Николка Персик. Аня в Стране чудес - Льюис Кэрролл

И стала она мысленно рассуждать о том, как лучше осуществить этот замысел. «Сапоги придется отправить с курьером, – думала она. – Вот смешно-то! посылать подарки своим же ногам! И как дико будет выглядеть адрес:

ГОСПОЖЕ ПРАВОЙ НОГЕ АНИНОЙ

Город Коврик

Паркетная губерния

Однако какую я чушь говорю!»

Тут голова ее стукнулась о потолок; тогда она схватила золотой ключик и побежала к двери, ведущей в сад.

Бедная Аня! Всего только и могла она, что, лежа на боку, глядеть одним глазом в сад; пройти же было еще труднее, чем раньше. И, опустившись на поле, она снова заплакала.

«Стыдно, стыдно! – вдруг воскликнула Аня. – Такая большая девочка (увы, это было слишком верно) – и плачет! Сейчас же перестань! Слышишь?» – Но она все равно продолжала лить потоки слез, так что вскоре на полу посредине залы образовалось глубокое озеро.

Вдруг она услыхала мягкий стук мелких шажков. И она поскорее вытерла глаза, чтобы разглядеть, кто идет. Это был Белый Кролик, очень нарядно одетый, с парой белых перчаток в одной руке и с большим веером в другой. Он семенил крайне торопливо и бормотал на ходу: «Ах, Герцогиня, Герцогиня! Как она будет зла, если я заставлю ее ждать!»

Аня находилась в таком отчаянии, что готова была просить помощи у всякого: так что, когда Кролик приблизился, она тихо и робко обратилась к нему: «Будьте добры…» Кролик сильно вздрогнул, выронил перчатки и веер и улепетнул в темноту с величайшей поспешностью.

Аня подняла и перчатки и веер и, так как в зале было очень жарко, стала обмахиваться все время, пока говорила:

«Ах ты, Боже мой! Как сегодня все несуразно! Вчера все шло по обыкновению. Неужели же за ночь меня подменили? Позвольте: была ли я сама собой, когда утром встала? Мне как будто помнится, что я чувствовала себя чуть-чуть другой. Но если я не та же, тогда… тогда… кто же я, наконец? Это просто головоломка какая-то!» И Аня стала мысленно перебирать всех сверстниц своих, проверяя, не превратилась ли она в одну из них.

«Я наверно знаю, что я не Ада, – рассуждала она. – У Ады волосы кончаются длинными кольчиками, а у меня кольчиков вовсе нет; я убеждена также, что я и не Ася, потому что я знаю всякую всячину, она же – ах, она так мало знает! Кроме того, она – она, а я – я. Боже мой, как это все сложно! Попробую-ка, знаю ли я все те вещи, которые я знала раньше. Ну так вот: четырежды пять – двенадцать, а четырежды шесть – тринадцать, а четырежды семь – ах, я никогда не доберусь до двадцати! Впрочем, таблица умножения никакого значения не имеет. Попробую-ка географию. Лондон – столица Парижа, а Париж – столица Рима, а Рим… Нет, это все неверно, я чувствую. Пожалуй, я действительно превратилась в Асю! Попробую еще сказать стихотворение какое-нибудь. Как это было? “Не знает ни заботы, ни труда…” Кто не знает?»

Аня подумала, сложила руки на коленях, словно урок отвечала, и стала читать наизусть, но голос ее звучал хрипло и странно, и слова были совсем не те:

Крокодилушка не знает

Ни заботы, ни труда.

Золотит его чешуйки

Быстротечная вода.

Милых рыбок ждет он в гости,

На брюшке средь камышей:

Лапки врозь, дугою хвостик,

И улыбка до ушей…

«Я убеждена, что это не те слова, – сказала бедная Аня, и при этом глаза у нее снова наполнились слезами. – По-видимому, я правда превратилась в Асю, и мне придется жить с ее родителями в их душном домике, почти не иметь игрушек и столько, столько учиться! Нет уж, решено: если я – Ася, то останусь здесь, внизу! Пускай они тогда глядят сверху и говорят: “Вернись к нам, деточка!” Я только подниму голову и спрошу: “А кто я? Сперва скажите мне, кто я. И если мне понравится моя новая особа, я поднимусь к вам. А если не понравится, то буду оставаться здесь, внизу, пока не стану кем-нибудь другим”. Ах. Господи, – воскликнула Аня, разрыдавшись. – Как я все-таки хотела бы, чтобы они меня позвали! Я так устала быть одной!»

Тут она посмотрела на свои руки и с удивлением заметила, что, разговаривая, надела одну из крошечных белых перчаток, оброненных Кроликом.

«Как же мне удалось это сделать? – подумала она. – Вероятно, я опять стала уменьшаться». Она подошла к столу, чтобы проверить рост свой по нему. Оказалось, что она уже ниже его и быстро продолжает таять. Тогда ей стало ясно, что причиной этому является веер в ее руке. Она поспешно бросила его. Еще мгновенье – и она бы исчезла совершенно!

«Однако едва-едва спаслась! – воскликнула Аня, очень испуганная внезапной переменой и вместе с тем довольная, что еще существует. – А теперь – в сад!» И она со всех ног бросилась к двери, но, увы! дверца опять оказалась закрытой, а золотой ключик лежал на стеклянном столике, как раньше. «Все хуже и хуже! – подумало бедное дитя. – Я никогда еще не была такой маленькой, никогда! Как мне не везет!»

При этих словах она поскользнулась, и в следующее мгновенье – бух! – Аня оказалась по горло в соленой воде. Ее первой мыслью было, что она каким-то образом попала в море. «В таком случае, – сказала она про себя, – я просто могу вернуться домой поездом». (Аня только раз в жизни побывала на берегу моря и пришла к общему выводу, что, какое бы приморское место ни посетить, все будет то же: вереница купальных будок, несколько детей с деревянными лопатами, строящих крепость из песка, дальше ряд одинаковых домов, где сдаются комнаты приезжающим, а за домами железнодорожная станция.) Впрочем, она скоро догадалась, что находится в луже тех обильных слез, которые она пролила, будучи великаншей.

«Ах, если бы я не так много плакала! – сказала Аня, плавая туда и сюда в надежде найти сушу. – Я теперь буду за это наказана тем, вероятно, что утону в своих же слезах. Вот будет странно! Впрочем, все странно сегодня».

Тут она услыхала где-то вблизи барахтанье и поплыла по направлению плеска, чтобы узнать, в чем дело. Сперва показалось ей, что это тюлень или гиппопотам, но, вспомнив свой маленький рост, она поняла, что это просто мышь, угодившая в ту же лужу, как и она.

«Стоит ли заговорить с мышью? – спросила себя