Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«После тяжелого боя наш батальон враги рассекли, и так получилось, что группа человек в семьдесят отчленилась в темноте от основных сил. Мы отбивались, как могли, пули и гранаты, мины и штыки – все шло в ход. И все же немец теснил и теснил нас, прижимая к болотам. Из последних возможностей дрались, – пишет Александр Иванович. – По сигналу младшего лейтенанта Ваника Вардановича Степаняна собрались в густом незнакомом лесу. Посчитали свои ряды. Из командиров были старшина Анатолий Михайлович Зубков, старший сержант Г.И. Сорокин и сержант Иван Николаевич Пепеляев. Рации у нас не было. Где находится бригада, батальон наш, не знали.
– Сражаться можно! – заявил Степанян. Он приказал Зубкову проверить оружие и боеприпасы, лыжи и палки, наличие НЗ. Должен сказать, что нам выдавали по 800 патронов к ППШ и пистолетам ТТ, 4 РГД, ножи-финки, достаточный запас патронов к винтовкам. Не все, конечно, у нас оказалось в наличии: с боями прошли, наверное, не меньше двухсот километров. Минуло около тридцати суток, как вошли в тыл немцев.
Образовался у нас небольшой отряд. Степанян разбил людей на звенья. Старших назначил. Первое время нам не удавалось вырваться из соснового бора – немцы обложили лес. Куда ни сунемся – враг!.. И пищи никакой. Ребята подтянули ремни на последнюю дырочку.
Значительно позднее командиры объяснили нам, что немецкое командование решило тогда окончательно разделаться с надоевшими ему советскими парашютистами. С фронта вызвали авиацию и карательные подразделения, какое-то количество бронетехники и радиостанций на колесах… Мы, десантники, как бы вызывали огонь на себя, облегчая тем самым задачу советским частям, сжимавшим котел по наружному обводу.
В жизни бывает так, что мотор, скажем, работает без перебоев. Потом в смазку попадают песчинки. Одна, вторая, третья… Трение усиливается, появляется скрип, мотор греется. Разлаживается машина. Я, сам механик катера, встречал такое. И вот думаю, что парашютисты в сорок втором были такими песчинками в моторе немецкой машины под Демянском. Механизм ее и так работал с перебоями в окружении советских войск. Да заноза под сердцем – лыжники из 1-й маневренной воздушно-десантной и 204-й ВДБ.
В тот раз мы обхитрили немцев. В глубине леса разожгли костры и быстро покинули их. Наши преследователи сосредоточили внимание на огоньках, а мы тем временем проскочили в соседнее урочище. Степанян знал азимут первой стоянки 4-го отдельного батальона и посчитал, что комиссар Куклин именно на нее повел основные силы. И мы пошли ночью. С трудом добрались до старых шалашей. Но там – пусто. Передохнули, поспали. А утром решали, как быть дальше… Командиры единодушно заключили: нужно выходить к своим!.. Если бы мы тогда прошли на север еще чуток, наткнулись бы на лагерь раненых и обмороженных. Если бы…
Наметили маршрут и лесами, глухоманью, двинулись к линии фронта. Попадались патрульные группы немцев – ликвидировали. На зимнике подорвали автомашину со связевым имуществом. На лыжне при стыке просек – пулеметное гнездо. Забросали гранатами. Ни один не уцелел!.. Ребята дрались с отчаянной отвагой.
На взгорках снег стоял, чернели островки земли, парили на солнце. Попался хутор – печные трубы да огарыши. А на березах галдели грачи. И – никого. Ни кошки, ни собаки, ни живого духа.
– Фашист проклятый! – вздыхали ребята, сжимая оружие. Каждый берег силы, чтобы хватило их на последний бросок через окопы врага.
Командиры уводили нас, уклоняясь от маршрута: немцы сзади догоняли. Прикрывали группу самые крепкие десантники во главе с Иваном Пепеляевым. С нами были раненые и обмороженные – движение тормозилось. И силы наши таяли, как снег под весенним солнцем. В оттепель на лыжах – мученье!..
И все же группа приблизилась к передовой. На берегу реки окопы, землянки немцев. И сзади нас опять же немцы, преследователи наши. В оцеплении очутились, в ближнем тылу врага. Залегли, готовясь к прорыву. Командиры высматривали ориентиры, намечали участок на реке, куда бежать, как одолеть заслон. Девять последних дней во рту у нас не было ничего, кроме снеговой воды. Не особенно разбежишься!.. Видно, преследователи передали окопникам о нас. Из блиндажей сыпанули фрицы, оборотили оружие в нашу сторону. Настырный гитлеровец орет из окопа:
– Рус, сдавайс!
«Русский, сдавайся!» – Это относилось к армянину Степаняну, удмурту Пепеляеву, татарину Рамазанову, коми Бабикову, украинцу Булавчику, еврейке Манькиной, узбеку Касимову…
Сержант Сорокин ловко выделил и срезал пулей агитатора. Немцы причесали кустарник из минометов и «шмайссеров». Над чапыжником, где мы укрывались, зависла «рама» – сведения о нас своим передает. Начали бить прицельно – погибель лыжникам. И снова крик во все горло из немецкого окопа:
– Сдавайтесь! У нас есть хлеб, мясо, яйка и шпек. Дадим шнапс!
Знали, паразиты, нашу слабость, но мы отвечали отборным русским матом: удмурт Пепеляев и армянин Степанян, украинец Булавчик и татарин Разаманов, русак Анатолий Зубков… В подкрепление слов – огонь! В дороге запаслись трофейным оружием и гранатами. Младший лейтенант Ваник Степанян пополз с ребятами и забросал ярых крикунов гранатами…
Стычки не прекращались до утра. У нас не было силы сломать цепь врага. А он, наверное, посчитал, что десантники выдохнутся и сами сдадутся.
На рассвете старшина Зубков прополз по цепи парашютистов: считал личный состав и боезапас. И того и другого – с гулькин нос. Кто убит, кто тяжело ранен. Во время ночной схватки отделение Ивана Пепеляева уклонилось в лес, больше мы его не встречали. Примолкли и немцы.
Думали-гадали: что предпринять? Обороны нам не прорвать – это точно. Всполошили фрицев – будут на всем участке настороже. А сзади нас тылы, вторые эшелоны, редкая цепочка охранников. Как доложил Зубков, патроны и гранаты не все растрачены.
– Пробиваемся снова в лес! – принял решение Степанян.
– Врага не щадить! – приказал старшина. – Без «ура».
Молча поднялись. Нацепили лыжи. Пошли. Было еще сумеречно и туманно. Халаты наши хоть и потемнели, и в дырах, но вписывались в обстановку. Лишь похрустывал снег. Засада обнаружила нас в считаных шагах от себя. Выстрелить не успели. Хряскали приклады по головам зазевавшихся гитлеровцев. Трещали десантные куртки под ударами вражеских штыков. Потом зачастили выстрелы. Автоматные очереди. Грохнули гранаты…
Сломали цепь! Отбежали километра два – дебри! Сосны одна к одной. Целина снежная. Преследователи тоже выдохлись. Урон мы нанесли им немалый. Собрались в кучку. Поглядели в глаза друг другу: осталось нас шестеро, все комсомольцы. И ни одного командира. Кто-то обмолвился: «Степанян упал от пули!» Я посоветовал ребятам укрыться за соснами, а сам обежал круг, надеясь встретить кого-либо из парашютистов. Тишина. Никого. Дальше двигаться уже не хватило мочи. И рассветало – тут уж без риска ходу нет.
Густой подлесок. Опушка вырубки, а дальше болото с желтоватыми пятнами на льду: трясина гнилая!
Окопались наспех в снегу, замаскировались. Пересчитали патроны и гранаты.
– Если сунутся немцы, отдадим жизнь подороже! – Иван Норицын выкладывал рядом с собой противотанковую гранату, остро наточенную финку и запасный диск к автомату. Он еле передвигался на обмороженных ногах.
Почти всем нам было лишь по восемнадцати. Георгий Карпов, Леонид Накоряков, Иван Норицын и я – из Пермской области, Федор Ардашев – из Кировской, Иван Князев – из Удмуртии. Он очень переживал уход своего земляка Ивана Пепеляева, мало надеялся на встречу. Сам он был крайне слаб.
Положение наше было пиковое: боеприпас мал, компаса и карты не было. Еды – ни крошки. И где-то враг вынюхивает наш след. Но мы не падали духом. День пролежали в укрытии. Появлялись немцы. До нас не дошли метров пятьсот и вернулись на передовую, возможно, посчитали, что всех перебили. Снег к тому времени покрылся ледяной коркой, и следы лыж не просматривались. Среди нас – трое обмороженных. И.Ф. Князев потерял сознание. Бредил и звал мать. Бросать его у нас и мысли не рождалось. Тащить с собой – где силы ваять? Умирать не хотел никто, сдаваться в плен не помышляли.
– Нужно углубляться в лес, – рассуждал Иван Норицын. – Партизаны есть. Нападем на чей-нибудь след. Вы же знаете, под Демянском десантированы и другие бригады. Возможно, отыщем своих…
Георгий Карпов, находясь в охранении, заметил невдалеке от привала убитую лошадь – вытаяла из-под снега. Кусок конины – ликование души. Пренебрегли опасность – развели маленький костер. Согрели руки, просушили рванье-портянки, и мясо подвялилось…
К утру И.Ф. Князева не стало. Положили его под ель на краю болота, забросали снегом, простояли в молчании, сняв шапки.
– Прости, брат. Копать могилу нет сил… сам знаешь. Прости, друг боевой…
И потянулись наши следы от фронта в глубину демянских лесов. Надежда одна: встретить партизан ли, лыжников ли… Спустя двое суток набрели на свежую лыжню, а там и на шалаш с дозором десантников. Нам сообщили:
