Собрание сочинений. Т.1.Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен - Эмиль Золя

Воображение помогало г-же де Рион, — она представляла себе Жанну счастливой женой. О любви для себя она уже больше не мечтала, но теперь мечтала о ней для дочери. Ей никогда не приходило в голову, что смерть может их разлучить. И вот сейчас смерть пришла за ней, и Жанна останется одна. Мечты обманули ее: она не сможет передать дочери свой опыт, руководить ею, развивать ее способности, пробуждать ее сердце. Завтра Жанна попадет в руки отца, беспечного, равнодушного человека, который будет мало беспокоиться о драгоценном наследии, оставленном покойной. Но она обрела успокоение, продиктовав Даниелю завещание своего сердца.

Госпожа де Рион умирала, а ее муж находился в это время у мадемуазель Юлии, прелестной женщины, отнюдь не скучной, но чертовски разорительной. Он знал, что жена больна. Но, чтобы не слишком печалиться, предпочитал называть легким недомоганием роковой недуг, который должен был свести ее в могилу; он без труда убедил себя, что не должен менять своих привычек и что ему не о чем беспокоиться.

Таков был этот безукоризненный светский человек, щедро соривший деньгами. Он мог бросить сотню франков нищему, но не поступился бы ни одним из своих удовольствий. Он бежал от волнений и, чтобы заглушить добрые чувства, которые таились в недрах его души, убеждал себя, что не надо тревожиться попусту.

Утром он видел доктора и тут же раскаялся, зачем расспросил его о здоровье жены. Доктор не скрыл, что Бланш может умереть с минуты на минуту. Узнав страшную правду, г-н де Рион почувствовал, что у него в жилах стынет кровь. Смерть пугала его, он не мог слышать о ней без содрогания. При мысли, что жена умирает, он сразу же вспомнил обо всех неприятностях, которые влечет за собой траур. Правда, он вновь обретет свободу, но сколько хлопот: погребение, воздержание от всяких удовольствий и прочее! Его сердце противилось жалости, а плоть — предстоящим лишениям. Поэтому он посмеялся над доктором, отказываясь верить очевидности. Его жена не может умереть так внезапно. Ведь всего две недели назад она еще была на ногах. Он произнес это торопливым, срывающимся от волнения голосом, пытаясь любой ценой сохранить счастливое равновесие, из которого его хотели вывести.

Вечером г-н де Рион поспешил к Юлии. Но он был не вполне спокоен: мысли невольно возвращались к жене, и он все время оборачивался, будто ждал, что кто-то догонит его, чтобы сообщить печальную весть. Предвидя, что в течение ближайших дней ему, вероятно, будет неудобно навещать милую грешницу, он решил поторопиться, чтобы успеть поцеловать ее лишний раз. Но уже через полчаса к нему снова вернулось эгоистическое спокойствие. Маленькая голубая гостиная любовницы была тихим уголком, где он превосходно себя чувствовал среди привычных ароматов. Его тянуло сюда, как собаку тянет в конуру, где ей удобно и тепло.

Но в этот день Юлия нервничала, была не в духе. Она приняла его очень плохо. Впрочем, это мало беспокоило г-на де Риона, потому что он любил в ней только легкий аромат ее тела, одежду, едва скрывавшую наготу, вольные словечки и движения, беспорядок в квартире, укромной, как альков. Отбросив всякие стеснения, он стал заигрывать с Юлией и позабыл обо всем. Но так как она продолжала дуться, он обещал повести ее в закрытую ложу на новое представление, которое впервые давали в этот вечер. Он уже почти рассеял плохое настроение Юлии, как вдруг вбежала горничная и доложила, что г-на де Риона просят домой как можно скорей.

Господин де Рион похолодел. Угрызения совести вдруг кольнули его в сердце. Он даже не посмел поцеловать любовницу и умчался, только пожав ей руку. Впрочем, уже на лестнице ему пришло в голову, что можно было бы и поцеловать молодую женщину. Он испугался, что она обиделась и это помешает вернуться к ней потом, когда он разделается со всеми печальными церемониями.

Внизу он увидел своего камердинера Луи, бесцветного и невозмутимого малого, — создание своих рук. Луи обладал неоценимым достоинством: он никогда не терял спокойствия, ничего не говорил, ничего не слышал, — это был безупречный механизм, который работал, когда его заводили. Но внимательный взгляд заметил бы тень улыбки в уголках его губ; она свидетельствовала о том, что в этом механизме имеется скрытая пружина, которая действует самостоятельно.

Лун коротко сообщил хозяину, что слышал, как мадемуазель Жанна бегала по дому и звала отца. Он решил, что госпожа умирает, и счел нужным его побеспокоить.

Господин де Рион был потрясен. Слезы навернулись у него на глаза, слезы страха и огорчения. Они были вызваны эгоистической жалостью к самому себе. Загляни он в свое сердце, он понял бы, что его сожаления лишь отдаленно связаны с женой. Но он упорно лгал себе, утешаясь тем, что искренне оплакивает близкую смерть Бланш.

В таком настроении он вернулся в особняк, страдая и внутренне сопротивляясь. Войдя в спальню и увидев умирающую, он чуть не лишился чувств. Маленькая голубая гостиная Юлии вылетела у него из головы, но его тело, только что покинувшее благоуханный альков, хранило о нем воспоминание, содрогаясь в этой большой комнате, где уже повеяло холодным дыханием смерти.

Он приблизился к кровати и, увидав бледное лицо умирающей, разразился рыданиями. Там — Юлия в ореоле пепельных локонов, развалившаяся в глубоком кресле, с полусердитой, полусмеющейся гримаской. Здесь — Бланш в мягком полумраке: голова запрокинута на подушки, глаза закрыты, черты лица, уже тронутые неумолимой рукой смерти, заострились и стали более строгими. В своей неподвижности она казалась мраморным изваянием, лоб стал еще выше, губы плотно сомкнулись.

На мгновенье г-н де Рион замер в безмолвии перед этим застывшим лицом, исполненным обличающего красноречия.

Ему хотелось, чтобы ее губы разжались, чтобы хоть слабый признак жизни развеял его страх. Он наклонился и робко спросил:

— Бланш, вы слышите меня? Скажите что-нибудь, прошу вас.

Легкая судорога пробежала по лицу умирающей, и она подняла веки. Муж увидел ее глаза, блуждающие и необычайно прозрачные. Они как будто искали кого-то и наконец остановились на нем. Он впервые видел смерть вблизи, и так как не испытывал настоящей скорби, той слепой скорби, что заставляет порывисто бросаться на труп любимого существа, — от него не укрылась ни одна подробность страшной агонии. Он подумал о себе, о том, что и ему суждено когда-нибудь умереть и самому пройти через все это.

Бланш посмотрела на мужа и узнала его. Потом вздохнула, пытаясь улыбнуться. Она понимала, что, умирая, должна все простить. Меж тем в ней происходила борьба. В ней заговорили все страдания обманутой супруги, и, чтобы простить их виновника, ей пришлось вспомнить, что теперь она отрешилась от мира и ее больше не тяготит бремя земных горестей.

Бланш уже забыла, что сама послала за мужем в ту минуту, когда рядом не было никого, кому она могла бы довериться, и у нее мелькнула мысль потребовать у мужа клятвы. Теперь у нее отлегло от сердца, она нашла покровителя для дочери, и ей незачем просить обещаний у г-на де Риона.

Муж был у ее постели, и это немного удивляло ее. Она смотрела на него без гнева, как на знакомого, которому надо улыбнуться на прощание. Но по мере того как она приходила в себя, ей все вспомнилось и стало почти жаль этого человека, который по слабохарактерности стал негодяем. Теперь она была исполнена милосердия.

— Друг мой, — произнесла она еле слышно, — хорошо, что вы пришли. Я умру спокойнее.

Господин де Рион, растроганный этой невысказанной жалобой, снова всхлипнул.

Бланш продолжала:

— Не отчаивайтесь. Я больше не страдаю, я спокойна, я счастлива. У меня только одно желание — сгладить все несогласия, какие у нас были. Я не хочу уносить в могилу дурные мысли, не хочу, чтобы у вас осталось хоть малейшее угрызение совести. Если я вас чем-нибудь обидела, простите меня, как я прощаю вас.

Нервы г-на де Риона не выдержали, сердце дрогнуло. Он дал волю слезам.

— Мне нечего вам прощать, — пробормотал он, Вы добры. Я так жалею, что несходство характеров разлучило нас. Посмотрите, я плачу, я в отчаянии.

Бланш видела, что он с трудом выдавливает из себя слова. Он внушал ей жалость. Этому человеку не приходило в голову раскаиваться, умолять ее о прощении. Он просто обезумел от страха.

Она понимала, что, если бы бог сотворил чудо и продлил ее дни, г-н де Рион завтра снова вернулся бы к прежнему образу жизни и опять бы ее покинул. Она умирает, но из кончины жены он не извлечет урока; для него это только печальное, тягостное происшествие, при котором он вынужден присутствовать.

Она вновь улыбнулась, глядя ему прямо в лицо, проявляя и в эту минуту больше силы духа, чем он.

— Попрощайтесь со мной, — прошептала она. — Я не сержусь, клянусь вам. Быть может, когда-нибудь эти мои слова послужат вам утешением. Желаю вам этого.