Осколки света - Джоанн Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К лицу прилила кровь. Прекрасно, еще и приливы!
Пришлось остаться: не могла же я уйти, пока Берни кланялась. Пот струйкой потек по лбу и застил глаза, аккуратная подводка размазалась. Люди хлопали и хлопали Берни – куда дольше, чем мне. И вдруг она посмотрела на меня. Не на Мартина, застывшего как изваяние, а прямо на меня. Внутрь меня. В сверкающих глазах Берни отражалась моя злость, жар исходил от нее, как разряд молнии…
Привет, Кэти.
Я оказалась там. В ее «доме». Будто и не уходила, будто мы и не растеряли свою волшебную силу. А Берни оказалась в моем «доме»; я чувствовала ее присутствие и мысли: Ах ты дрянь, как же ты меня обидела. Видишь, как мне было больно? Видишь меня, Кэти?
Тридцать пять лет назад ее «дом» был маленьким и уютным. Теперь он необъятно огромен. Оно и понятно, ведь мы растем. Копим горы багажа. Это был багаж Берни, уже не похожий на дом. Скорее храм воспоминаний, хранилище накопленных сокровищ, оссуарии захороненных костей, шпили и лестницы, часовни и склепы. Я не боялась. Понимаю, звучит странно, но я знала: для меня откроется любая дверь, даже запертая. Я ощущала печаль Берни, ее ярость – внутренний огненный взрыв; бисеринки пота собрались у меня на руках, и все двери Берни распахнулись…
Я увидела Грейс, мистера Д. и себя – таких молодых, таких прекрасных… Увидела Берни Мун, Чокнутую Берни с встревоженным взглядом. Увидела госпожу Чаровник, на чье представление мы ходили в детстве, ее влияние на жизнь Берни. Увидела ее мать и То Самое Платье, спрятанное в шкафу, увидела разочарование преподобного Тома, уроки миссис Хардинг. Увидела незнакомых женщин – Салену, Айрис, Леони и Алекс, женщин с добрыми дружелюбными лицами, порхающих во тьме, как мотыльки. Увидела Адама Прайса и то, как Берни пыталась оградить меня от увиденного в его «доме», забрать себе ужас этого вторжения. Увидела Данте в детстве и Данте сейчас – тысячи воспоминаний под музейным стеклом, не тронутых временем. И конечно, увидела Мартина. Он был повсюду, каждую свою частичку она посвятила ему. Витражные стекла, статуи, полы – всюду Мартин. В ее внутреннем храме Мартин звучал исполинским оргáном, голос его был подобен благоуханию ладана из кадила. Изумительно… И ужасно. Ужасно, что она так видела Мартина, меня и случившееся между нами много лет назад.
Долгие годы тоски. Долгие годы мучительных угрызений. Долгие годы утраченной дружбы и счастья, прощения и тепла. Я не могла больше нести в себе этот груз. Я открыла ей двери, которые считала запертыми навеки. Показала ей ночь, когда Мартин Ингрэм проводил меня домой, еще в студенческую пору.
7
Отрывок из «Выпуска девяносто второго» Кейт Хемсворт
(Опубликовано в «Лайф стори пресс» в 2023 г.)
Она знает, как ему нравится. И всегда знала, с ночи выпускного. Когда он спас ее от Адама Прайса. Ее принц на белом коне.
Только все это неправда, а Адам ничего плохого не сделал. Единственное его преступление – он оказался рядом, когда она была слишком впечатлительна.
Забавно, как мы иногда переписываем свои травмы в третьем лице. Куда проще представлять себя персонажем, чем признавать события, случившиеся на самом деле. Мы вновь и вновь пересказываем самим себе эти истории, пока наконец не начинаем верить в их правдивость.
Я помню все. Тогда произошло ужасное убийство в Вудхаус-Мур, большом парке возле центра Лидса. Убили какую-то Анну, тело ее нашли меньше чем в миле от общежития, где я делила комнату с еще четырьмя девушками. Мартин всю ночь следил глазами за моими танцами, и я знала: стоит попросить, и он проводит меня до дома. А еще знала: я немного ему нравилась еще с выпускного. Я была молода и наслаждалась властью.
Стояла теплая весенняя ночь, из тех, что наступают внезапно. Даже в тот поздний час в воздухе еще витал след тепла, и потом я танцевала – мои щеки горели, а звезды колесом света озаряли полночное небо.
– Проводишь меня? – спросила я с улыбкой.
– Конечно, – как всегда проявил галантность Мартин.
И мы вернулись через парк, и Мартин говорил, а я смотрела на звезды и танцевала под свою внутреннюю музыку. А потом он заглянул на кофе, к сонному удивлению моих соседок, слушающих музыку в общей комнате; он зашел в мою комнату и остался до утра.
– Наверное, тебе пора, – намекнула она, увидев, как он снимает обувь. Есть в этом что-то непристойное, думает она, хотя сама вот уже полчаса как сидит без обуви. – У меня пара в девять.
– Ш-ш-ш, – говорит он. – Ш-ш-ш, иди сюда. Давай поговорим.
Нет, она пытается. Правда пытается. Пытается сказать:
– А как же Берни?
Но слова его не останавливают.
– Берни здесь нет. А ты есть, ты просто изумительная…
Он шарит по ее телу руками, а она отстраняется.
– Нет, Мартин… – начинает она, потом представляет, как он разозлится, как ее обругает, какими взглядами обменяются соседки, когда он выйдет из комнаты… И умолкает.
Мартин притягивает ее к себе, целует ей шею и шепчет:
– Берни здесь нет, Кэти. Никогда и не было. Всегда только ты. Девушка моей мечты. Кэти, ты девушка моей мечты…
Внутри нее что-то отключается. Она слишком много выпила, сил возражать нет. Вспоминает Адама Прайса и то, как упорно он доказывал свою невиновность; гадает: а что подумают, если Мартин вдруг решит всем рассказать о свидании с Кейт Малкин? Думает: наверное, она сама напросилась, не такая уж она хорошая, как говорила мама.
Это всего лишь секс, убеждает она себя. Не девственница же она! Иногда свидания идут наперекосяк. И все, незачем нагнетать. Одно плохое свидание в уплату за его помощь на выпускном. Одно плохое свидание, только и всего. Не изнасилование. Так, досадная мелочь.
Я зарыла это воспоминание глубоко внутри. В самом укромном уголке дома. И оплела паутиной, словно коконом. Но Берни все равно его нашла. Распутывала нити тонкими, нечеловеческими пальцами.
Никто меня не насиловал, – шепчут голоса. – Это не его вина, а моя.
С другой стороны, разве не так говорят все жертвы? Разве не пытаемся мы обвинить себя? Быть жертвой – значит чувствовать вину. Мы с Берни обе это знаем. Стыд и вина – две стороны одной медали, временами они неразличимы. Может, потому мы и зарываем воспоминания поглубже. Строим для них потайные комнаты. И все же яд порой просачивается. А иногда дверь распахивается настежь…
Он ушел утром, около девяти. Я сварила ему кофе. Потом долго-долго мылась в душе, заправила постель и чувствовала себя прекрасно, пока не нашла на полу презерватив. Меня охватила дрожь. «Спасибо хоть использовал, – подумала я. – Значит, это не изнасилование. Правда же»
Сейчас такое называют «стелсинг». Это когда в процессе снимают презерватив, не сказав девушке и не спросив разрешения. Кто-то считает это игрой, хотя на самом деле это насилие. Четыре недели спустя, когда месячные так и не начались, я обо всем позаботилась и избавилась он нежеланного сгустка клеток, и с тех пор не оглядывалась, даже не вспоминала…
А я-то думала, что изгнала воспоминание из памяти. На самом же деле – просто глубоко зарыла в надежде, что само умрет. Зарыла там же, где Адама Прайса и вину за свой поступок. Там же, где зарыла мысль: я заслужила насилие,
