Весна безумия - Нелли Ускова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты мог?!
— Я многое могу стерпеть! — Тим говорил холодно. — Но Илюха перегнул палку и заслуженно получил!
— Ты мог его убить!
— Да брось!
— Тим, я видела, на что ты способен, и ты собирался его убить!
Тим опустил взгляд, задумался, стал мрачнее, а потом, вздохнув, заговорил :
— Я правда не знаю, что на меня нашло, — почесал он голову. — И сам не могу объяснить.
— А мы с Борей что, тоже перегнули палку?!
— В смысле?! — Тим снова нахмурился. — При чём здесь ты и Боря?
— Ты прикалываешься?! Ты Борюсика так оттолкнул, что он к стене отлетел, а мне руки чуть не сломал.
Тим явно был шокирован такими подробностями:
— Я?! Я не трогал вас! Я врезал Илюхе, он упал, и всё, потом пришли учителя, — пояснил он и потёр лоб.
И сейчас Тим пугал меня до чёртиков своим растерянным видом, отговорками. Но раздражало, что он делал вид, будто не понимает, о чём речь. Я сняла плащ и закатала рукав блузки.
— Это, скажешь, тоже не ты сделал?
Тим сначала отшатнулся, а потом снова хотел приблизиться, но я резко отпрянула.
— Это я сделал?! — Тим уставился на меня так, словно видел в первый раз, но потом покачал головой. — Ян, я не мог...
— Твоих рук дело, — я перевесила плащ на другой локоть и закатала второй рукав. — Если бы Инга не треснула тебя по башке, ты бы сломал мне руки.
Тим не моргал, он с ужасом разглядывал мои плечи. Я вернула рукава обратно, накинула плащ. Тим молча отвёл взгляд. Легче мне не стало. Я ждала объяснений, но у Тима их не было. Он смотрел немигающим взглядом в землю, тёр лоб.
— Ян, я не помню... — Тим посмотрел на меня с такой скорбью, что я почти ему поверила.
Но потом покачала головой. Его пустые отговорки не утешали, руки по-прежнему болели.
— Зато я всё прекрасно помню! — я всё-таки сорвалась, потекли слёзы, меня потряхивало. — Легко сказать «не помню», только тебя это не оправдывает!
Тим опять хотел приблизиться, протянул руки, чтобы обнять:
— Ян...
— Не трогай меня! — я выставила руки вперёд, отгораживаясь от него, и он резко отступил. Я плакала, позорно размазывала слёзы и не хотела, чтобы Тим на меня смотрел в таком виде. — Я пойду!
Тим стоял растерянный, но стоило мне развернуться к дому, двинулся следом за мной:
— Ян, пожалуйста, давай поговорим, не уходи! Я сам не знаю, что на меня нашло! Я бы никогда тебя не обидел! Прости!
— Очень в этом сомневаюсь, — всхлипнула я, обида говорила за меня.
— Ты так говоришь, будто я какой-то монстр! — Тим шёл рядом и всё пытался приблизиться.
Когда он в очередной раз попытался взять меня за руку, я отпрянула, остановилась и снова посмотрела ему в глаза.
— Возможно, так и есть, — устало ответила ему. — Не приближайся ко мне!
Тим смотрел печально, поджал губы, а потом тихо заговорил:
— Ты считаешь меня монстром? Что я способен на убийство?
И я кивнула. Слова — это одно, но я же видела, на что он способен. Тим сразу отвернулся, глубоко вздохнул и нахмурился, посмотрел куда-то на макушки деревьев за моей спиной, а потом вдруг начал рыться в карманах, достал красный шарик:
— Кстати, это же твоё, — протянул мне. И говорил при этом совершенно пустым голосом, без тени эмоций, даже немного сдавленным, но скулы его были напряжены.
Я взяла шарик из его ладони, и Тим тут же спрятал руки в карманы, будто боялся ненароком коснуться меня и обжечься, бросил на меня печальный взгляд:
— Прости меня... — проговорил тихо, но искренне, и добавил: — …если сможешь.
А потом развернулся и ушёл.
Глава 39. Отчисление
Меня разрывало от внутренних противоречий. Хотелось верить Тиму, я по-прежнему его любила, но рядом с любовью никак не укладывались его жестокость и неконтролируемая ярость. Я боялась его, но одновременно верила в искренность в его словах, и, несмотря на всё, меня дико к нему тянуло.
Но, как ни пыталась, не могла найти ни оправдания, ни объяснения его поступкам. Перед сном залезла в горячую ванну и под шум воды рыдала на всю мощь. Подвывала, обнимая в воде колени. Мне было больно, так больно, как никогда, и я отпускала слёзы, рыдания, под шум воды они уплывали, растворялись. Чем сильнее любишь, тем больнее ощущается потеря. И если бы Михаил Захарович сейчас спросил, насколько мне плохо по его любимой шкале эмоций, то это было бы двадцать из десяти.
Я надеялась, что после ванна-терапии мне станет легче. Стоя перед зеркалом, я уже не плакала. Смотрела на себя с фингалом под глазом, с чёрно-фиолетовыми гематомами на руках и вдребезги разбитым сердцем. Потянулась к «Троксевазину», чтобы намазать синяк, но, стоило взять мазь в руки, слёзы опять хлынули двойным потоком. Эта мазь была кусочком Тима, его заботы, и от этого было так горько, что успокоиться я никак не могла.
Уснула в итоге измученная мыслями и переживаниями, но в пять утра подскочила как ужаленная, села в кровати. Тим! Тим отдал мне шарик! Но у него в выходные важные соревнования, от которых многое зависит. Как Тим будет без шарика? И как он смог от него избавиться?
Я ничего не спросила. Что Тиму сказал директор? Его отчислят? Что с ним будет? Почему избавился от шарика, ведь так рассчитывал на новую силу? Даже за последнюю неделю пытался добавить в связку какой-то сложный элемент, чтобы получить дополнительные очки для команды.
Вчера я слишком погрузилась в свои обиды, что не хотела его ни видеть, ни слышать. Ничего у него не узнала, ещё и обозвала монстром. Но почему Тим так рьяно отрицал, что сжимал меня до боли, ведь я просила его отпустить, неужели не понимал или не помнил?
Я слишком резко проснулась, словно от ведра ледяной воды, или будто вынырнула из кошмара, хоть мне ничего и не снилось. И мой мозг, подстёгнутый резким пробуждением, судорожно искал подсказки, вот-вот за что-то можно зацепиться, но ответы ускользали от меня.
Как можно не помнить, что ты делал? Аффект, лунатизм, гипноз, магия...
А ведь красные зрачки и свечение не что иное как магия. Ничем другим я это объяснить не могла. Я осторожно прокралась в коридор и достала шарики. Теперь, про себя, называла их магическими. Снова села на кровать и разглядывала их. Красный
