Инженер и Постапокалипсис - vagabond

Весь коридор был буквально залит кровью, а в его конце лежали несколько убитых охранников. Да и как убитых! Их тела были просто разорваны на части, можно сказать, размазаны по полу… Сталкивался с разными вещами за свою жизнь, но это… да, видел мертвых, но… это было не так… В глазах у меня потемнело, с трудом подавил подступивший приступ тошноты. Какое-то время просто стоял, взявшись за угол стены одной рукой и зажимая рот другой. Голова одного из охранников была повернута прямо ко мне, его открытые, но уже пустые глаза были устремлены на меня. Он был живым еще совсем недавно… Стараясь больше не смотреть на разорванные тела, развернулся, еле держась на ногах, и побрел в противоположную сторону. Такая жестокость казалась мне нереальной, не мог понять, кем надо было быть, чтобы сотворить такое. Видел, как обезумевшие в конец пациенты избивали не успевшего спрятаться доктора, но они просто били его, пусть и крайне жестоко. Мог представить, как можно ударить человека в порыве гнева, даже забить насмерть, но разрывать тела на части… Не знал, что люди могут быть способны на такое. Тут-то до меня и дошло, что же случилось на самом деле.

«Боже мой… О, боже мой…» — пронеслось у меня в голове, когда осознал масштаб происшествия — пациенты каким-то образом выбрались на свободу и начали нападать на персонал.

Сначала не мог понять, как им удалось это сделать, но потом, когда, немного поразмыслив, вспомнил хронологию предшествующих событий, мне все стало предельно ясно: из-за скачка напряжения и сбоя системы электропитания автоматические двери камер, в которых здесь содержали пациентов, аварийно открылись, и все эти доведенные нескончаемыми издевательствами до звериного состояния люди вырвались. Персонал оказался не готов к такому, потому, даже никак не координируя свои действия, пациенты без труда расправились с теми, кто не успел вовремя скрыться. Меня спасало только то, что сам уже был по сути одним из них.

Теперь… Теперь мог попытаться сбежать. За эти дни надежда на спасение не покидала меня ни на мгновение, хотя умом понимал, что это — лишь жалкая иллюзия, спасительная веревка, которая не дает мне сойти с ума от боли и издевательств — мой разум избрал самообман в качестве защитного механизма. Попав в нечеловеческие условия, человек всегда задает себе вопрос: «Смогу ли выжить?» Отрицательный ответ на этот вопрос, даже если он неверен, всегда ведет к отчаянию и нравственной гибели. Всегда говорил себе «да», даже когда все мое измученное естество кричало в ответ «нет». И вот теперь, впервые за последнее время, моя жизнь была, наконец, в моих собственных руках, но знал, борьба за выживание только начинается.

Единственным правильным выходом из той ужасающей ситуации, в которой оказался, было — взять себя в руки, сконцентрировать остатки сил и бросить их все на спасение. Знал, больше мне никто не поможет. «Каждый за себя», как сказал спасший меня пациент. Совсем не знал эту часть комплекса, но кое-какой план у меня появился. Несколько раз, когда меня проводили мимо, мне доводилось видеть эту ужасающую в своей мощи машину — морфогенетический двигатель. В том терминале, где она располагалась, замечал указатели, даже план эвакуации: если бы добрался до этого места, стало бы ясно, в каком направлении нужно двигаться, чтобы покинуть клинику. Проблема заключалась в том, что не знал, как попасть к этому двигателю, но, поскольку выбора у меня не было, просто пошел вперед, прислушиваясь к леденящим душу крикам за стенами. Мне даже не хотелось думать о том, что там происходило…

По дороге мне встретились еще несколько пациентов клиники, один из них, молодой щуплый паренек, стоял в углу, уткнувшись носом в стену, двое других промчались мимо меня со скоростью вихря, задев кушетку, находившуюся возле входа в какой-то очередной кабинет. Еще один пациент, тихо сидевший на полу, вскочил, когда посмотрел на него, и гневно проорал:

— Чего ты уставился? Чего уставился, я тебя спрашиваю!

Но он был один, к тому же, безоружен, потому сам прикрикнул на него:

— А ну успокоился!

От моих слов пациент вздрогнул и бросился бежать прочь. В следующем коридоре целая толпа людей в остервенении избивала посиневшее, уже, скорее всего, мертвое тело еще одного охранника. То, что это был охранник, понял только по его окровавленной голубой рубашке. Пациентам не хватало разума даже для того, чтобы понять, что их жертва уже была мертва, на меня они вообще никак не реагировали. Осторожно, стараясь не привлекать внимания этих людей, поднял электронный пропуск, лежавший поодаль от тела охранника, он мог мне пригодиться. Машинально прочитал имя и фамилию этого человека. С фотографии на меня смотрело улыбающееся лицо мужчины средних лет.

Бросив взгляд на то, что осталось от этого лица теперь, невольно подумал о том, что он когда-то с такой же улыбкой сам избивал других. А может и нет. Узнать это мне было не дано. Поежившись, пошел дальше.

Смотрел на встречавшихся мне пациентов и чувствовал, как сжимается сердце от странной смеси страха по отношению к этим людям