Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год - Владимир Броневский

Происхождение тифонов и смерчей физики приписывают электрической силе. Они говорят, что когда сильно наэлектризованное облако в приличном расстоянии от моря находится, тогда между сим облаком и морем начинаются два противные течения электрической материи, одно из облака вниз, другое от моря вверх. Ежели первое течение сильнее второго, то частицы паров, из коих состоит облако, увлекаемые текущей из него материей, образуют водяной столп, или тифон. Если же поток, стремящийся из воды в облако, сильнее того, который течет из облака в море, тогда вода, увлекаемая сильнейшим потоком, поднимается к облаку обращенной воронкой; наконец также составляется столб, который называется уже смерч. По образовании столпа не одно только верхнее облако или море, но весь тифон получает силу притягивать другие соседственные пары и воду, отсюда рождается сильное воздуха движение, весьма быстро весь столб кругом обращающее и приобретенной сим центробежной силой подымающее воду вверх к облакам. Мореходцы водяные столбы обоих родов называют одним именем тифон; смерчью же называют тот быстрый вихрь, который крутит воду на небольшую высоту, но силой одного венгра, принявшего круговое обращение, подымает вверх паруса, не причиняя дальнейшего вреда. Тифоны обыкновенно после зноя случаются и жарким климатам особенно свойственны, потому-то в северных морях они редко бывают видимы. Смерчи же обыкновенно случаются после бурных погод или предвещают оные. Вихрь, подымающий на земле вверх крутящуюся пыль, есть также смерч.

Проходя Старую Рагузу за островами, Петине называемыми, корабль «Уриил» и два корсара палили по берегу, где, полагать надобно, происходило сражение. 31 мая к вечеру конвой вошел в Катарский залив, в котором стояли корабли «Селафаил», «Параскевия» под флагом контр-адмирала Сорокина, «Петр» и «Елена». Еще в Триесте лейтенант Н., раздавая шкиперами сигнальные книги, подозревал на одном судне пассажира, назвавшегося российской службы капитаном. Лейтенант, говоря с ним по-итальянски, заметил в нем нечто особенное, почему и приказал шкиперу наблюдать его поведение. Когда фрегат лавировал пред входом в Катаро, дабы пропустить конвой вперед, шкипер привез несколько писем, порученных сим пассажиром для отдачи в Перасто, Катаро и другие католические коммунитаты; шкипер к тому же объявил, что пассажир его имеет с собой много денег и все ночи, запершись в каюте, занимался писанием, почему лейтенант Н., отправившись с шкипером на его судно, отобрал бумаги, по коим и открылось, что он был шпион, подосланный неприятелем. Адмирал приказал тот же час отправить его в крепость Эспаньолу.

Некоторые бумаги я отвез на корабль «Селафаил» и адмирал оставить меня у себя ужинать. Тут в первый раз узнал я своего начальника и, признаюсь, считал себя счастливым, что несколько минут был с ним вместе. Прием его ласков и ободрителен, обращение столь просто и благородно, что он, так сказать, вдруг дает доступ к своей славе. За столом Дмитрий Николаевич казался быть окруженным собственным семейством. Беседа его была разнообразна и для всех приятна, каждый в ней участвовал, ибо он разговорами своими обращался к каждому, так что казалось, забывая себя, помнил только других, и я, последний из гостей, не остался без внимания. В нем виден был навык такого человека, который много видел, много читал и часто размышлял о пользах, слабостях, страстях и недостатках человеческого сердца. Когда кто из собеседников обращал разговор на прошедшие политические происшествия, он предоставлял свои мнения с такой скромностью, как бы они не были собственные его мысли, а того, с кем он говорил. Когда же разговор переходил к России, взор его оживлялся; все слушали со вниманием и, казалось, только в сем случае опасно было противоречить его мнению.

1 июня со всего флота отправлены были гребные суда для перевозу черногорцев из Катаро в Кастель-Ново. Множество народа толпилось по улицам. На площади у гоубвахты раздавались черногорцам первой дивизии небольшие флаги, которые предпочиталися народом настоящим знаменам потому, что на них был андреевский крест. Каждое селение составляло партию или роту, смотря по многолюдству своему, числом людей не ровную. Каждый округ составлял корпус, которым командовал сердарь. Всеми приморскими и черногорскими ратниками предводительствовал сам митрополит. Таковое разделение, как мне кажется, подстрекает соревнование и утверждает согласие; ибо в одной роте все воины большей частью родственники. Роты и корпус, принадлежа разным деревням, городу или округу, соревнуя, опережают друг друга и в сражении было бы стыдно остаться позади. Выбор начальников рот заслуживает внимание. Ратники одного села, ставши в кружок, избирают между собой кандидатов; сии по старшинству лет рассказывают подвиги свои, исчисляют сражения, свидетельствуются ранами, которые при сем и открывают, оспаривая друг друга, что не без шума бывает. По общему согласию избирают наконец самого достойного и храбрейшего, снимают с него оружие, дают ему клятву повиноваться, и где он ляжет, там и свои головы положить. После сего начальник сей принимает флаг, со всеми идет в церковь, служат молебен, дают присягу и, вышед опять на площадь, снова становятся в кружок, вынимают мечи и, потрясая ими, все вокруг кричат: за крест, за веру, за матерь пресвятую Богородицу, за Царя Белого и Отечество, клянемся костями предков, славой их служить до послед ней капли крови, не просить и не давать пощады, умереть или победить. Признаюсь, таковое приуготовление потрясает душу. Но глашатаи еще более возбуждают ярость сего полудикого народа, они усталым, осиплым голосом, не умолкая, кричат: «К оружию, храбрые славяне! Старые изменники рагузинцы обманули нас, отдали французам свои крепости, и как некогда сожгли они в церкви христиан, так и теперь, надеясь на помощь безверных, угрожают опалить землю нашу и истребить нас огнем и мечом. Кровь сожженных братий вопиет! ступайте, мстите убийцам, изменникам и врагам вашим». Сии слова исторгли злостные ругательства: черногорцы, вращая в воздухе кинжалы, кричали «копсить поганых дуброников, удрить главы пасьей виры», то есть бить рагузинцев и французов. Я не мог усадить черногорцев на свою шлюпку, один войдет в нее, другой выйдет; это не такие войска, чтобы можно было подчинить их, они повинуются, и то не во всем, только тогда, когда видят пред собой неприятеля.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ,

Заключающей происшествия от августа 1805 по 1 июня 1806 года.

Часть вторая