Дочь короля эльфов - Лорд Дансени

Ответ короля, произнесенный его удивительным волшебным голосом, прозвучал подобно музыке, какой никогда не слышали города Земли и о какой даже во сне не мечтали ее поля, и эти звенящие слова способны были изменить форму пригрезившихся нам холмов и заставить новые, удивительные цветы распуститься в лугах зачарованной страны.

– У меня нет заклинания, – сказал король, – которое могло бы перенести через сумеречную границу в нашу волшебную страну что-либо с полей Земли, будь то фиалки, первоцветы или люди. Они не пройдут через магический барьер, который я сам воздвиг для того, чтобы защитить Страну Эльфов от всего вещественного, тривиального, мирского. Ни одно мое заклинание не может этого, кроме одной-единственной руны, в которой заключено высшее могущество нашего королевства.

Лиразель, все еще стоя на коленях на полу, о безупречной прозрачности которого следует рассказывать только в песне, стала молить короля прибегнуть к этой могущественной руне, к этому последнему средству, пусть оно будет даже самым великим чудом Страны Эльфов.

Но королю очень не хотелось использовать эту могущественную руну по такому ничтожному поводу, так как она была последней из трех и самой сильной из всех его заклинаний и хранилась под замком в его сокровищнице. Ему хотелось сохранить ее, чтобы использовать против неведомых опасностей отдаленного дня, свет которого только-только вставал где-то за горизонтом столетий и был еще слишком далек, чтобы король мог отчетливо рассмотреть его даже при помощи своего волшебного зрения.

Лиразель знала, что ее отец сначала отодвинул Страну Эльфов далеко от края Земли, а затем вернул обратно, подобно тому как луна управляет приливами, так что теперь зачарованная земля снова подступила вплотную к людским полям, затопив своим сумеречным светом дальние концы живых изгородей. И еще она знала, что ее отец – как и луна – не прибегал для этого ни к каким редкостным чудесам, а просто взмахом волшебной руки указал своему королевству, куда ему надлежит двигаться. Неужто не может он, думала Лиразель, приблизить Страну Эльфов еще ближе к Земле, не прибегая ни к каким магическим силам сверх тех, что использует луна в первой и третьей четверти? И она продолжала упрашивать отца, напоминая ему о чудесах, которые он сотворил простым мановением руки, не прибегая ни к каким чарам. И еще говорила Лиразель об удивительных орхидеях, что однажды перевалили через утесы и подобно розовой пене спустились вниз по склонам Эльфийских гор; говорила о нежных соцветиях незнакомых лилово-красных цветов, распустившихся однажды среди травы в лесистых долинах, и о сверкающем великолепии невянущих цветочных чашечек, что вечно обрамляли шелковистые зеленые лужайки, так как все эти чудеса свершились когда-то по воле короля эльфов. И птичьи песни, и неистовое буйство распускающихся цветов – все это было рождено, его вдохновением, и если подобное волшебство совершалось одним движением его руки, то, несомненно, королю достаточно было просто шевельнуть пальцем, чтобы чуть ближе стали поля людей, лежащие у самой границы. И уж наверняка мог король двинуть Страну Эльфов еще немного в сторону Земли, раз совсем недавно он отвел ее от края фермерских полей на дистанцию большую, чем длина полета кометы, а потом вернул обратно.

– Ни одно волшебство, ни одно заклятье и ни одно магическое вдохновение никогда не смогут заставить наше королевство вторгнуться на территорию Земли, – сказал король, – даже на ширину птичьего крыла или перенести что-то оттуда к нам, кроме единственной руны. И в тех полях почти не знают о том, что только одна руна на это способна.

Но Лиразели с трудом верилось, что даже легендарное могущество ее мудрого отца не в силах свести вместе чудеса Страны Эльфов и красоты Земли.

– Поля Земли, – добавил король, – отторгают мое волшебство; там не звучат мои заклинания и теряет силу моя правая рука.

И когда он сказал о своей грозной правой руке, Лиразель волей-неволей поверила ему и принялась умолять пустить в ход свое высшее волшебство – последнюю руну, главное сокровище Страны Эльфов, бережно хранимое на Протяжении долгого-долгого времени, которое одно способно было справиться с неподатливой и грубой тяжестью Земли.

Король мысленно отправился в будущее, вглядываясь далеко в грядущие годы. Легко было Лиразели просить короля использовать это страшное заклятье, способное удовлетворить ее единственное желание, и так же легко исполнил бы ее просьбу, будь он всего лишь человеком. Останавливала короля лишь его беспредельная мудрость, с помощью которой он видел в грядущих годах столь многое, что боялся противостоять им, не имея в запасе могущественного магического средства.

– За границами нашей страны, – сказал король, – материальные предметы сильны, многочисленны и жестоки; они обладают способностью сбивать с толку и размножаться, так как в них тоже заключено своеобразное волшебство. И когда эта последняя руна будет использована, во всем нашем королевстве не останется ничего, что внушало бы им страх, и тогда материальные предметы начнут собираться с силами и множиться, а мы, не имея возможности внушить им благоговение и трепет, постепенно превратимся в сказку. Нет, нужно хранить это могучее заклятье как зеницу ока.

Король уговаривал дочь, вместо того чтобы приказать ей, хотя был создателем и полновластным владыкой и зачарованных земель, и всего того, что обитало в них, и даже волшебного света, который заставлял Страну Эльфов сверкать всеми своими волшебными красками. Да и здравый смысл, к которому он прибег, пытаясь успокоить Лиразель и заставить ее отказаться от своих земных фантазий, считался в волшебной стране редкостным чудом.

Но Лиразель не ответила; она только заплакала. Из ее глаз покатились капли зачарованной росы. И тогда завибрировала вся могучая гряда Эльфийских гор и все сказочные существа, что обитали в Стране Эльфов, почувствовали странное томление, словно в сердцах их умирала прекрасная песня.

– Разве не лучше будет для Страны Эльфов, если я сохраню это заклятье? – спросил король, но Лиразель продолжала горько плакать.

Король вздохнул. Он еще раз подумал о благе своего королевства, так как Страна Эльфов черпала свое счастье в спокойствии дворца, он был ее сердцем, но теперь его шпили оделись тревогой, стены потускнели, а из арки ворот струилась печаль, разносясь по всем волшебным полям и зачарованным лесистым долинам. И если бы принцесса была довольна и счастлива, Страна Эльфов могла бы без помех наслаждаться тем удивительным светом и безмятежным покоем, благословение которых распространяется на все сущее, кроме предметов материального мира. Что же еще нужно этой земле, какое высшее счастье? Да никакого, пусть ради этого и будет опустошена королевская сокровищница!