Новый Мир ( № 8 2010) - Новый Мир Новый Мир

Постоянно в беседах со мной С. С. называл Дубинина своим прямым учеником.

(Из письма Астаурову от 8 апреля 1972 г.) 

Сейчас, когда опубликованы многие письма Сергея Сергеевича к разным людям в томе 28 «Научного наследства», стало совершенно определенно, что на протяжении многих лет Четвериков не только мне называл постоянно Дубинина в числе своих питомцев. Когда Астаурова выбрали в члены-корреспонденты АН СССР, Сергей Сергеевич в двух письмах с гордостью писал, что вот раньше у него был один ученик, ставший членом Академии наук СССР, — Дубинин, а теперь их два.

В одном из писем ко мне Астауров сообщил, что договорился с директором Архива АН СССР Левшиным, что архив примет от меня все четвериковские материалы, которые были в моем распоряжении. В этом стремлении его поддержал и Николай Сергеевич Четвериков.

Желание их обоих я не собирался игнорировать и передал в Архив АН СССР 18 мая 1972 года всю ту часть четвериковских материалов, которые он мне в свое время дал на сохранение, оставив себе только подаренные мне С. С. Четвериковым и подписанные им работы и письма ко мне. Передал я в архив и машинописные копии тех трех работ, которые Четвериков продиктовал мне, оставив у себя оригиналы.

Внутренне с этим требованием Астаурова сосредоточить четвериковские документы в Архиве АН СССР я был не согласен, о чем написал ему в ответе на его письмо (я напомнил, что Четвериков не раз говорил мне, что он не хотел бы, чтобы его архив попал в любое государственное хранилище, куда допуск для независимых исследователей закрыт государством).

Вместе с тем хочу подчеркнуть особо, что обмен письмами с Астауровым вовсе не означал, что между нами установились антагонистические отношения, нельзя даже сказать, что  проскакивали искры взаимного отталкивания. Мое исключительно благоговейное отношение к академику Астаурову сам академик отлично знал, и, когда мы с ним встречались (иногда он даже приглашал меня к себе домой), я чувствовал, что он ко мне относится вполне хорошо. Просто он был человеком очень внутренне напряженным, готовым без раздумья бросаться в бой за свои убеждения, и в  случаях, задевавших его за живое, он реагировал непосредственно и с максимальной экспрессией, вполне осознанно понимая, что его письменные обращения близкие ему люди игнорировать не будут.

Вместе с тем в те годы я продолжал готовить к печати Собрание сочинений Четверикова. В 1977 году у меня скопилось материалов на два тома, но в тот момент меня вовсю притесняли на службе. Становилось ясно, что вот-вот меня  лишат работы, и я решил, что нужно искать какой-то способ издать собранные мной материалы.

В тот момент правом направления в печать в издательстве Академии наук СССР обладали научные советы академии, и председателем Совета по проблемам генетики и селекции АН СССР был академик Д. К. Беляев, с которым у нас сохранялись хорошие отношения, несмотря на все мои злоключения.

В начале июня 1979 года Дмитрий Константинович приехал из Новосибирска в Москву, позвонил мне домой, и я объяснил ему, что хочу просить об издании подготовленных к печати трудов Четверикова. Беляев без всяких колебаний согласился это сделать, я быстро напечатал на машинке обращение на его имя и отправился с ним на встречу в гостиницу «Академическая». Письмо было следующим:

Глубокоуважаемый Дмитрий Константинович!

В течение ряда лет я по личной инициативе подготавливал к опубликованию труды С. С. Четверикова. Полностью подготовленный для печати материал представляет собой 850 стр. машинописного текста <…> и 205 стр. рукописных материалов (лекции, доклады, разработки проблем инбридинга и др.). Кроме того, имеются воспоминания о С. С. Четверикове проф. И. И. Пузанова на 15 стр.

Все оригиналы указанных материалов были переданы мною в 1972 году в Архив АН СССР; в их число входили оттиски статей, рукописи, письма к различным лицам, а также большое число фотографий.

В силу сложившихся обстоятельств я вынужден прекратить дальнейшую работу по подготовке трудов С. С. Четверикова к печати и обращаюсь в Научный совет по генетике и селекции с предложением принять от меня указанные материалы общим объемом 1065 стр. В связи с этим прошу Вас указать конкретное лицо, которое было бы ответственным за эту работу. Со своей стороны я хотел бы предложить кандидатуру старшего научного сотрудника Вашего института З. С. Никоро.

С уважением В. Н. Сойфер.

8 июня 1979 г.

Когда я приехал, Дмитрий Константинович прочитал мое письмо и начертал на нем следующую резолюцию:

Опубликование трудов С. С. Четверикова чрезвычайно важно и необходимо. Ответственным за эту работу надо назначить З. С. Никоро и утвердить ее в этом качестве на бюро Совета.

Д. Беляев

8.6.79.

Эта резолюция открывала доступ к изданию трудов Четверикова в Сибирском отделении издательства «Наука». Беляев согласился с моим предложением передать без замедления все подготовленные материалы Зое Софро­ньевне, которую он обещал прислать вскоре ко мне домой, чтобы она забрала их. Никоро действительно через неделю прилетела в Москву, увезла в Новосибирск все 1065 страниц подготовленной к печати книги и многие фотографии из архива Четверикова, однако дело с изданием затянулось на несколько лет.

Сама Зоя Софроньевна была человеком преклонных лет, и она пригласила участвовать в подготовке издания более молодого сотрудника их института М. Б. Голубовского, но, по-видимому, какие-то иные силы вмешались в дело издания двухтомника, который так никогда и не увидел свет. Вместо этого были опубликованы две небольшие книги под разными названиями в 1983 и 1984 годах.

Поразительно, что составители исключили достаточно важные работы Четверикова. Так, отсутствовали тексты изданной им в 1919 году брошюры «Краткое наставление к собиранию насекомых» и опубликованной в 1925 году в соавторстве с Н. А. Бобринским стостраничной книги «Сбор и приготовление зоологических коллекций», его брошюры 1936 года «Цитология наследственности за последние десять лет». Свет увидели только четыре четвериковские рукописи и заметки, а, например, исключительно важная «Программа практических занятий по ГЕНЕТИКЕ», доказывавшая, что еще в 1920-х годах Четвериков начал преподавать генетику в Московском университете и был основателем этого направления в МГУ, была выброшена из сборника. Столь же огорчительным было исключение подготовленных Четвериковым в 1919 и 1929 годах «Программы практических занятий по систематике позвоночных» для студентов-биологов всех семестров и «Программы курса „Общая энтомология” и практических занятий к нему». Эти работы не нашли места ни в первой, ни во второй изданной книге. Не сочли нужным напечатать и его обширную «Объяснительную записку к проекту организации зоологического отдела музея местного края», датированную 26 апреля 1920 года, равно как и большую рукопись «Бабочки Горьковской области». Был исключен полностью раздел «Письма С. С. Четверикова».

Голубовский и привлеченный им к участию в книге молодой, но становившийся влиятельным сотрудник Института истории и естествознания и техники АН СССР В. В. Бабков предпослали первой из книжек предисловие (написанное М. Б. Голубовским) и длинное, на 35 страницах текста, заумное и довольно надменное введение (принадлежавшее перу В. В. Бабкова). В предисловии Голубовский сообщил о моей роли в подготовке к печати трудов Сергея Сергеевича следующее:

Восполнить пробел в научной и жизненной биографии С. С. Четве­рикова помогут впервые печатающиеся его воспоминания, записанные с его слов благодаря энтузиазму В. Н. Сойфера.

В. П. Эфроимсон, а также В. В. Бабков и В. Н. Сойфер оказали неоценимую помощь в подготовке настоящего издания, разыскав, собрав и репродуцировав многие труднодоступные статьи и материалы из научного наследия С. С. Четверикова.

Голубовский, конечно, отлично знал, что никакого отношения к многолетнему сбору работ Четверикова ни Владимир Павлович Эфроимсон, ни тем более Бабков не имели, но, видимо, и признавать в те годы мою роль по политическим мотивам ему было нельзя или не хотелось. Более странным выглядело то, что редакция снабдила публикацию таким примечанием на первой странице: «„Воспоминания” написаны С. С. Четвериковым в 1958 г., за год до смерти. Рукопись хранится в Архиве АН СССР», что было абсолютной неправдой (в журнале «Природа» в 1974 году В. В. Бабков заявил это от своего собственного имени, когда он приписал себе и находку в архиве этих воспоминаний, представив свою публикацию как результат личного научного поиска). На самом деле Четвериков в силу слепоты не мог «написать» эту работу, а диктовал ее мне, и рукописи продиктованного с момента появления их на свет находились у меня вместе с оригиналом моих записей примечаний к работе 1926 года, все три оригинала находятся до сих пор в моем личном архиве, и я планирую в будущем передать их на постоянное хранение в Бахметевский архив Колумбийского университета в Нью-Йорке.