Дом Безгласия - Джеймс Дашнер

– Я скучаю по старым добрым временам, когда мы думали, что Коротышка один.

Меня это тоже угнетало. Когда один маньяк терроризирует город, уже плохо и страшно. А когда появляются еще двое с мешками на головах, явно в сговоре с Коротышкой, это просто невыносимо. Как будто вывеска на карнавале призраков: «Трое убийц по цене одного! Налетай, подешевело!» Я уже рисовал в воображении противного ярмарочного зазывалу, который выкрикивает эти слова в толпу зевак, жаждущих увидеть бородатую женщину или мужчину с четырьмя ногами.

– Еще бы. Когда их поймают, мы устроим вечеринку. В честь Миллениума. Перенесемся в 1999 год.

– Их поймают, – ответила Андреа, – и наша вечеринка состоится еще до Миллениума.

– Решено. – Я поднял невидимый бокал шампанского; она чокнулась со мной своим воображаемым бокалом и театрально отпила из него, отставив в сторону мизинец, как настоящая леди.

– А почему именно ты?

Я взглянул на подругу. Простой вопрос вдруг оказался сложным.

Она выпрямилась и теперь сидела всего в паре дюймов от меня.

– Я серьезно, Дэвид. Ведь должна же быть какая-то причина?

Я кивнул, вспоминая, что сказал мне Коротышка у Заливной ямы.

– Ты сама слышала. Мой дед предположительно что-то у него отобрал.

– Да, но что?

Вопрос был чисто риторическим – никто из нас не знал ответа, – однако меня он огорчил.

– Откуда мне… – Я одернул себя и со вздохом продолжил: – Может, деньги или еще что-то ценное. Семья Гаскинсов не производит впечатление «деревенщины из Беверли-Хиллс», если ты понимаешь, о чем я.

Говорили, будто Коротышка живет в хижине где-то у черта на куличках, без электричества и водопровода. Во всяком случае, жил раньше. Он пустился в бега сразу после того, как мы впервые застукали его на месте преступления.

Андреа качала головой, погруженная в раздумья.

– Ты прав. Какую вещь мог бы твой дед отобрать у Гаскинса, чтобы вынудить его… вытворять такое? Семейную реликвию? Или это просто метафора? Твоя семья третировала его семью?

– Может, я решусь спросить у отца?

– Ты же передал слова Гаскинса полиции? Я – да.

– Я тоже им рассказал. Но не при отце. То есть я знаю, копы и его расспросили, но он со мной не поделился. Почему-то я не хочу даже поднимать тему. – Я взял подушку, встряхнул ее и сжал обеими руками, будто хотел задушить. – Ненавижу! Как я хочу, чтобы все закончилось!

Андреа подвинулась ко мне и протянула руки для объятия. В этот момент в дверь торопливо постучали. Стук до смерти испугал нас обоих, и я даже не знал, кто подпрыгнул выше.

– Да?

Дверь открылась, и в щель просунулась папина голова. Мама маячила у него за спиной, пытаясь заглянуть внутрь.

– Привет, сынок. Наше совещание закончилось. Мы решили забежать к тебе на минутку.

Я посмотрел на Андреа виновато, сам не зная почему. Коротышка Гаскинс все испортил!

– Заходите, – тупо кивнул я.

– Отлично! – радостно воскликнула мама. – А мы цыплят принесли.

2

В реальности существует не так уж много аксиом, верных на сто процентов. Вот одна из них: если ты живешь на юге и день не задался, жареные цыплята всегда поднимут настроение.

Спустя полчаса после того, как родители вломились в номер с двумя упаковками жирной, ароматной, восхитительно приготовленной курятины, я откинулся к стене у изголовья кровати, облизывая пальцы. Без толку – лишь настоящий обжигающий душ мог отмыть мою пропитавшуюся жиром кожу. Потеки масла неудержимо стекали к локтям.

Андреа удалилась в сопровождении все того же джентльмена с нездоровой кожей; с приближением заката он почувствовал себя комфортнее. Мама Андреа заказала еду из китайского ресторана и терпеливо ожидает возвращения дочери, поспешно оправдался конвоир, когда они уходили. Я разглядел, что из-под его спортивной куртки выпячивается пистолет, и несколько успокоился.

– Ты как, наелся? – спросила мама, присевшая на противоположный край кровати. – Еще почти целая упаковка осталась. – Она жестом показала на круглую картонную коробку, загромождавшую стол; дно потемнело от просочившегося жира.

– Мам, ты хочешь раскормить меня, как индейку? Так я лучше сгожусь в качестве приманки? – Я похлопал себя по пузу и попытался засмеяться, хотя понимал, что моя шутка совершенно безобразная.

– Нет. Забавно. – Она бросила на отца взгляд, которым можно было подпалить брови.

– Извини, – сказал я. – Но могу я узнать, что происходит? В чем состоит план?

– Дэвид, послушай… – Мама вдруг умолкла – отец встал со стула и грозно навис над ней; его лицо не предвещало ничего хорошего. Мама съежилась – вернее, чуть дернулась, однако в моих глазах это было равносильно пощечине. Да что ж такое творится? Сначала с копами, теперь в моем номере… Зачем папа корчит перед мамой альфа-самца? Никогда его таким не видел.

– Что… – Я не смог подобрать слов.

Мама сидела, уставившись в пол и избегая глядеть отцу в глаза. Однако сейчас она обратилась ко мне.

– Все пройдет как по маслу, сынок. Вот увидишь. Слово «приманка» только звучит ужасно.

– Думаю, нам с Дэвидом надо поговорить наедине, – сказал папа. В его интонации проскальзывали угрожающие нотки, адресованные исключительно маме. – Почему бы тебе не уйти в соседнюю комнату? Моргнуть не успеешь, как я вернусь.

Мама встала, стряхнула крошки с одежды и одернула блузку. К ее чести, она посмотрела папе прямо в глаза; они едва не соприкоснулись носами.

– Если моему мальчику причинят хоть какой-то вред, – заявила она тоном, на фоне которого агрессивные выпады супруга казались лепетом кролика из комиксов, – клянусь Богом, я устрою скандал, какого мир еще не видывал.

На этом мама поцеловала меня в щеку и демонстративно покинула комнату, больше не удостоив отца взглядом. Щелчок захлопнувшегося замка прозвучал в тишине словно выстрел. Отцу потребовалась секунда, чтобы прийти в себя; он смотрел, не мигая, на закрытую дверь.

– Папа, что происходит? Я никогда не видел вас с мамой такими.

Вместо ответа он сел на краешек постели и уронил голову в ладони.

– Сынок, в мире есть вещи, которые тебе…

Он не закончил, а я уже был разочарован. Нет ничего более унизительного, чем слышать от родителей, что есть вещи, которых ты не поймешь, пока не вырастешь. Даже если это верно, дайте детям убедиться во всем самостоятельно. А употреблять эту фразу в качестве ответа на реальные вопросы или опасения – не что иное, как трусливая отмазка. И пусть я изменился за десятилетия и сам поверил в истинность того, что так ненавидел ранее, но как минимум я никогда не говорил ничего подобного вслух