Семь бесов в бочке меда - Дарья Урбанская

к шее и замерла, рассматривая расчерченную царапинами руку. Затем она медленно потянулась и откинула простынь: ее правая нога была обмотана бинтами, а в районе бедра из-под повязки отходила дренажная трубка.

– Что… – прохрипела она и надсадно закашлялась.

– Липа! – Перед ней возникло обеспокоенное лицо мамы. Под ее заплаканными глазами собрались тени, стянутые в пучок волосы сбились на бок и пушились, а на щеке отпечатком краснел вязаный узор кофты. Мама аккуратно присела на край кровати. – Липушка моя! Слава богу!

– Не пугай больше так! – Аня, вставшая рядом с мамой, укоризненно покачала головой. – Мы тут чуть не поседели.

Они начали засыпать вопросами о самочувствии, но Липа не могла сосредоточиться, все ждала, что рядом с ними возникнет и третий силуэт – высокий, широкоплечий, с упрямым взглядом серо-зеленых глаз…

– Лип? – Мама осторожно поглаживала ее ладонь. – Скажи хоть что-нибудь.

– А… а где… Виктор?

Аня и мама недоуменно переглянулись.

– Николай? – переспросила сестра. – Ники?

– Ники? – Липа нахмурилась.

Воспоминания складывались в какую-то мешанину образов, обрывочных картинок и чьих-то голосов. Они обволакивали, постепенно утягивая в забытье. На границе сна и яви она услышала тихие мамины слова:

– Анюта, не стоит ей пока говорить. Пусть отдыхает и набирается сил… Спи, детка, спи, родная.

* * *

Это только в кино показывают длинные лужайки с аккуратно подстриженной зеленой травой и стройными рядами серого мрамора; людей, разодетых в одинаковые черные плащи и скорбно прикрывающих головы одинаковыми черными зонтами. На деле же во все стороны тянулись разномастные кресты, простые деревянные и ажурные кованые. Прямоугольники стальных надгробий и каменные скульптуры хаотично выстреливали в небо то тут, то там.

Липа сжала в ладони горсть земли, кинула в яму и поспешила отойти. Опираясь на костыли, она доковыляла до машины и присела.

– Как нога? – обеспокоенно спросила мама. – Не стоило нам…

Липа бросила на нее хмурый взгляд, и мама тяжело вздохнула:

– Конечно, я понимаю. Мне так жаль, детка. Бесконечно жаль. Я знаю, что вы собирались…

По щекам мамы побежали слезы, но Липа, кажется, вообще разучилась плакать. Внутри зияла пустота, и с каждым днем она все больше разрасталась, поглощая чувства, превращая ее в каменного истукана.

Из толпы, окружавшей темнеющий в земле прямоугольник, раздались рыдания:

– Коленька! Ну как же ты так, Коля!

Липе не было видно, кто так неистово скорбит над гробом ее жениха, но было слышно, как голосящую девицу кто-то оттеснил в сторону, пытаясь утихомирить, привести в чувства.

– Тише, Лесь, не здесь. Тише!

– Я не верю… – Всхлип. – Просто не могу поверить, что его больше нет…

Причитания становились ближе, задние ряды потеснились, выпуская двух девушек.

– Возьми себя в руки. – Дородная брюнетка буквально тащила за собой рыжую девицу в темно-зеленом платье с черным палантином на волосах. – Здесь его родные: родители, невеста.

– Да лучше б это она вместо него… – прошипела рыжая и громко шмыгнула носом. – В той аварии!

Рядом охнула мама, прижав ладонь ко рту, и бросила на Липу испуганный взгляд. Но та лишь равнодушно пожала плечами:

«Может, так и правда было бы лучше».

– Лучше б она! А теперь его нет, Кать, его больше нет!

– Я знаю, дорогая, знаю. Но тебе надо успокоиться. Зря мы вообще приеха…

– Ка-а-ать… Пусть он вернется!

– Леся, это невозмо…

– Пожалуйста, пусть вернется… – Рыжая сотряслась в очередном рыдании. – Он ведь ничего не понял даже. Раз! И его нет.

Девушки прошли в хвост колонны из автомобилей. Издалека прилетел затихающий судорожный всхлип:

– Раздавило как… как муравья под сапогом…

Липа еще долго смотрела им вслед невидящим взглядом, а в голове мелькали смутные картинки: она стоит перед большим зеркалом, рядом Антон… Его футболка с дурацким принтом рок-группы исполосована, сквозь лоскуты ткани проступают кровавые царапины. Он что-то говорит. Что-то очень важное.

Неужели это на самом деле было? Но когда? Где? В памяти тихо прошелестело: «Мужикам нравится, когда поменьше стесняются… он к Олеське таскается…»

– Значит, ты правду сказал, – пробормотала Липа вслух.

– Кто? – не поняла мама.

– Антон.

Мама снова охнула, принялась щупать ее лоб:

– Липушка, может, водички?

– Ничего, ничего не нужно.

– Может, не поедем на поминки? Давай лучше вернемся в больницу. Мне и так чуть ли не со скандалом удалось уговорить врача тебя отпустить… попрощаться.

– Мам!

– Детка, Антона ведь тоже больше нет. Ты помнишь?

Липа вымученно кивнула и отвернулась. Конечно, она помнила. Массовая авария на трассе унесла жизни стольких человек! По телевизору и в интернете только об этом и говорили. Прошло уже несколько дней, а до сих пор число жертв увеличивалось. Как бы ни бились врачи – они не всесильны.

Ирина после травмы головы сдалась еще в скорой на подъезде к больнице. Антон же протянул до вечера, но повреждения грудной клетки… Возможно, все сложилось бы иначе, будь он пристегнут. Или если бы они выехали чуть позже. Или вообще, если бы он не подбил всех на выходные в Иннополисе…

В мысли снова вторглось странное воспоминание, смутное, словно подернутое туманом. Серая каменная кладка стен, странный пуфик, обитый свалявшейся черной шерстью, Антон, устало склонивший голову:

– Знаешь, Лип, я вообще-то хотел ей предложение сделать.

Предложение? Липа не помнила, чтобы об этом шла речь. Ники бы точно ее предупредил о таком, даже если планировался бы сюрприз. Так с чего же она тогда?..

Липа отмахнулась от назойливо зудящего в голове ощущения, что от нее ускользает что-то важное. В конце концов что гадать, как все могло сложиться. Существовало бесчисленное множество «если», но случилось только одно – перевернувшее жизнь.

– На все воля Божия! – прогудел голос из-под капюшона средневековой рясы, надвинутого на глаза.

Липа вздрогнула и огляделась. Люди всё еще стояли плотным кругом вокруг могилы, кто-то снова рыдал, но никаких священников, тем более в старинном облачении, она не увидела.

«Да что со мной такое?!»

Она устало потерла виски. Все-таки прав был врач, когда насмерть стоял против досрочной выписки. Рано ей, слишком большая нагрузка. И бедро снова пульсировало болью.

– Ладно, мам, поехали.

Липа аккуратно устроила больную ногу в салоне, захлопнула дверь и, пока мама обходила машину, бездумно уставилась в окно, на ближайшую к дороге могилу. Памятник из черного мрамора выглядел новым, но фотография на нем была старая, черно-белая. Липа скользнула взглядом по имени и датам, не вчитываясь, и стала рассматривать пластиковый венок с желтыми искусственными цветами, которые ярким пятном выделялись на фоне земли. Над ними, деловито жужжа, зависла пчела.

«Вот глупая! Они же ненастоящие!»

Ногу прострелило болью, а в голове вспыхнуло узнавание, замелькали картинки, как в ускоренной перемотке: замок,