Утопленница - Кейтлин Ребекка Кирнан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Тела 53 мужчин и женщин, которые, возможно, являлись членами религиозной группы, известной как «Открытая Дверь Ночи», были обнаружены в среду после утопления недалеко от Мосс-Лэндинг, Калифорния. Полиция считает, что имело место массовое самоубийство.
Сообщается, что всем жертвам было от 22 до 36 лет. Власти опасаются, что в результате этого странного эпизода могли погибнуть по крайней мере ещё две дюжины людей, поэтому продолжают поисковые мероприятия вдоль побережья округа Монтерей («Монтерей Каунти Геральд»)».
И:
«Протестующие требуют, чтобы Научно-исследовательский институт аквариума Монтерей-Бэй (НИИАМБ) немедленно прекратил свои исследования подводного каньона. Они утверждают, что каньон длиной 25 миль является священным местом и деятельность учёных носит святотатственный характер. Якова Энгвин, бывший профессор Беркли и лидер скандального культа «Открытая Дверь Ночи», сравнивает запуск нового подводного аппарата «Тибурон-2» с осквернением египетских пирамид расхитителями могил» («Сан-Франциско Кроникл»)».
Кстати, обратите внимание, что «Тибурон» в переводе с испанского означает «акула».
Очевидно, что вторая статья была написана раньше первой. В статье с сайта, посвящённого самоубийственным культам, перечислены имена большинства утопившихся сектантов. Одна из них – тридцатилетняя женщина по имени Ева Кэннинг из Ньюпорта, штат Род-Айленд. Веб-сайт предполагает, что она была любовницей Яковы Энгвин, а также одной из жриц «Открытой Двери Ночи» (некоторые журналисты метко прозвали эту секту культом леммингов). Имя Евы Кэннинг появляется в списке благодарностей в книге «Пробуждение Левиафана», которую Якова Энгвин опубликовала за несколько лет до этого происшествия; где-то мелькала информация, что она была написана ещё до того, как этот культ появился на свет.
Я сидела и слушала, продолжая писать в блокноте, пока Абалин зачитывала мне эти статьи. Когда она закончила, наступило долгое молчание, а затем она поинтересовалась:
– Ну?
– Я понятия не имею, что всё это значит, – ответила я. – Это не может быть та же самая Ева Кэннинг.
– Я показывала тебе фотографию, Имп.
– Фотография размытая. – (Так и есть. Нет, это неправда.) – Это не может быть та же самая Ева Кэннинг, и ты это прекрасно понимаешь. Я знаю, что ты это понимаешь.
Абалин указала на упоминание в одной из статей, что многие тела успели полностью разложиться к тому времени, когда их обнаружила береговая охрана. Некоторые, по-видимому, были съедены акулами (то есть теми самыми тибуронами).
– Может быть, она не утонула, Имп. Может, они ошиблись, когда опознавали тела, и она вернулась обратно на Восточное побережье. Это самое настоящее убийство, вот так вести людей на смерть. Она была бы вынуждена скрываться.
– Тогда она держала бы своё настоящее имя в тайне, – заметила я.
Абалин хмуро уставилась на меня, а я – на окно гостиной, разглядывая висящую в небе луну и фары проезжающих по Уиллоу-стрит машин. В голове у меня вертелся вопрос, который я не хотела задавать, но в конце концов не удержалась:
– Ты когда-нибудь раньше слышала об этом культе? До сегодняшнего дня, я имею в виду. Я, например, ни разу, а ведь это можно назвать громким случаем, верно? Разве мы не должны были бы узнать о нём раньше?
Абалин открыла рот, но тут же захлопнула его, так ничего и не сказав.
– Я не знаю, что всё это значит, – продолжила я. – Но это просто не может быть та же самая Ева Кэннинг. Иначе это лишается всякого смысла. Не может быть, чтобы никто из нас хотя бы краем уха об этом не услышал.
– Мы были тогда детьми, – сказала она.
– Мы даже не родились, когда Джим Джонс заставил всех своих последователей отравиться, а Чарльз Мэнсон загремел в тюрьму. Однако это не помешало нам про них узнать. Этот случай кажется не менее ужасным, но мы никогда о нём не слышали. Я думаю, что это ложь.
– Это не похоже на розыгрыш, – начала Абалин, но тут же замолчала. Она выбросила распечатки, но позже, пока она не видела, я выудила их из мусорки, стерев с них кофейную гущу. А затем добавила их к своему архиву, посвящённому «Сирене Милвилля», назвав этот файл «Ева Кэннинг».
Солнце – белый дьявол, сверкающий глаз бога, в которого я не верю, озирающего наш грешный мир. Шины «Хонды» гудят по асфальту. Мы едем на северо-запад, следуя за пританцовывающей дымкой жары, поднявшейся выше пятидесяти градусов, через Беркли, Эштон, Камберленд-Хилл и Вунсокет. Мы пересекаем границу штата в сторону Массачусетса, переправляемся через реку Блэкстоун и медленно едем через Милвилль. Я замечаю на обочине дороги чёрную собаку. Она жуёт что-то непонятное – по-моему, это сурок, которого сбила машина, когда он пытался перебежать дорогу.
– Ты должна показать мне, где это случилось, – говорит Абалин. Она выглядит разгорячённой, испуганной и усталой. Я знаю, что так и есть. Что касается меня, то я только перегрелась и устала. Моя голова слишком занята Льюисом Кэрроллом, чтобы пугаться. «Морская кадриль» гремит и ухает в моей голове, словно церковный набат и раскаты грома.
Я показываю ей место, где нашла Еву и остановилась той ночью. Она разворачивается на чьей-то подъездной дороге, чтобы нам не пришлось переходить через шоссе, и припарковывает мою машину практически там же, где стояла обнажённая и мокрая Ева, когда я впервые с ней заговорила. Жара такая сильная, что я едва могу дышать. Думаю, я задохнусь, так здесь жарко. Вроде бы сейчас едва минуло два часа дня, но иногда часы, установленные на приборной панели, идут медленно, а иногда торопятся. Этим часам никогда нельзя доверять. Они такие непостоянные.
– Это очень плохая идея, – снова вздыхает она, прежде чем мы выходим из машины. Я не отвечаю. Блокнот я беру с собой. Окна мы оставляем опущенными.
Тропинку, ведущую вниз к реке, оказывается, легко найти, хотя она наполовину скрыта в зарослях кустов. Я иду впереди Абалин, и мы внимательно следим, чтобы не касаться плетей ядовитого плюща. Я умудряюсь порезать лодыжку о колючие лианы и кусты ежевики. Тропа довольно крутая, шириной не более полуметра. То тут, то там виднеются глубокие овраги, образовавшиеся от потоков дождя. Чем дальше мы отходим от дороги,
