Возвышение империи - Сэм Барон

Каждый мужчина и каждая женщина на площади, казалось, имели личные причины ненавидеть разбойника. Солнце почти добралось до зенита, прежде чем Сисутрос встал и объявил, что совет слышал уже достаточно и что господин Эсккар желает говорить.

В первый раз за все время жители деревни утихли, не зная, что сейчас произойдет.

Эсккар встал и пошел к старейшинам. Приблизившись к столам, он ловко вспрыгнул на один из них и повернулся лицом к людям. Он терпеть не мог говорить с толпой, но приготовился к своей речи, пока говорили остальные. Ветер бросил волосы ему в лицо, и он откинул их назад, ожидая, пока все смолкнут.

Жители Биситуна впервые хорошенько разглядели своего нового господина. Они уставились с открытыми ртами на высокого воина, который держал руку на рукояти огромного меча, на человека, явно родившегося в северных степях, а теперь управлявшего их жизнями.

Эсккар медленно обвел глазами площадь, пристально взглянув, казалось, на каждого стоящего к нему лицом человека. Когда он заговорил, его глубокий голос разнесся далеко вокруг:

— Люди Биситуна, у меня тоже есть обвинение против Ниназу. Я буду говорить от имени людей Дилгарта, которых нет здесь. По распоряжению Ниназу его брат ворвался в Дилгарт и убил там много человек, и души убитых там взывают о мщении так же, как души убитых здесь. Мирная деревня, Дилгарт не имел бойцов, которые бы его охраняли. Сегодня эта деревня находится под защитой Аккада, так же, как все здешние люди отныне находятся под защитой Аккада. Я скажу вам то же, что сказал людям Дилгарта. Дни, когда разбойники совершали налеты на эту округу, миновали. С этого дня их будут ловить и казнить. Немногие еще уцелевшие грабители скоро научатся не трогать тех, кто живет под защитой Аккада. Вы будете в безопасности в своих домах и на своих фермах. Процветание, которым вы наслаждались до того, как пришли варвары алур мерики, вернется, и на этот раз оно будет даже больше, потому что Аккад будет вас защищать.

Эсккар помедлил, чтобы перевести дыхание. Толпа продолжала благоговейно хранить молчание, и он порадовался, что оставил все мелкие вопросы Сисутросу. Было легче играть роль далекого хранителя, передавая свои решения издалека.

— Аккад, Дилгарт и Биситун, как и более мелкие селения, будут трудиться вместе, вместе торговать и вместе защищаться.

Эсккар повернулся к Гронду:

— Приведи сюда Лани и Типпу.

Он снова возвысил голос:

— Против Ниназу есть еще два обвинения. Я хочу, чтобы все услышали, что он сделал.

Подняв руку, он показал на Лани и Типпу, которые вышли на середину площади. Гронд поддерживал Типпу, обхватив ее за талию, но Лани шла сама, высоко подняв голову, держа Типпу за руку.

Некоторые люди на площади разразились сердитыми криками при виде двух женщин, а некоторые закричали, что они тоже заслуживают наказания.

— Молчать! — взревел Эсккар.

Одно-единственное слово и сила его голоса повергли толпу в ошеломленное молчание. Эсккар осмотрел площадь, но никто не осмелился встретиться с ним глазами, все испугались его ярости.

— Выйди вперед, Лани.

Не глядя на толпу, она не сводила глаз с Эсккара, пока не дошла до столов. В конце концов две сестры очутились прямо напротив Ниназу.

Ясным голосом Лани перечислила преступления, которые вожак разбойников совершил против нее и ее семьи. Она рассказала свою историю, все, что было сделано с ней, называя имена замученных и убитых. Закончив говорить, Лани взяла сестру за руку и держала, пока Типпу добавила к ее рассказу свои горести — убийство ее жениха, ее изнасилование и рабство. Слезы текли по ее щекам, пока она говорила, и только стоявшие рядом могли разобрать ее запинающиеся слова, произносимые еле слышным голосом.

Когда Типпу смолкла, заговорил Эсккар, возвысив голос так, чтобы его услышали все до единого:

— Лани и Типпу находятся под моей защитой. Благодаря им мы нашли много спрятанного золота, поэтому все вы должны сказать им спасибо. И хотя они не из этого селения, с ними следует обращаться так же почтительно, как с любым из местных.

Эсккар спрыгнул со стола, и на сей раз толпа одобрительно закричала. Он вернулся на прежнее место у стены, а Гронд проводил сестер обратно в дом.

Тем временем Сисутрос спросил членов совета, каково будет их решение.

— Смерть!

Все по очереди потребовали, чтобы Ниназу перед казнью подвергли пытке.

Сисутрос кивнул в знак согласия.

— Смерть от рук тех, чьих родных он убил, — объявил он громко, чтобы все присутствующие могли услышать решение совета — решение, которое явно вызвало одобрение богов. — Пусть начнется пытка.

Одобрительный рев толпы разнесся над площадью. Три жителя деревни, избранные старейшинами, чтобы осуществить пытку, вышли вперед, готовые приступить к своей задаче. Они держали маленькие ножи, которыми пользуются резчики, колотушки и резцы с бронзовыми наконечниками — ими кожевенники покрывают узорами свои лучшие изделия. Эти инструменты подходили как для работы, так и для того, чтобы причинять боль.

Охранники отодвинулись в сторону, чтобы все могли видеть работу палачей. Толпа проклинала Ниназу и кричала его мучителям, чтобы те поторопились.

Кляп Ниназу вытащили, и пытка началась.

Вскоре его крики эхом отдавались от стен домов вокруг площади. Сломанная нога облегчала пытку. Малейшее прикосновение немедленно сводило на нет все усилия Ниназу скрыть боль. Он несколько раз терял сознание, но его всякий раз приводили в себя, выплескивая ведро воды ему в лицо. Палачи влили воду и ему в глотку, прежде чем снова принялись за дело, подстрекаемые толпой.

С Эсккара уже было довольно. Незамеченный, он вернулся в дом, за ним следовал его телохранитель. Они с Грондом сели за большой стол.

— Тебе не очень-то хочется на это смотреть, командир? — Гронд наполнил две чаши водой.

— За последние несколько месяцев я видел достаточно смертей и пыток.

Эсккар был рад убраться подальше от страданий Ниназу.

— Кроме того, это всегда заставляет меня гадать: сколько я сам продержался бы под ножом?

— Меня один раз пытали, — сказал Гронд. — Только за то, что мой хозяин перехватил на себе мой взгляд. Сказал, что я проявил к нему неуважение.

Эсккар не стал спрашивать, кричал ли Гронд. Все кричат под пыткой. И вновь Эсккар задумался: что бы делал он сам, если бы пытали его, как стойко переносил бы боль и сколько прошло бы времени, прежде чем он начал бы молить о пощаде или смерти. Некоторые мужчины сопротивлялись до последнего, но большинство начинали умолять, чтобы их пощадили, задолго до своего конца.