Президентский марафон - Борис Ельцин

Постепенно, во время этих и других разговоров, у нас сложился с ним особый, человеческий, контакт. И когда я понял, что настала пора менять руководителя администрации, другой кандидатуры, кроме Волошина, у меня не было.

Правда, перед подписанием указа я позвал к себе Чубайса и Юмашева. Два бывших шефа моей администрации. Прекрасно знают эту работу, чувствуют, какими качествами должен обладать человек на таком месте. Спросил, что они думают о Волошине. Оба твердо поддержали мой вариант.

Когда Примаков узнал об этом решении, он сильно расстроился. Даже обиделся на меня. Позже не удержался, спросил: "Борис Николаевич, зачем вы Бордюжу уволили?" Я ответил: "Не справлялся".

Кстати, сообщить Примакову о снятии Бордюжи и назначении нового главы администрации я попросил самого Волошина. Он позвонил ему и сказал: "Евгений Максимович, это Волошин. С сегодняшнего дня президент назначил меня главой администрации".

Это, еще раз повторю, сильно расстроило Примакова. И с самого начала у них отношения не сложились. Волошин был совсем чужим для премьера.

Россия - страна настроений, эмоций. Так уж мы устроены, тут ничего не поделаешь. В политике эти эмоции и настроения людей переплетаются порой самым причудливым образом.

... Скажем, человек, находящийся в России у власти, всегда вызывает ожесточенную критику, порой даже немотивированную злобу, какую бы политическую позицию он ни занимал. С другой стороны, именно руководитель страны (в данном случае премьер-министр) в России автоматически становится мощным политическим центром, консолидирующим самые различные силы.

За полгода своего премьерства Евгений Максимович наверняка почувствовал эту тенденцию. Почувствовал свою политическую перспективу как премьера, который может идти на выборы 2000 года во главе какого-то нового общественного движения.

Однако меня эта тенденция совершенно не устраивала. При всей своей честности, порядочности, даже верности президенту Примаков категорически не мог быть тем премьером, который будет бороться за президентство в 2000 году. В этой роли России нужен был, по моей оценке, человек совсем другого склада ума, другого поколения, другой ментальности.

Вольно или невольно, но Примаков в свой политический спектр собирал слишком много красного цвета.

Кстати, в том, что отставка Примакова произошла довольно резко и быстро, виноваты именно те, кто рьяно собирался ограждать его от президента, возводить между нами какие-то политические бастионы. Еще 19 марта Зюганов призвал защищать правительство с помощью стачкомов и массовых выступлений. (Консультации Примакова с руководством КПРФ, кстати, стали практически постоянными. Я в них уже не вмешивался, предпочитая ни о чем не спрашивать Евгения Максимовича.) Так вот, коммунисты запланировали на май еще один раунд политического обострения - решающее голосование в Думе по импичменту. Комиссия по импичменту работала вовсю уже больше года. Было пять пунктов обвинения: уже упоминавшийся "геноцид русского народа", развал армии, 93-й год, Беловежские соглашения и образование СНГ, война в Чечне...

Именно на май коммунисты и подгадали это голосование. Возможно, считали, что находящийся в процедуре импичмента президент, как бы подвешенный на ниточке неопределенности, вряд ли решится отправить в отставку премьера. Возможно, хотели спровоцировать открытое столкновение президента и правительства, вызвать массовые беспорядки, добиться новой атаки на меня в Совете Федерации. Но так или иначе, именно думский импичмент ускорил отставку Примакова. Потому что проблема теперь формулировалась для меня предельно просто: увольнять Примакова до голосования или все-таки после?

... Значительная часть администрации была против отставки до голосования. Их аргументация была простой: после отставки Примакова импичмент неизбежен. Больше того, получается, что президент сам идет на импичмент: после отставки близкого к коммунистам правительства левые в Думе во что бы то ни стало захотят компенсировать свое политическое поражение.

Я же считал по-другому.

Резкий, неожиданный, агрессивный ход всегда сбивает с ног, обезоруживает противника. Тем более если выглядит он абсолютно нелогично, непредсказуемо. В этом я не раз убеждался на протяжении всей своей президентской биографии.

Занимать выжидательную позицию было опасно не только в психологическом плане. Если бы голосование в Думе состоялось и была начата процедура отстранения от должности, в этом неопределенном состоянии мне было бы уже гораздо сложнее снимать Примакова. И думцы это понимали не хуже меня!

Сразу после голосования, буквально через несколько дней, 17 мая, планировалось заседание Совета Федерации, на котором должна была быть принята специальная резолюция в поддержку правительства. По моим оценкам, поддержать премьера были готовы подавляющее большинство сенаторов, порядка 120-130 человек.

Голосование по импичменту, поддержка Совета Федерации... Да, такой расклад очень сильно укреплял позиции Евгения Максимовича.

Ну и наконец последнее: существование на политической сцене такой серьезной фигуры, как Примаков, и психологически, и непосредственно через контакты, различные договоренности очень сильно влияло на настроение депутатов.

Как бы хорошо я ни относился к Евгению Максимовичу, рисковать будущим страны я просто не имел права.

Решение по его отставке было практически предрешено уже в середине апреля.

Первым шагом в этом направлении было назначение Сергея Степашина вице-премьером.

По Конституции исполняющим обязанности премьер-министра может быть назначен только человек, занимающий вице-премьерскую должность. Ни один из замов Примакова меня в этом качестве не устраивал.

К Сергею Степашину, министру внутренних дел, Евгений Максимович относился спокойно, ровно, он был единственным человеком в правительстве, который Примакова называл на ты. Евгений Максимович считал, что Степашин для него не опасен. И дал согласие.

С этого момента в прессе начали спорить о том, кого видит президент в качестве преемника Примакова - хозяйственника Аксененко или силовика Степашина.

Ожидание перемен просто висело в воздухе. Все чего-то ждали. И я на очередном заседании в Кремле (это было заседание Комитета по встрече третьего тысячелетия) решил подыграть, еще больше разбередить ожидания. Я посреди речи вдруг сделал паузу и попросил Степашина пересесть от меня по правую руку, и перед зрачками телекамер состоялась непонятная для многих, но важная в тот момент процедура пересадки Сергея Вадимовича из одного кресла в другое, ближе ко мне.

Однако было тогда и раздражение от накопившегося чувства неопределенности. Это чувство возникало по одной простой причине: я все еще не мог принять решение, кто будет следующим премьер-министром! Причем не мог принять до самого последнего дня...

Обсуждать этот вопрос я практически ни с кем не мог, это должно было быть и неожиданное, и, самое главное, максимально точное решение.

Главный парадокс заключался в том, что выбор-то я уже сделал.

Это Владимир Путин, директор ФСБ. Но поставить его на должность премьер-министра я не мог. Еще рано, рано, рано...

12 мая, в хороший солнечный день, я уезжал на работу в Кремль. Завтракали вместе, как всегда. Я подумал: сегодня жена включит телевизор и узнает об отставке Примакова.

Глядя ей прямо в глаза, уже у самого выхода, я неожиданно для себя сказал: "Ты только не волнуйся, не переживай тут. Все будет хорошо... "

Расставание с Примаковым было чрезвычайно коротким Я сообщил ему об отставке, сказал, что благодарен за его работу.

Примаков помедлил. "Принимаю ваше решение, - сказал он, - по Конституции вы имеете на это право, но считаю его ошибкой".

Еще раз посмотрел на Евгения Максимовича. Жаль. Ужасно жаль.

Это была самая достойная отставка из всех, которые я видел. Самая мужественная. Это был в политическом смысле очень сильный премьер Масштабная, крупная фигура.

Примаков вышел, тяжело ступая, глядя под ноги. И я пригласил в кабинет Степашина.

Прошло время. Но ничего не изменилось в той моей прежней оценке. Несмотря на различные трудные моменты, которые были в наших отношениях, я продолжаю относиться к Евгению Максимовичу с большим уважением.

Я очень рад, что теперь мы можем не обращать внимания на то, кто из нас по какую сторону политических баррикад. Теперь вместе радуемся за нового президента, переживаем за его первые шаги

... А при желании можем и рыбу поудить. Хотя тогда, 12 мая, это было трудно себе представить.

"ПРЕМЬЕРСКИЙ ПОКЕР"

Подсчет голосов сопровождал всю мою политическую карьеру. Помню прекрасно, как считали "по головам" в немыслимо огромном зале Дворца съездов, как академик математики ходил по рядам с бумажкой и карандашом на горбачевском съезде народных депутатов СССР. Это когда меня выбирали членом Верховного Совета в 89-м году, а Политбюро этого очень не хотело.