'Орлы Наполеона' - Александр Григорьевич Домовец

— Годы уже не те, Варвара Фёдоровна, — пожаловался Сергей самым серьёзным тоном. — Только и осталось на молодёжь смотреть, завидовать…

Глядя на Белозёрова, которому до сорока было ещё не близко, Бобринская засмеялась. Художник и сам не выдержал — улыбнулся. В старики себя он, естественно, не записывал, рановато, однако вкус к танцам с годами утратил. А ведь когда-то любил, в гусарскую-то пору. Бывало, обнимешь партнёршу за талию, посмотришь в глаза дерзко (та, естественно, потупится), и "раз-два-три", "раз-два-три", "раз-два-три"… А потом хватишь фужер шампанского, — и снова танцевать. Эх, молодость, молодость…

— Я к вам с просьбой, — скромно сказала Варвара, заранее краснея.

И было от чего! В руках молодая вдова держала… Ну, конечно, альбом. И в нём, разумеется, были рисунки. И просьба, естественно, касалась просмотра и оценки её художественных упражнений. И уж, само собой, отказать не было ни малейшего шанса, экий карамболь… А так хотелось! Но в салоне его просто не поняли бы.

— Давайте, — меланхолически сказал Сергей, протягивая руку.

Рисунки Варвары были по-детски непосредственны и по-детски же неумелы. Домашний интерьер, садовый пейзаж, пригревшаяся на подоконнике кошка… Листая страницы альбома, Сергей мрачно размышлял, как бы потактичнее объяснить начинающей художнице, что говорить пока не о чем. Варвара, чуть дыша, заглядывала ему в глаза. За спиной сопел Стецкий, весь вечер не отходивший от Бобринской. Ну, как было казнить надежду и ожидание похвалы?

— А что, — сказал Сергей наконец, презирая себя. — Мило. Очень мило. Мне нравится.

Глаза Варвары широко раскрылись.

— Правда? — пролепетала она, часто-часто обмахиваясь веером.

— Талантливо, не так ли? — подхватил Стецкий.

— Н-ну, о таланте говорить ещё рано, — возразил Сергей. Ври, да знай меру. — Видите ли, Варвара Фёдоровна, кроме таланта надобно ещё и ремесло. Проще говоря, в живописи, как и в любом деле, есть своя техника. И пока человек ею не овладеет, художник из него не получится. Рекомендую вам как следует позаниматься с педагогом. Год или два.

— А потом?

— А потом вы научитесь рисовать, и, возможно, перед вами откроется дорога в искусство. Пока же позвольте дать вам маленький наглядный урок…

С этими словами Сергей достал из внутреннего кармана визитки изящный футляр с карандашами (всегда носил с собой, — мало ли где и когда накроет вдохновение) и на чистом листе альбома в течение трёх минут набросал портрет Варвары. Конечно, то был эскиз, но эскиз, хорошо передающий красоту и молодую женственность Бобринской: нежный овал лица, прямой носик, маленький пухлый рот, большие глаза и по-девчоночьи очаровательные кудряшки у висков…

— Вы просто волшебник! — выдохнула Варвара, заворожённо следившая за быстрыми, уверенными движениями Белозёрова.

— Ничуть, — сказал Сергей, заканчивая портрет. — Я просто умею рисовать. Чего и вам желаю. Учился этому долго и, надеюсь, не зря…

— Да уж точно, что не зря, — сказал Стецкий, переводя взгляд с оригинала на портрет.

— A-а, вот и Дмитрий Матвеевич! — воскликнул Сергей, угрожающе занося карандаш. — Поди-ка сюда…

Неожиданно им овладело весёлое настроение. Повинуясь ему, так же быстро изобразил приятеля. При этом слегка подправил изображению нос, чуть увеличил глаза и придал лицу мужественное выражение. Теперь в альбоме на соседних листах было два портрета. Варвара смотрела на Стецкого, а Стецкий на Варвару. Понимай, как хочешь… Кажется, Стецкий замысел Сергея понял правильно и украдкой, с чувством, пожал руку. А Бобринская вдруг заалела и улыбнулась.

Вернув пунцовой Варваре альбом, Сергей спрятал футляр с карандашами в карман. Рука наткнулась на плотный бумажный прямоугольник. Это было письмо из Парижа, которое передал издатель Викентьев. Сергей достал конверт. Он был надписан по-французски крупным твёрдым почерком. "Господину Белозёрову лично". Интересно всё-таки, кто же пишет, поклонник или поклонница? Хотя почерк вроде мужской…

— Сергей Васильевич, можно вас отвлечь? громко и чуть капризно позвала Строганова с другого конца гостиной. — У нас тут вышел спор по поводу парижских достопримечательностей…

Сергей со вздохом спрятал конверт в карман, поднялся и обречённо побрёл к хозяйке салона. Вежливый побег откладывался на неопределённое время.

…Смотреть на Ефимова сейчас было забавно. В глазах сурового разведчика горело ребяческое нетерпение пополам с любопытством. Очень уж ему хотелось узнать тайну Ла-Роша. И Сергей томить генерала не стал.

— За день до отъезда из деревни я отправился в замок…

— Что, один? — перебил Ефимов. — После всего, что произошло?

— А почему бы и нет? Страшное было уже позади. К тому же погода хорошая, время дневное. Долгову было плохо, отлёживался. С Фалалеевым беседовал следователь… В общем, собрался и пошёл. Страшно хотелось напоследок разобраться, что же там происходит, в этом несчастном замке. Я в привидения не верю, но ведь что-то там воет, да ещё как…

Вспомнил безумные глаза Марешаля и собственный тошнотворный ужас. Покрутил головой.

— Продолжайте, — поторопил генерал.

— Ну, перешёл по мосту через ров, углубился внутрь. Там сам чёрт ногу сломит. Весь пол завален камнями, мусором каким-то. Замок практически разрушен, однако подобие планировки внутри всё же сохранилось. Начал я бродить по залу, по комнатам. Чего ищу, — сам не знаю. — Усмехнулся. — Но всё-таки нашёл…

Нашли — что?!

— Это непросто описать, Виктор Михайлович… Ну, вот представьте: в одной из комнат донжона стоит на полу такая, что ли, нелепая с виду конструкция. Собрана из полых трубок различной длины и диаметра. Причём трубки по отношению друг к другу расположены под разными углами. Довольно массивная конструкция, объёмная. А трубки сделаны из чего-то вроде обожжённой глины. — Сергей выдержал паузу, давая собеседнику осмыслить сказанное. — И вот стою возле этой машины и слышу вдруг, что она воет. Тихонько так, но противно до жути.

— Почему же это она воет?

— Я так понимаю, согласно законам физики и акустики… Уже после возвращения домой я тут кое-что почитал, кое с кем из умных людей пообщался. Ну, описал машину… Короче, конструкция эта — не что иное, как акустический прибор для улавливания воздушных потоков, которые служат основой для создания звукового резонанса.

Ефимов не выдержал, засмеялся.

— Вы где таких слов набрались, Сергей Васильевич?

— Я же говорю, — почитал, пообщался… Заметьте, погода замечательная, а эта зараза всё равно воет, хотя и тихонько. Всего-то лёгкий сквозняк внутри замка от разрушенных окон с бойницами и прохудившейся крыши. А представьте, что творится, когда на дворе ураган? Убойная сила необыкновенная, до сумасшествия может довести, а то и до разрыва сердца. Пробовал, знаю…

Ефимов взялся за голову.

— Откуда ж появился в такой глуши этот прибор-убийца? — спросил поражённо. — С неба, что ли свалился?

Сергей отрицательно покачал головой.

— Из замка я направился к мэру Ла-Роша Бернару, — продолжал, закуривая. — Вроде как попрощаться перед отъездом.