Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства - Юрген Остерхаммель

влиятельным сикхское государство, обложив данью более слабые общины, в чем прослеживается имперский аспект. В отличие от джихадистских империй африканской саванны, в экспансии сикхов, в конечном итоге дошедших до Пешавара у подножья Гиндукуша, религиозные мотивы роли не играли. Ранджит Сингх создал типично имперскую, то есть «космополитичную» элиту из сикхов, мусульман и индуистов. Однако британцы в эпоху Ранджита Сингха были уже настолько сильны, что новое государство просуществовало ровно столько, сколько оно требовалось им в качестве «буфера» между ними и непредсказуемыми афганцами. После смерти самодержавного махараджи в 1839 году, который в отличие от Мухаммеда Али не создал институтов, способных существовать и без него, в 1849 году государство сикхов было аннексировано и превращено в провинцию британской Индии[394].Внутренний колониализм в США

В качестве формы образования вторичной империи совершенно особого рода – и при этом одной из наиболее успешных – можно интерпретировать распространение США по Североамериканскому континенту[395]. История Соединенных Штатов Америки как одного из самых крупных государств на Земле началась в 1783 году. В течение последующих семидесяти лет площадь этого государства увеличилась втрое. Для Томаса Джефферсона и многих других сторонников геополитического планирования первоочередной целью в 1790‑х годах стало продвижение к Миссисипи. По ту сторону реки располагалась огромная Луизиана, простиравшаяся от холмов Великих озер до Мексиканского залива со столицей, Новым Орлеаном, на крайнем юге. В 1682 году Луизиана стала владением Франции, скорее номинальным, чем фактическим, так как Франция не рассматривала возможность ее интенсивной колонизации. Безразличие Франции было настолько велико, что французский король уступил часть Луизианы, оставленную ему по результатам Парижского мирного договора 1763 года, испанскому королю. Карл III принял подарок без энтузиазма, и испанцы не спешили принять территорию в свое владение[396]. Американские купцы с севера проникли уже до самой Миссисипи; появились значительные коммерческие интересы. В 1801 году Испания (тайно!) вернула Луизиану Франции. Бонапарт, который сначала задумывал военную экспедицию на Миссисипи и некоторое время рассматривал Луизиану как главное украшение империи, в апреле 1803 года изменил свои планы. Когда президент Джефферсон попросил своего посла в Париже договориться об уступке устья Миссисипи, первый консул, заинтересованный – в преддверии новой войны с Великобританией – в хороших отношениях с США, неожиданно предложил на выгодных условиях продать им всю Луизиану, то есть все французские территории в Северной Америке. Американские переговорщики сразу схватились за это предложение, и 20 декабря Новый Орлеан был передан правительству США.

С юридической точки зрения речь шла об аннексии. Около 50 тысяч проживавших в Луизиане белых, которые сначала были французами, затем испанцами, потом снова французами, теперь стали гражданами США, причем их мнения – не говоря уже об индейцах – по этому поводу не спрашивали. Так, одним лишь росчерком пера и без каких-либо крупных расходов, крупнейшая республика мира удвоила свою площадь. К тому же удалось избавиться от потенциально опасного присутствия сильнейшей на тот момент военной державы на Североамериканском континенте. Ровно через двадцать лет после того, как США стряхнули с себя колониальное прошлое, они обзавелись первой собственной колонией – случай создания вторичной империи без привлечения военной силы. Возникли характерные при передаче колонии проблемы: столкновение с населением чужой (франкоязычной) культуры, которое отвергало смену власти и враждебно отнеслось к введению правовой системы, фундаментально отличавшейся от испанского и французского права и основывавшейся на английском общем праве (common law). До 1803 года в Луизиане, к примеру, все свободные граждане независимо от цвета кожи имели одинаковые гражданские права, тогда как американская законодательная система эти права отвергала, даже если речь шла о доле «цветной» крови[397]. В 1812 году Конгресс в Вашингтоне предоставил первому из тринадцати штатов, на которые должна была быть разделена прежняя французская Луизиана, статус федерального штата США. Луизиана американизировалась очень медленно. Прибывали отдельные иммигранты из Франции и многие тысячи – с Кубы. Туда из‑за революции на Гаити сбежало немало (франкоязычных) плантаторов, которые теперь, во время испанской освободительной войны против Франции чувствовали себя на Кубе неуютно. Новый Орлеан, представлявший собой по планировке типичную французскую колониальную столицу, даже в 1830‑х годах, в разгар экономического бума был поделен на две части: для англоговорящих американцев и франкоговорящих креолов. Несмотря на жесткие американские расовые законы, разделение по цвету кожи здесь не было таким острым, как в других местах американского Юга. Как написал Дональд Мейниг в своем монументальном геоисторическом труде по американской истории, Луизиана была именно тем, чего не хотело признавать американское самосознание: «имперской колонией». Это еще можно было как-то увязать с официальной идеологией, если бы луизианцев действительно освободили от какой-либо формы несвободы. Однако они были «людьми чужой культуры, которые не хотели добровольно становиться американцами»[398]. И в этом они не отличались от коренного населения континента – индейцев.

Вопрос о том, можно ли говорить об «империализме» США даже в отношении завоевания Филиппин после 1898 года и многочисленных вторжений в Центральную Америку и регион Карибского моря в первое десятилетие ХX века, долго будоражил умы. Одни рассматривают США как антиимпериалистическую державу по определению, другие, напротив, как наивысшее воплощение капиталистического империализма[399]. Дональд Мейниг выводит дискуссию из идеологических пут, убедительно указывая на структурные параллели между США и другими имперскими образованиями. Согласно основному тезису Мейнига, в середине XIX века США были одновременно всем: и собранием региональных общин, и федерацией, и нацией, и империей[400]. Почему империей?

США поддерживали огромный военный аппарат с фортами, проверкой на дорогах и так далее для обороны от индейцев и их подавления. Не разрешались обособленные территории даже с минимальной автономией. Над землями индейцев не было ни протекторатов, ни анклавов наподобие индийских княжеств. В отношении индейцев белое население Америки во время больших индейских войн находилось в таком же положении, что и население Российской империи по отношению к народам казахских степей того же периода. Там со стороны имперского центра также выдвигались претензии на суверенитет, были созданы развитые военные сооружения, а на границе поощряли вооруженных поселенцев. Но казахи были многочисленнее, менее разобщены и не допускали полного произвола в обращении с собой. Их продолжающееся культурное, а отчасти и военное отстаивание своих прав наложило отпечаток на многонациональный характер Российской империи. Ныне у казахов собственное (национальное) государство. Политика военной оккупации и завоевания земель с точки зрения Мейнига дает право говорить об имперском характере США. Но утверждение, что описание США как империи исчерпывающее, было бы упрощением (и недопониманием позиции Мейнига). США были расширяющейся нацией с федеративной формой организации, которая не могла выводить свое