Департамент налоговой полиции - Николай Иванов

— Моржаретов знает?

— Пока только я, вы и сотрудник, который занимался данным вопросом.

— Предложения?

— Пока не трогать. Нам важнее выявить тех, кто ее вывел на Козельского. Основные — они, и это тоже есть факт. Во-вторых, через нее, может быть, удастся выйти на остальных, кто так или иначе поставляет информацию коммерческим структурам.

— Вы говорите так, будто их здесь целое гнездо.

— Гнездо не гнездо, но некоторые кандидатуры, на мой взгляд, пересмотреть необходимо. Мы сверили утечку: к шестидесяти процентам этот человек, — генерал указал на листок с фамилией, — доступа не имел и не мог иметь. Таких, как он, обычно используют в качестве ширм, как и в случае с Варахой: чтобы, храня основного, сдавать этих и тем самым как бы успокаивать нас. Так что можно попробовать включиться в игру. План представлю, как только проработаем весь рисунок.

Директор повертел листок, затем изорвал его на мелкие кусочки, задумчиво и грустно произнес:

— Да, вот и верь после этого людям.

Беркимбаев еще более озабоченно, чем начальник, покивал головой. Ему-то с таким опытом и стажем работы проколоться на женском обаянии! Впору писать рапорт об увольнении, если бы это помогло делу.

— Будем работать, — подвел итог Директор, принимая ношу и на свои плечи. — Езжайте отдыхать домой.

— А вы?

— Побуду немного.

Хотелось поделиться с генералом, что сегодня не просто обыкновенный день, а все-таки годовщина. Но раздумал. Мало ли у человека какие даты в жизни. И сколько их еще будет впереди! А даты нужно справлять в одиночестве, ибо вокруг юбиляра всегда пляшут и поют.

— Тогда еще один вопрос, если можно, — попросил Беркимбаев.

— Если есть вопрос, чего стесняетесь?

— Хотел спросить насчет Моржаретова. Мы вроде как друзья с ним, вместе пришли сюда. И вот мне присваивают генерала, а он пашет более моего, а…

— … все еще полковник? — улыбнулся Директор.

— Извините, но да. Если об этом, конечно, уместно спрашивать.

— Уместно. За друзей, Ермек, всегда волноваться уместно, так что стесняться нечего. А генералом он наверняка станет: указы ведь подписывает Президент.

— Спасибо. Разрешите идти?

Попрощавшись, Беркимбаев виновато вышел — всегда неудобно для подчиненных, когда начальник работает больше и дольше их.

А Директор, проводив его взглядом, с неожиданным удовлетворением откинулся на спинку кресла. Вот этого он как раз и пытается добиться в Департаменте — чтобы люди просили и волновались за других. Именно отсюда, от этой заботы и внимания и начнет формироваться коллектив. От таких людей, как Беркимбаев. Соломатин. Может быть, даже с Ивана Черевача, рапорт которого о приеме на службу лежит в папке кадровиков следом за рапортом Варахи. Вот так и получается: одни уходят, другие занимают их место. И нужно еще посмотреть, что труднее выбрать: уходить от сумасшедших заработков и роскоши в коммерции или приходить к постоянной ответственности здесь. Остается удивляться природе, что есть еще люди, которые не только не бросились на наживу и шалые деньги, а уходят от них.

Директор взял в руки кадровое заключение по Черевачу. Сверху стоит роспись Беркимбаева: проверен, согласен. Но на документах Людмилы, к сожалению, он писал то же самое. Поэтому пусть полежит, спешить некуда, время еще подумать и лишний раз проверить человека есть.

Отложил ручку, чтобы не соблазнять себя новыми резолюциями. Закрыл и отодвинул в самый дальний угол огромного стола все три папки. Прошелся по кабинету, благо было где размяться. Остановился у окна.

Впервые пожалел, что его окна выходят не на улицу, а во внутренний двор департамента. Что здесь увидишь? Лишь вдали мокрые после дождя крыши домов. Сколько же судеб вместила в себя Москва! И как перемешивает она их! Кто мог подумать, что когда-либо в здании всегда святой для страны «оборонки» поселится налоговая полиция? Что в этом кабинете герб Советского Союза прикроет двуглавый орел? И при чем здесь простые люди, которые лишь вертятся в жерновах истории, живя под этими крышами? Чем виноваты они?

Отвернувшись от окна, Директор вдруг решительно направился к столу, на ходу доставая ручку. Открыл папку с приказами. Найдя рапорт Черевача, размашисто, может быть, даже размашистее, чем всегда, поставил на нем свою подпись…