Жизнь двенадцати цезарей - Гай Светоний Транквилл

22. В священных обычаях, в гражданских и военных порядках, в отношении всех сословий, как в Риме, так и в провинции, он сделал много изменений, восстановил забытое и даже ввел новое.

В коллегиях жрецов, предлагая к принятию новых членов, он при всяком имени непременно приносил клятву; тщательно следил, чтобы при малейшем землетрясении в Риме претор созывал собрание и приостанавливал дела, а при появлении над Капитолием зловещей птицы устраивалось молебствие; и на правах великого понтифика сам возглавлял его перед народом с ростральной трибуны, удалив заранее толпу служителей и рабов[88].

23. Судопроизводство, разделенное ранее на летнее и зимнее полугодия, он сделал непрерывным. Дела о посмертной доверенности[89], которые обычно поручались должностным лицам на каждый год и только в Риме, он стал поручать надолго и даже провинциальным властям. В законе Папия-Поппея он отметил добавленную Тиберием статью о том, что шестидесятилетний человек к произведению потомства уже не способен. (2) Он постановил, чтобы опекуны сиротам назначались вне очереди консулами[90], и чтобы лица, высланные магистратами из провинций, не допускались также в Италию и Рим. Ввел он также новый род ссылки, запретив некоторым лицам отлучаться из города дальше, чем на три мили.

В сенате, собираясь докладывать о делах особой важности, он садился между двумя консулами или на скамью народных трибунов[91]. Разрешения на отпуска, за которыми обычно обращались к сенату, он стал давать по собственному усмотрению. 24. Консульские украшения он предоставлял даже провинциальным наместникам второго разряда[92]. У тех, кто отказывался от сенаторского достоинства, он отнимал и всадническое Несмотря на то, что вначале он обещал выбирать в сенат только тех, чьи предки до пятого колена[93] были римскими гражданами, однажды он предоставил сенаторское достоинство даже сыну вольноотпущенника[94], – правда, с тем условием, чтобы прежде он был усыновлен римским всадником. А во избежание нареканий он объявил, что и цензор Аппий Слепой, его родоначальник, избирал в сенат сыновей вольноотпущенников, – он не догадывался, что во времена Аппия и даже позже вольноотпущенниками назывались не те, кто сами получали вольную, а их дети, родившиеся уже свободными. (2) Коллегии квесторов вместо заботы о мощении дорог он поручил устройство гладиаторских игр; и освободив квесторов от обязанностей в Галлии и в Остии[95], он вернул им заведование казной[96] при храме Сатурна, принадлежавшее до того преторам или, как и теперь, бывшим преторам.

(3) Триумфальные украшения Силану, жениху своей дочери, он назначил, когда тот был еще подростком[97], а людям постарше он давал их так широко и с такой легкостью, что ходило письмо от имени всех легионов с просьбой, чтобы легаты консульского звания, получая войска, сразу получали и триумфальные украшения и не искали бы любого повода завести войну. Авлу Плавтию он назначил даже овацию, а когда тот вступил в Рим, то он вышел ему навстречу и сопровождал на Капитолий и с Капитолия, шагая по левую руку от него[98]. А Габинию Секунду, победившему германское племя хавков, он позволил принять даже прозвище Хавка.

25. Для всадников он установил такой порядок прохождения воинской службы, чтобы они получали под начало сперва когорту, потом конный отряд и, наконец, легион; он назначил им жалованье и ввел условную службу[99], названную «неуставной», которую можно было отслуживать заочно и только по имени. Солдатам он сенатским указом запретил входить в дома сенаторов для приветствия. Вольноотпущенников, выдававших себя за римских всадников, он лишал имущества, а тех, на кого патроны жаловались за неблагодарность, возвращал в рабство, заступникам же их заявил, чтобы они после этого уже не подавали ему жалоб на собственных вольноотпущенников. (2) Так как иные, не желая тратиться на лечение больных и истощенных рабов, выбрасывали их на Эскулапов остров, то этих выброшенных рабов он объявил свободными: если они выздоравливали, то не должны были возвращаться к хозяину, а если хозяин хотел лучше убить их, чем выбросить, то он подлежал обвинению в убийстве. Путешественникам он запретил эдиктом проходить через города Италии иначе, чем пешком, в качалке или в носилках. В Путеолах и Остии[100] он поставил по когорте для предотвращения пожаров.

(3) Лицам иноземного происхождения он воспретил принимать римские имена – по крайней мере, родовые. Кто ложно выдавал себя за римского гражданина, тому отрубали голову на Эсквилинском поле[101]. Провинции Ахайю и Македонию, которые Тиберий взял под свое управление, он вернул сенату. Ликийцев за пагубные междоусобицы он лишил свободы, родосцам, покаявшимся в былых провинностях, вернул свободу[102]. Жителей Илиона как родоначальников римского народа он навеки освободил от подати, огласив написанное на греческом языке старинное письмо, в котором сенат и народ римский предлагал царю Селевку дружбу и союз только за то, чтобы он предоставил соплеменникам их илионянам, свободу от всяких поборов. (4) Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом[103], он изгнал из Рима. Германским послам[104] он позволил сидеть в орхестре, так как ему понравилась их простота и твердость: им отвели места среди народа, но они, заметив, что парфяне и армяне сидят вместе с сенаторами, самовольно перешли на те же места, заявляя, что они ничуть не ниже их ни положением, ни доблестью. (5) Богослужение галльских друидов[105], нечеловечески ужасное и запрещенное для римских граждан еще при Августе, он уничтожил совершенно. Напротив, элевсинские святыни он даже пытался перенести из Аттики в Рим, а сицилийский храм Венеры Эрикийской[106], рухнувший от ветхости, по его предложению был восстановлен из средств римской государственной казны. Договоры[107] с царями он заключал на форуме, принося в жертву свинью и произнося древний приговор фециалов[108].

Однако и это, и другое, и все его правление по большей части направлялось не им, а волею его жен и вольноотпущенников, и он почти всегда и во всем вел себя так, как было им угодно или выгодно.

26. Помолвлен он еще в юности был дважды: сначала с Эмилией Лепидой[109], правнучкой Августа, потом с Ливией Медуллиной, носившей тогда имя Камиллы и происходившей из древнего рода диктатора Камилла. Первую он отверг еще девушкой, так как родители ее были врагами Августа, вторая умерла от болезни в тот самый день, когда была назначена свадьба. (2) После этого он был женат на Плавтии Ургуланилле[110], дочери триумфатора, а затем на Элии Петине, дочери консуляра. С обеими он развелся: с Петиной из-за мелких ссор, а с Ургуланиллой из-за ее наглого разврата и из-за подозрения в убийстве. После них он женился на Валерии Мессалине, дочери Мессалы Барбата, своего родственника. Но узнав, что в заключение всех своих беспутств и непристойностей она даже вступила в брак с Гаем Силием и при свидетелях подписала договор, он казнил ее смертью, а сам на сходке перед преторианцами поклялся, что так как все его супружества были несчастливы, то отныне он пребудет безбрачным, а если не устоит, то пусть они заколют его своими руками. (3) И все же он не мог удержаться от помыслов о новом браке – то с Петиной, которую сам же когда-то прогнал, то с Лоллией Павлиной, которая была замужем за Гаем Цезарем[111]. Однако, обольщенный лукавствами Агриппины, которая была дочерью его брата Германика и пользовалась своим правом на поцелуи и родственные ласки, он нашел людей[112], которые на ближайшем заседании предложили сенату обязать Клавдия жениться на Агриппине, якобы для высшего блага государства, и дозволить подобные браки для всех, хотя до той поры они считались кровосмесительными. И чуть ли не через день он справил свадьбу; однако примеру его никто не последовал, кроме одного вольноотпущенника и одного старшего центуриона, свадьбу которого он с Агриппиною сам почтил своим присутствием.