Детская книга для мальчиков (с иллюстрациями) - Борис Акунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поляков режут. — Царица зябко поежилась. Прислужница подала шерстяной платок, но Марина повела плечами, и шаль соскользнула на пол. — Рассветет — только хуже станет. Подкатят пушки, разнесут дворец по бревнам… Так всему голова Шуйский? Он — хитрый лис, наверняка всё предусмотрел.
Ответить на это было нечего. На лестнице грянул залп, раздались крики. Мятежники добрались и сюда! Фрейлины снова завизжали.
— Тихо вы, гусыни! — топнула ногой царица. — Забейтесь по углам и молитесь!
Сама, однако, прятаться не стала. Решительной походкой вышла в коридор и двинулась прямо к лестнице.
Ластик, как обещал, не отставал от нее ни на шаг.
— На-кося, выкуси! — орал кому-то Басманов, смахивая с шеи кровь — кажется, воеводу оцарапало пулей. — Зарядов у нас много, на всех вас хватит! А тебе, Васька-изменник, я брюхо прострелю, чтоб не сразу издох, помучился!
Семеро солдат, опустившись на одно колено, держали мушкеты наизготовку. Лица у них были застывшие, напряженные.
Заговорщиков Ластик не увидел, лишь на лестнице, по ту сторону решетки, лежали два неподвижных тела — одно ничком, другое навзничь.
— Сам Васька тут! — азартно сообщил Басманов, оборачиваясь. — Уговаривал покориться, рычаг поднять. — Он показал на торчащую из стены железную палку, такую же, как на государевой половине. — Пальнул я в него, пса, да не достал! Шла бы ты, государыня. Не ровен час пулей зацепит.
Не слушая его, Марина приблизилась к самой решетке.
— Князь Василий Иванович! Ты на моей свадьбе тысяцким был! Руку мне целовал! Называл ясновельможной царицей!
— Ты и есть царица! — откликнулся откуда-то снизу, из укрытия, Шуйский. — А что по ошибке за самозванца вышла — не твоя вина. Он и тебя обдурил, как нас. Не бойся, Марина Юрьевна, мы тебе зла не содеем. Отпустим с почетом в Польшу, и все самозванцевы дары при тебе останутся: меха, каменья драгоценные, золото. На том крест целую, во имя Отца, Сына и Свята-Духа! И поляков резать не станем! Нам только одна голова нужна, Отрепьева, а с королем Жигмонтом нам ссориться не к чему!
Как ловко подкатывается, как мягко стелет, покачал головой Ластик.
Легонько отодвинув царицу, Басманов просунул руку с пистолем между прутьев, выстрелил.
— Ах, увертлив, змей! Сызнова не попал! Поговори-ка с ним еще, матушка, а я перезаряжусь.
Воевода присел на корточки. Сыпанул из рожка пороху, забил в дуло пулю, проверил, не сбилось ли кресало. Пистоль у Басманова был самоновейший, кремневого боя.
— Сволочь какая Шуйский, — озабоченно сказал Ластик царице. — Это он клин между Дмитрием и поляками вбивает.
Марина рассеянно улыбнулась, не глядя на него. Сделала два маленьких шажка назад.
И вдруг сделала вот что: приложила свой пистоль к воеводиному затылку да спустила курок.
Полыхнул огонь, оглушительно ударил выстрел, и здоровяк Басманов, наверное, так и не поняв, что произошло, ткнулся лицом в пол. Резко запахло паленым волосом.
Ластик задохнулся. Сошла с ума! Только это и пришло ему в голову.
— Гляди, князь Василий, ты перед всеми крест целовал! — звонко крикнула Марина.
Отшвырнула пистоль, схватилась обеими руками за рычаг, дернула — и решетка поползла вверх.
По лестнице с ревом и топотом бежала толпа.
Смела с дороги растерявшихся немцев, Ластика отшвырнула в сторону.
— Бей вора! Лови самозванца! — вопила сотня глоток.
Вжавшись в пол за богатырским телом убитого воеводы, Ластик видел, как последним поднялся Шуйский — в остроконечном шлеме, в полированном панцыре.
— Царицу увести! — зычно крикнул боярин. — Девок ее не трогать! Кто порешит самозванца — тыщу рублей даю! Живой он нам не надобен!
И тут, впервые в жизни, Ластику захотелось убить человека. Он вынул из безжизненной руки Басманова заряженный пистоль. Стрелять умел — Юрка показывал. Всего-то и надо отвести курок, да спустить. С такого расстояния Шуйского и доспех не спасет. А потом будь что будет. Пускай хоть на части разорвут.
А Камень? — спросил Ластика строгий голос, донесшийся не извне — изнутри. Если тебя на части разорвут, что будет с алмазом? Помочь другу ты теперь ничем не можешь. Беги, спасай Россию.
Ластик всхлипнул, сунул оружие за пояс, поднялся на четвереньки. Кое-как выполз на пустую лестницу, там поднялся на ноги и побежал выручать несчастное отечество.
По Кремлю носились осатаневшие люди с налитыми кровью глазами. На мальчишку с пистолем внимания никто не обращал, только один стрелец остановился и дал затрещину:
— Кыш отсюда, малец, пока не прибили сгоряча! Неча тебе тут делать!
Хорошо все-таки, что у них тут нет телевидения — не то признал бы кто-нибудь князь-ангела Солянского, самозванцева брата.
Ластик бежал к Боровицкой башне, размазывая по лицу слезы.
Юрка парень лихой, его так просто не возьмешь, нашептывала дура-надежда. Может, как-нибудь вырвется.
Но Маринка-то, Маринка!
Головой в омут
Как проскочил через никем не охраняемые Боровицкие ворота, как поднимался на Ваганьковский холм, Ластик не запомнил.
Просто бежал себе, задыхался, хлюпал носом — и вдруг оказался у знакомого бревенчатого тына.
Плана действий никакого не выработал. Времени не было, да и после всех потрясений голова совсем не работала. Может, как до дела дойдет, само придумается?
Протиснулся в щель, шмыгнул во двор — а там Соломка. На том самом месте, до которого проводила его час назад, когда он убегал спасать Юрку.
Ждала, значит. Никуда не уходила.
Но встретила не радостно — сердито.
— Как есть дурной! Так и знала я! — зашипела боярышня. — Сказано же — нельзя тебе сюда! Не пущу!
И руки растопырила. Но, разглядев заплаканное лицо князь-ангела, охнула, прикрыла рот ладонью.
— Не знаю. Плохо.
— А коли плохо, то уноси ноги, Христом-Богом молю! Искать тебя будут. Вот. — Она стала совать ему какой-то сверток. — Платьишко, у своей Парашки взяла. Девчонкой переоблачись, авось не признают. В узелке мед, тот самый…
Ластик узелок не взял.
— Заберу свой алмаз. И Книгу. Тогда уйду, — хмуро сказал он.
— А Шарафудин?
— У меня вон что, — показал Ластик басмановский пистоль.
— Ну, застрелишь одного, а их там двое. Да слуги на пальбу сбегутся. — Соломка задумалась — на пару секунд, не больше. — Нет, не так надо. Давай за мной!
Он послушно побежал за ней через двор, на кухню. Там Соломка цапнула со стола небольшую, но увесистую колотушку, окованную медью.
— Держи-кось. Это топтуша, чем клюкву-смородину на кисель топчут.
— На что она мне? — удивился он.
Они уже неслись к красному крыльцу. Во дворе было темно и пусто — почти всех слуг Шуйский увел с собой.
— Встанешь за дверью, на скамью. Я Ондрейку выманю, а ты лупи что есть силы по темечку. Сделаешь?
— С большим удовольствием, — кровожадно пообещал Ластик, взвешивая в руке тяжелую топтушу.
Выходит, прав он был. План построился сам собой. Теперь главное — ни о чем не задумываться, иначе испугаешься.
С тем, чтобы не задумываться, у Ластика было все в порядке, ступор еще не прошел.
Он пододвинул к двери думной каморы скамью, влез на нее, взял топтушу обеими руками, поднял повыше.
— Давай!
Соломка заколотила кулаком в дверь:
— Ондрей Тимофеич! Посыльный к тебе! От батюшки!
И встала так, чтобы Шарафудин, выйдя, повернулся к скамье спиной.
На «раз» делаю вдох, на «два» луплю со всей силы, на «три» он падает, сказал себе Ластик. И очень просто.
Но вышло не совсем так.
Дверь открылась, однако Ондрейка не вышел — лишь высунул голову.
— Где посыльный, боярышня?
Ластик засомневался — бить, не бить? Тянуться было далековато, но Шарафудин завертел башкой, высматривая посыльного — того и гляди, обернется. «Раз» — глубокий вдох.
«Два!» — перегнувшись, Ластик со всего размаху хряснул нехорошего человека по макушке.
На счет «три» упали оба: Ондрейка носом в доски пола, Ластик со скамейки — не удержал равновесия.
— Ты мой Илья-Муромец! — восхищенно прошептала Соломка, помогая ему подняться.
Судя по тому, что Шарафудин лежал смирно и не шевелился, удар, действительно, получился недурен.
Ластик расправил плечи, небрежно отодвинул девчонку и заглянул в щель.
В нос шибануло неприятным химическим запахом, глаза защипало от дыма.
Неужели эксперимент уже начался?!
Так и есть…
Доктор Келли стоял к двери спиной, склонившись над пламенем, и сосредоточенно двигал локтями.
Шума он явно не слышал — слишком был поглощен своим занятием.
Ластик хотел ринуться в комнату, но Соломка ухватила его за полу.