Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

стояла девица, набеленная и нарумяненная так, что под слоем штукатурки никто бы не разглядел, красавица это или нет. Волосы скрывал белый напудренный парик, который носили в прошлом веке, да и платье, казалось, было вынуто из бабушкиного сундука. Фижмы делали юбку настолько широкой, что девица едва могла бы пройти в двери.

А впрочем, самое странное в незнакомке было другое – она почему-то сразу поняла, что перед ней Ржевский, хотя «цыганка», «гусар-девица» и «дама-Амур» не смогли этого понять.

– Как вы меня узнали? – спросил поручик.

– По усам, – всё так же томно ответила девица.

И в самом деле – накладную белую бороду Ржевский сейчас держал в руке, чтобы не мешала пить.

– И по кавалерийским сапогам. У вас сапоги из-под плаща видны, – добавила девица.

Ржевский бросил взгляд вниз – действительно видны.

– А ещё – по манерам, – продолжала девица. – Знакомиться с актрисами местного театра не побоялся бы только поручик Ржевский.

– С кем?

– С восточной принцессой, гусаром и Амуром.

– Так это актрисы?

– Да.

– Чем же они так страшны?

– Говорят, у них у всех сифилис.

Ржевский чуть не выронил бокал из-под шампанского.

– Но это не точно, – поспешно добавила девица.

– А вы сами кто, мадемуазель? – спросил Ржевский, поставив пустой бокал на стол. Её голос казался ему смутно знакомым.

– Я – Сесиль де Воланж, – всё так же томно растягивая слова, ответила девица.

Ржевский тут же вспомнил длинное письмо – большой лист, исписанный с обеих сторон мелким почерком. И слова Тайницкого о том, что Сесиль де Воланж – имя вымышленное. Дескать, это героиня одного французского романа, юная красавица.

Поручик ещё раз оглядел девицу и опять подумал, что под таким слоем белил и румян трудно понять, красавица ли она. А ещё Ржевский не без сожаления отметил, что грудь у этой особы почти плоская. Ржевскому почему-то думалось, что само имя Сесиль обещает заметные сиськи… пардон, грудь.

– Так это вы прислали мне письмо? – спросил он.

– Да. – Сесиль почему-то смутилась. – Надеюсь, вы не сочли, что я вас преследую?

– Напротив, – ответил Ржевский. – Когда я прочёл письмо, то сам хотел вас найти.

– В самом деле? – Сесиль смутилась ещё сильнее. – Тогда, думаю, я не покажусь навязчивой, если спрошу, обратились ли вы в полицию. Или, может, к частному сыщику? Да, в письме я обещала не просить ответа, но по тем слухам, которые до меня доходят, мне трудно судить. Ваш роман с дочерью аптекаря имеет ко всему этому отношение?

Ржевский задумался, надо ли признаваться в том, что на маскараде проходит полицейская операция. Пусть Тайницкий и говорил, что Сесиль – «очень умная мадемуазель», но операция всё-таки тайная.

– Знаете ли, Сесиль, я… – Поручик замолчал, подбирая слова.

– Понимаю. – Она вздохнула. – Я вмешиваюсь не в своё дело. Простите. – Девица потупилась, а затем подняла на поручика глаза. – Я не буду спрашивать, но мой долг – предупредить вас о новом обстоятельстве. Врач сказал, что лакей Фёдор почти наверняка выздоровеет.

– Кто выздоровеет? – не понял Ржевский.

– Лакей, который отравился мышьяком на рождественском балу, – пояснила Сесиль. – А когда Фёдор выздоровеет, то наверняка вспомнит, из чьей тарелки ел. И если вы по-прежнему связаны с мадам Тутышкиной…

– Сесиль, вы обещали не вмешиваться, – одёрнул её Ржевский.

Девица снова потупила взгляд:

– Простите.

– А почему вы так странно одеты? – спросил поручик, чтобы переменить тему. К тому же он по-прежнему не понимал, для чего девице парик и платье из бабушкиного сундука.

– Но мы же на маскараде, – ответила та, явно обрадовавшись, что беседа потекла в иное русло, и больше не нужно извиняться.

– Всё равно странно. Вы как будто из прошлой эпохи.

– Так и есть. – Девица снова заговорила томным голосом. – Я – гостья из восемнадцатого столетия. Роман, героиней которого я являюсь, увидел свет более сорока лет назад. Вы этого не знали? Но ведь сам роман «Опасные связи» вам известен.

Она как будто на что-то намекала, но Ржевский не понял, на что именно, и всё же он понимающе кивнул.

– Да, я его знаю. А вот то, что он такой старый, не знал.

– Значит, и я стара? – кокетливо спросила Сесиль.

– Вроде нет, – ответил поручик, вдруг подумав, что раз ему сегодня не везёт, эта барышня может оказаться единственной, с кем сведёт судьба на маскараде.

– Тогда пригласите меня танцевать? – спросила Сесиль.

– А почему бы и нет. Пойдёмте, – сказал Ржевский, предлагая ей руку, чтобы отвести в бальный зал.

* * *

Вспомнив о судьбе и везении, Ржевский тут же вспомнил богиню Фортуну. «Фортунушка, неужели ты меня забыла? Отчего не помогаешь? Мне бы напоследок познакомиться с кем-нибудь», – мысленно взмолился он, но богиня, порхавшая где-то поблизости, кажется, состроила обиженную мину. Ведь только стараниями Фортуны поручик получил приглашение на маскарад, а Тайницкий, добывший приглашение, был всего лишь слепым орудием в руках богини. Нет, Фортуна не забыла о своём любимце! Но собиралась ли она сделать для него что-то сегодня?

«Фортунушка, мне бы…» – мысленно продолжал просить поручик, но не сумел досказать просьбу, потому что грянул вальс.

Ржевский и Сесиль закружились по залу вместе с другими танцующими. Поручик смотрел на свою партнёршу и её лицо казалось ему знакомым, как и голос. Как будто он уже танцевал с ней вальс не так давно.

Девица была без маски, но это никак не помогало. Белила и румяна из любой сделают фарфоровую куклу, скрывая черты, по которым можно различать лица.

Помнится, Тайницкий говорил: «Сесиль – ваша знакомая», но Ржевский не мог прямо спросить у неё, где её раньше встречал. Девица наверняка обиделась бы из-за такой забывчивости, а ссориться было нельзя, ведь на маскараде поручик пока больше ни с кем не познакомился. Если она обидится и уйдёт, кто скрасит одинокому гусару нынешний вечер?

Как назло, именно тогда, когда Ржевский танцевал с Сесиль, на горизонте появились две дамы, которые могли бы составить ей замену: генеральша Зоя Ветвисторогова и Софья Тутышкина.

Чета Ветвистороговых сразу выделялась в толпе красным цветом своих одеяний. Генеральша явилась на маскарад в костюме боярыни, а генерал – в костюме боярина. Учитывая приверженность генерала всему