! — сказал Кок-Эрон, не перестававший ворчать с самого отъезда из Марли, — вот что значит ловить ворон в аллеях сада.

— Эй, приятель, — важно заметил Фуркево, — говори повежливей о незнакомых тебе птицах.

— А мне что за дело до них? Трещат чечетками о пустяках, а о разговоре с дельными людьми забывают.

Эктор проехал десять раз взад и вперед по Пон-Нев. На десятом круге он остановился.

— Если брату Иоанну нужно будет со мной переговорить, он знает, где меня найти, — сказал он, — прекратим поиски.

— Вы возвращаетесь в Марли? — спросил Поль.

— Совсем нет, я еду к Рипарфону.

— Тогда спокойной ночи! Я с вами расстаюсь.

— Вы едете к Сидализе?

— Да, мой друг, добродетель обязывает выполнить свой долг.

— Как вы это понимаете?

— Очень просто. Я чувствую себя очень расположенным к меланхолии, а когда я в таком состоянии духа, я готов сделать много глупостей. Сидализа мой щит и покров.

Поль отправился к Сидализе, а Эктор поехал берегом Сены. Некоторое время спустя он вдруг услышал за собой цокот копыт. Обернувшись, он узнал Поля.

— А как же добродетель, предписывающая вам ехать к Сидализе? — спросил Эктор.

— Признаться, — ответил Поль, — я раздумал. Видите ли, я часто размышляю, хотя этого никто не замечает, и это размышление меня убедило, что вежливость запрещает мне посещать особу, меня не ожидающую.

Эктор посмотрел на Поля с улыбкой.

— Смейтесь сколько вам будет угодно. Я не любопытен и не хочу знать того, чего не знаю. Есть ревнивцы, которые, подобно волкам, прокрадываются ночью к своим красавицам; эти люди неделикатны. Есть любовники, которые стучатся в дверь, когда их полагают за тысячу верст; это ветреники.

— И вы не хотите быть ни деликатным, ни ветреным?

— Вы угадали.

Разговаривая таким образом, оба всадника приехали на улицу Сент-Оноре.

Лакей стоял на крыльце, ожидая Эктора.

— Ваше сиятельство, — сказал этот лакей маркизу, — в сумерках пришел человек, который вас спрашивает.

— Сказал ли он тебе свое имя?

— Да, ваше сиятельство, его зовут братом Иоанном.

— Где он?

— Он там, наверху, ожидает ваше сиятельство.