Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова

Мила оказалась права – героем дня сегодня был, безусловно, Глеб. Его появления публика встречала дружными аплодисментами, первую же арию пришлось повторять на бис, равно как и сцену на качелях. Это было приятно и удивительно, так как по традиции, сложившейся в большинстве оперных театров за последние годы, бисы стали редкостью – время спектаклей строго ограничивалось, и задерживать их повторами отдельных номеров не полагалось.

Вообще аудитория была настроена благосклонно и не жалела оваций ни для одного из исполнителей главных ролей. Опера была хорошо разрекламирована в прессе и на телевидении, и аплодисментами публика благодарила театральную труппу за то, что не ошиблась в своих ожиданиях.

В антракте после первого действия никак не могли разойтись по гримеркам – стояли все вместе за кулисами, возбужденные, сроднившиеся, и с аппетитом поедали Милины яблоки, большие, зеленые и сочные. Мила, которая еще не успела побывать на сцене, а наблюдала за действием из-за кулис, принесла сюда всю сумку.

Все наперебой хвалили и поздравляли Глеба, сумевшего вызвать у зала такую теплую встречу. Лариса видела, что похвалы эти ему очень приятны: его глаза сияли, лицо, тонко и умело загримированное, казалось фантастически красивым и вдохновенным.

В эти минуты Лариса готова была простить Глебу абсолютно все на свете: и его неумелое, трагически закончившееся вождение машины, и упорное нежелание завязать с употреблением наркотиков. И уж тем более такие невинные пустяки, как мелкую ложь по поводу своих отлучек и отказ от участия в устранении последствий сантехнической аварии, постигшей Ларисину квартиру.

Она с нетерпением дождалась, пока остальные ребята, вдоволь наговорившись и расслабившись, наконец разошлись, чтобы привести себя в порядок перед началом второго действия, и они с Глебом остались один на один в полутьме закулисья.

В прорезь занавеса заглядывал яркий луч прожектора, в нем весело кружились пылинки, оркестр тихонько наигрывал отдельные номера из второго и третьего действий. Говорить ничего не хотелось, хотелось, чтобы эти минуты никогда не заканчивались. Чтобы вечно длилась эта тишина, едва слышная, нежная музыка, дрожащая, мерцающая полоска света в темноте.

– Джильда, вы неотразимы! – Глеб осторожно коснулся Ларисиных пальцев.

– Вы тоже, Герцог…

Так все начиналось и так продолжается. И ничто не может этому помешать, ничто!

Полоска света дрогнула и на мгновение исчезла. Потом снова появилась – кто-то из монтировщиков, видимо, ходил за кулисами по сцене. Глеб мельком оглянулся и выпустил Ларисину руку:

– Пора. Сейчас будет звонок.

– Да, иди, – Лариса кивнула. – Я останусь. Послушаю Артема.

– Послушай, – согласился Глеб, отступая в темноту, к двери в коридор. – Он классно поет, аж в дрожь бросает. Ни пуха!

– К черту.

Глеб скрылся за дверью, и почти сразу же из коридора появились Артем, Мила и двое неразлучных друзей, Андрей Стишин и Дима Баринов, по опере – придворные Герцога. Мгновением позже к ним присоединился Богданов. Все трое, Стишин, Баринов и Евгений, изображали на сцене свиту Герцога, с которой происходит столкновение разгневанного Риголетто.

В лепеховской постановке действие начиналось сразу с появления во дворце шута, начальная сцена разговора Герцога с придворными была опущена. Поэтому Глеб и ушел отдохнуть, а ему на смену пришли другие солисты.

– Ой, мамочка, кто здесь? – Мила испуганно воззрилась на стоящую безмолвно в темноте Ларису. – Ларка, ты, что ли? Стоишь тут, точно тень отца Гамлета, напугала меня до смерти! Ты что, так и не ходила в гримерную?

Лариса отрицательно покачала головой. В это время прогремел звонок. Шум по ту сторону кулис начал смолкать, из-за двери высунулась помощник режиссера, Марина Хмельницкая, оглядела собравшихся певцов и удовлетворенно кивнула:

– Сейчас начинаем. Давайте на сцену.

Артем, Женя и Андрей с Димой ушли за занавес. Из коридора напротив появился хор вельмож, готовый к своему выходу.

– Наконец-то ты услышишь, – шепнула Мила Ларисе, пристраиваясь в своем излюбленном месте, откуда сцена была видна как на ладони. – Я вчера даже прослезилась. Темка раньше никогда так не пел. Грамотно – да, профессионально – это бесспорно. Но всегда как-то прагматично, сухо, от сих до сих, – Мила сделала широкий жест рукой. – А в этот раз что-то его проняло, это факт.

Лариса с удивлением покосилась на подругу. Слышать от Милы, слывшей главной театральной язвой, такие теплые и искренние слова в адрес кого-либо было странно. Обычно бойкая на язык, она говорила обо всех лишь колкости, а если уж хвалила, как недавно Глеба, то все равно с оттенком иронии. Сейчас же выражение Милиного лица и тон ее голоса были неузнаваемы для Ларисы, словно до сих пор она пряталась под маской и вдруг внезапно решилась расстаться с ней на некоторое время.

Заиграла музыка. Та самая, которую мысленно представляла себе вчера Лариса, сидя без сил в своей гримерной.

Мила сосредоточенно глядела в щель между кулисами. Лариса встала рядом с ней, с любопытством заглянула на сцену. То, что она увидела, поразило ее даже больше, чем метаморфоза, только что произошедшая с подругой.

Артем действительно преобразился до неузнаваемости. К его движениям, бывшим всегда размеренными и скупыми, добавилась неумолимая, сдержанная сила. Он то наступал на стоящую перед ним живую стену из придворных и слуг Герцога, то пятился назад, но с каждым шагом все ближе и ближе подходил к цели – заветной двери, за которой сейчас должна была находиться Джильда в объятиях юного соблазнителя. Издевательски и одновременно с глубокой болью звучал мотив шутовской песенки.

Вот наконец шут догадался, где находится его дочь. Пассажи в оркестре неслись, один сметая другой, громко и резко, обрушиваясь на публику, сидящую в зале, точно шквал. Началась ария Риголетто, в которой он бросает вызов миру бесчестья и лжи, погубившему его дочь.

Куртизаны, исчадье порока!

За позор мой вы много ли взяли?

Вы погрязли в разврате глубоком,

Но не продам я честь дочери моей!

Это было спето с такой силой и страстью, что Лариса невольно почувствовала, как по телу пробегают мурашки, и вспомнила недавние слова Глеба.

Бог ты мой, оказывается, Артем умеет так петь! Да у Лепехова что ни солист, то талант выдающийся. Откуда что берется? Честно говоря, до этого момента Лариса считала, что Артем не способен на такие перевоплощения, ну разве только в отдельных речитативах, где музыка сама за себя говорит. Она была полностью согласна с Милиной характеристикой всегдашнего пения Королькова – несомненно профессионально, голос хороший, но эмоций маловато, все немножко делано, сухо, вяло.