Игра Арканмирра - Петр Верещагин

Фигура остановилась. Череп бесшумно повернулся в мою сторону.

— Добро пожаловать, — молвил Рыцарь Смерти глухим, утробным голосом. — Рекомендую сдать оружие.

Во всех легендах на заявление подобного рода бесстрашный Герой отвечает нечто вроде: «Убирайся в Бездну, мертворожденный ублюдок водяной крысы!» — и Рыцарь Смерти, издав вопль дикого ужаса, поспешно исполняет требование. Только я отчего-то вдруг усомнился в истинности сих легенд…

Издав неопределенный звук, больше походивший на попытку сдержать рвотные позывы, нежели на боевой клич, я вышел из темноты, едва переставляя холодеющие ноги. О мече я не забывал, нет; но и пускать его в ход покуда не собирался. Если для звания Героя необходима патологическая тяга к самоубийству, так у меня ее и близко не имелось — жизнь мне была дороже любого звания.

Рыцарь Смерти поднял левую руку, согнув пальцы латной перчатки смутно знакомым жестом.

— Замри! — приказал он.

В тот же момент меня охватило оцепенение: двигаться могли только глаза.

По мановению руки Рыцаря Смерти несколько скелетов подняли меня на плечи и понесли. Куда? Оставалось лишь догадываться…

— Отомри, — произнес Рыцарь Смерти.

Жизнь вернулась в тело.

Разминая ноющие руки, я повернулся к тому, кого назвали Хозяином. Встретив его холодный взгляд, я невольно подумал: неужели у всех этих колдунов был один и тот же папаша? Рожа Хозяина выглядела точной копией физиономии Дран Драггора, чем-то напоминая в то же время как Повелителя Драгоценностей, так и других чародеев, встреченных мною на жизненном пути…

— Зачем ты здесь? — прошипел Хозяин.

Я хотел было пожать плечами, но тут внутри меня проснулась некая иная личность. Ощущение Иного Разума застало меня врасплох, и Он успел занять тело до того, как я вступил в борьбу. После этого драться было бессмысленно, по крайней мере, пока Он/Я — а вернее, Мы — находились внутри Смеющегося Черепа в окружении врагов. Вот как-нибудь потом…

— Thea Orb’ xak redan et-Shawk: ner’wreign, o Ravashack! — сорвалось с моих губ.

Не знаю, было ли лучшей идеей предлагать колдуну выдернуть свои зенки и протереть их получше… Во всяком случае, я бы воспринял это как оскорбление.

Равашак же подскочил вместе с креслом. В буквальном смысле этого слова — черный конический колпак, венчавший его голову, смялся от удара о потолок. На бледном лице, однако, не было гнева — лишь несказанное удивление.

— Невозможно, — прошептал он, но в его словах не чувствовалось уверенности.

— Тебе ли судить о том, Дурной Глаз? — снисходительно сказал Он моими устами. — Ты просидел внутри своей твердыни более трех веков, дезертировав из рядов Странников. И чего за это время добился? Окружив себя толпами бессмертных созданий, — слово «бессмертных» было выделено особо язвительной интонацией, — ты дрожишь при первом признаке появления живого существа на этой богами забытой скале. Пойми, Равашак: Странникам наплевать на тебя и твои стремления. Они делают то, что должны делать.

— Да уж конечно! — Равашак оправился от потрясения и заговорил так, как и подобает некроманту: — Играют в крутых специалистов, способных за некоторую плату выполнить даже Невозможное. Это действительно то, к чему их готовили всю сознательную жизнь!

«Готовили всю жизнь?» — мысленно вопросил я, но ответа не получил, поскольку Он сам был занят беседой.

— ИХ готовили? — ядовито усмехнулся Он. — Ты ведь также входишь в число Странников, как бы ни старался откреститься от законного родства. И не спорь, не выйдет. Кровь сильнее слов. Судьба Странников — также и твоя судьба.

Равашак Дурной Глаз повертел на пальце тонкую цепочку, составленную из косточек летучих мышей.

— И какова же судьба Странников? — осведомился он наконец.

— Поддерживать суть Игры; разумеется, не докладывая о том местным Игрокам. Ты что, ожидал иного ответа?

— Суть Игры… — презрительно бросил некромант. — Я давно забросил эту дурацкую затею.

— Можешь говорить все что твоей душе угодно. Это уже не имеет значения. — Он перешел на язык Бездны: — Tar’mylman Thea Carmedon Carmea Thy an’ghorn!

Игра — твоя участь, ибо лишь законы Игры дают тебе право на существование…

— Убей его, — прошептал Дурной Глаз, теряя сознание.

Рыцарь Смерти вытянул левую руку и молвил: «Умри!»

Я, однако, не выполнил его любезного пожелания и отразил заклятье смерти вспыхнувшим лезвием меча, в мгновение ока возникшего у меня в руке. Вот именно у МЕНЯ: Он опять удалился в неведомую даль, предоставляя мне самому выпутываться из созданной Им малоприятной ситуации.

— Неплохо, — небрежно кивнул Рыцарь Смерти, поднимая правую руку ладонью вверх. — Огненный шар!

Пузырь желтого пламени материализовался прямо над моей головой, заставив волосы на макушке завиться от жара. Но я успел отскочить в сторону, и пылающий шар прожег лишь дыру в полу.

— Отлично, — похвалил меня Рыцарь Смерти, мощным пинком отбрасывая свое кресло на другую сторону комнаты. — Баньши![29]

Слева от него появилась серая, призрачная фигура старой карги, опиравшейся на корявую клюку. Рыцарь Смерти спокойно стоял в ожидании, скрестив руки на груди. Старуха открыла рот и завизжала.

Этот вопль мог бы обратить в бегство армию неустрашимых искателей приключений, а любого одинокого человека (и не только человека) свел бы с ума или убил на месте.

Любого, но не меня. После того акустического удара, что нанес мне умиравший дракон в Храме Темной Луны, ни один визг впечатления на меня уже не производил.

Дождавшись, покуда баньши закончит свою песню, я ухватил ее за шиворот и сбросил в дыру, оставшуюся после огненного шара. Рыцарь Смерти клацнул отвисшей от удивления челюстью.

— Невероятно, — согласился я с его мыслями, — однако теперь моя очередь.

— Пожалуйста, — кивнул противник, со скрежетом выдирая из заржавевших ножен рыцарский меч. Лезвие, впрочем, играло отблесками чистой стали без малейших следов коррозии.

Быстрый обмен выпадами показал, что Рыцарь Смерти физически сильнее меня (в чем я ни единой секунды не сомневался), но в скорости я имею некоторое превосходство (что явилось для него откровением). Кроме того, мифриловый клинок без труда пробивал его латы и наносил болезненные раны даже легким прикосновением, а вот тяжелый рыцарский меч отскакивал от мифриловой брони, оставляя на мне только синяки. С синяками вполне можно было примириться, так что я стиснул зубы и усилил натиск. Противник отступал, с каждым шагом теряя самообладание.