Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова

– Лепехов об этом еще неделю назад говорил, – проговорила Лариса, радуясь, что Мила перестала дуться. – Все правильно. Сентябрь, нормальные театры только-только с гастролей вернулись либо из отпуска, а тут – премьера, да еще Верди, и в лепеховской интерпретации. Немудрено, что народ кинулся скупать билеты. Мишка задумал все грамотно, с максимальной выгодой для коллектива.

– Народ еще и на Ситникова идет, – Мила зашла в гримерку и бухнула тяжелую, битком набитую сумку на стол. – И он не ошибется, заверяю тебя.

– Кто не ошибется? – со смехом уточнила Лариса. – Глеб? Или народ? Смотри, не раздолбай казенное имущество своей сумкой. У тебя там кирпичи, что ли?

– Просто туфли" да еще три килограмма яблок. Сережкина крестная позавчера с дачи привезла целый мешок. Гниют, заразы, не по дням, а по часам. Здесь самые отборные. Посмотрю, как вы в антракте будете их лопать всей оравой! – Мила сделала паузу, хитро поглядела на подругу и добавила: – Я имела в виду, конечно, народ. Народ идет на лауреата Гран-При Всероссийского конкурса.

– Ты хочешь сказать, что весь ажиотаж лишь из-за Глеба, а мы – так, сбоку припека? – решительно возразила Лариса. – По-моему, Лепехов так вовсе не считает.

– И тем не менее он пригласил на Герцога именно Ситникова. Не сомневайся, что это решение ему в голову пришло давно, сразу после конкурса, просто он предпочитал никому о нем не говорить раньше срока.

– Да ладно, – Лариса улыбнулась, – пригласил и пригласил. Не хватало нам из-за этого еще поссориться. Если ты считаешь, что мы обязаны своим успехом исключительно Глебу, то пускай, хотя я, честно говоря, думаю иначе. Тушь дать?

– Давай, – согласилась Мила, протягивая руку.

Лариса отметила про себя, что слова, сказанные Милой о Глебе, ей приятны. Конечно, так и есть, он – настоящая звезда, и Лариса поняла это еще на первой репетиции. Однако хвалить его вслух она не станет, пусть лучше это делают другие.

При мысли о том, что она скоро увидит Глеба, она почувствовала радостное волнение. Как она могла подозревать его в таких ужасных вещах, лишать себя удовольствия от встреч с ним, убегать, прятаться? Сегодня, сразу после спектакля, они будут вместе, и не станет между ними больше тайн, недомолвок, обид. Ничего, что бы портило их отношения.

Лариса на мгновение мечтательно прикрыла глаза и принялась переодеваться.

26

Премьера началась, как всегда, внезапно и неожиданно, хотя ее ждали долгие недели, готовились к ней, сотни раз прокручивали в воображении мельчайшие детали и подробности каждой оперной сцены.

Приблизительно с половины третьего начало накатывать как снежный ком: пустынный вестибюль наполнился гулкими голосами, тихим смехом, терпким запахом духов, у дверей в зал появилась старенькая театральная билетерша тетя Катя. На носу ее были очки в блестящей оправе и с толстыми, выпуклыми стеклами, голову украшала прическа из седых, тщательно завитых локонов.

Затем коридор, ведущий к артистическим, опустел, а из зала стали доноситься первые, еще нестройные звуки оркестра.

И наконец, в пустом, полутемном и тихом коридоре появился Лепехов. Он был во фраке, ослепительно белой рубашке и галстуке, повязанном с идеальной ровностью и симметричностью, но в лице его не осталось ни кровинки. Губы Лепехова были искусаны, руки тряслись. Он поочередно заглянул во все пять гримерок, расположенных одна за другой по коридору. Никто из певцов не удивился виду главрежа. Все знали: с Лепеховым так бывает перед каждой премьерой, особенно перед той, которая обещает наибольший успех. Мишка мог на репетициях кричать не своим голосом, выделывать немыслимые кульбиты своим угловатым телом, говорить самые льстивые комплименты, петь, плясать, что угодно. Но все это заканчивалось вместе с генеральной репетицией. А дальше глазам труппы представлялся некто бледный как смерть, бормочущий несвязный бред.

Как бы удачно ни прошла накануне генеральная репетиция, сколь лестными ни были бы отзывы о грядущем спектакле, бедный Мишка Лепехов перед премьерой полностью терял голову и самообладание. Труппа давно привыкла к этому и научилась не только самостоятельно настраиваться к выходу на сцену, но еще и поддерживать своего режиссера. Никто не думал презирать Лепехова за его малодушие – ведь волнение накануне премьер – его единственный недостаток. Во всем остальном он был удивительно цельным и сильным человеком, настоящим руководителем, умело и тактично воплощающим в жизнь свои замыслы.

Вообще же сегодня волновались все: и солисты, и оркестранты, и хор, и даже дирижер, сухощавый, высокий, никогда не улыбающийся человек с длинными, узловатыми пальцами и темным, непроницаемым лицом. Волновались даже рабочие сцены, ответственные за смену декораций, молодые, крепкие, веселые парни, больше всего любившие накачиваться пивом в буфете во время бесконечных репетиций.

Но это было волнение совершенно иного, чем у Лепехова, рода. Он уже выполнил свою функцию, и теперь от него не зависело ровным счетом ничего. А от них, этих людей, ставших сейчас единой, большой семьей, зависело все: успех оперы или ее провал.

Тот, кто хоть раз побывал за кулисами любого из театров, знает это особое, радостное, деятельное волнение. Именно оно объединяет всех людей творческих профессий, тех, кто по роду деятельности должен регулярно выходить на сцену, на суд многочисленной аудитории, будь то солист-исполнитель, пианист или скрипач, театральный актер или оперный певец.

Последнему особенно нелегко. Опера – тот удивительный жанр, в котором сплелись воедино два самых непосредственных вида искусства, музыка и театр. Монолог превращается здесь в арию, диалог – в дуэт, столкновения и конфликты между действующими лицами выливаются в терцеты, квартеты и другие многоголосные ансамбли. Нельзя, чтобы сел голос, прервалось дыхание. Нельзя отстать или вырваться чуть вперед – нить от происходящего на сцене в руках дирижера. Под его палочку играет оркестр и поют солисты.

…Выглянув на сцену перед самым началом спектакля и увидев заполненный зал, Лариса почувствовала, как моментально похолодели руки. Все ряды сверху донизу были заняты, люди стояли и сидели в проходах, по бокам и в центре зала операторы пристраивали телекамеры, попискивали еще не отключенные мобильники, шуршали обертками неврученные букеты. И весь этот шум моментально, точно по волшебству, стих, едва лишь раздались первые звуки музыки.

Мила оказалась права – героем дня сегодня был, безусловно, Глеб. Его появления публика встречала дружными аплодисментами, первую же арию пришлось повторять на бис, равно как и сцену на качелях. Это было приятно и удивительно, так как по традиции, сложившейся в большинстве оперных театров за последние годы, бисы стали редкостью – время спектаклей строго ограничивалось, и задерживать их повторами отдельных номеров не полагалось.