Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Инесса Яжборовская

Вопрос о кадрах для сражающейся против гитлеровцев польской армии в дальнейшем вставал постоянно, с того дня, как было подписано советско-польское соглашение от 30 июля 1941 г.

Обнаружение катынского захоронения стало вполне реальной причиной, а не только поводом для разрыва двусторонних отношений. Добротной основы для сотрудничества на принципах доверия не оставалось, и Сталин не только отмахнулся от обвинения, но переложил вину за разрыв отношений на польское правительство, приписав ему формально полностью компрометирующее в глазах союзников пособничество гитлеровским фашистам (на самом деле, как известно, союзники знали о подлинных виновниках убийства).

Сталин начал не столько искать, сколько формировать такие польские внутриполитические силы, которые были бы его опорой в будущей Польше и поддержкой в геополитических притязаниях. Катынское же дело, правда о котором установлена при помощи материалов «особого пакета № 1», позволяет теперь по-новому взглянуть на игру, которую Сталин вел по отношению к польскому правительству, толкая его на обострение противостояния, когда обстоятельства делали возможным возобновление дипломатических отношений. Например, в мае—июне 1944 г. посол В. Лебедев выдвинул условие, в частности, осуждения поляками прежней позиции по катынскому вопросу, а комиссия Н. Бурденко представила фальсифицированное сообщение, нужное Сталину для торпедирования польской инициативы. В результате поляки неоднократно попадали на глазах союзников в положение вздорных и недальновидных партнеров.

Отношение к польскому правительству в изгнании и к Катынскому делу вошло в число определяющих критериев и при выдаче авансов левым силам. Последовательно осуществлялось «отсечение» всех, кто отвергал или хотя бы критиковал сталинскую политику в отношении Польши, пакт Молотова—Риббентропа и особенно катынское преступление. В то же время на международной арене польский вопрос трактовался довольно либерально, с постоянной оглядкой на союзников и сообразно развитию ситуации: на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании в октябре 1943 г. советская сторона отвергла федеративно-конфедеративную концепцию обустройства послевоенной Центральной и Юго-Восточной Европы, отстаивая идею независимости и суверенности стран этого региона.

Весьма жестко формулировались требования к внешнеполитическим установкам сил, которые рассматривались как основа советского блока. В первую очередь это касалось коммунистов.

Когда немцы только еще двигались к Москве, Сталин нашел время для отбора лидеров, кадрового ядра будущего руководства нового, ориентированного на СССР Польского государства. Ключевым моментом в реализации сталинских внешнеполитических планов было умение строить хитроумные многоходовые комбинации, учитывающие многофакторность исторического процесса, его дипломатические, военные, внутриполитические аспекты. Как правило решающую роль играли личные качества Сталина как выдающегося мастера по части кадрового обеспечения реализации его обыкновенно скрытых целей и осуществления разнообразных акций в области постоянного политического манипулирования формируемыми им кликами и кланами послушных исполнителей его воли.

Документы РГАСПИ и польского Архива новых актов достаточно ясно показывают, как и кого, с какой ориентацией Сталин отбирал с самого начала Отечественной войны из остатков кадров польских коммунистов, оставшихся в живых после роспуска КПП. При создании ППР через его руки прошли программные документы и списки будущих руководителей. После гибели М. Новотко в оккупированную Польшу из Москвы были направлены Б. Цукер («В. Кольский»), который погиб в момент приземления на польскую территорию, и Л. Касман, отряду которого не было дозволено выходить на контакт с коммунистами в стране и рекомендовалось оставаться дублирующей руководство структурой{6}. В первый состав ППР не была принята группа Л. Липского, осуждавшего сталинскую позицию в отношении Польши, в том числе договоры 1939 г. с Германией, и намеревавшегося воссоздать самостоятельную компартию в будущем независимом государстве. По поручению Отдела международной информации ЦК (ОМИ) силами агентов НКВД и при участии руководителя ППР П. Финдера Липский был застрелен в Варшаве, о чем было доложено сталинскому руководству{7}. Наконец, на рубеже 1943—1944 гг. были предприняты шаги по формированию в Москве Польского Национального Комитета, временно отложенному ввиду неблагоприятной международной ситуации. Затем был создан тайный, сокрытый от глаз даже небольшой группы польских коммунистов в Москве орган — Центральное бюро коммунистов Польши (ЦБКП). Блок документов этого органа — убедительное свидетельство методов реализации концепции «создания Польши» нужного Сталину облика с применением арсенала средств сталинщины, с подгонкой под модель «партии-государства», закладыванием основ однотипной тоталитарной системы. Это гарантировало оформление структур будущего советского блока при помощи диспозиционности ядра подготовленных в Москве в духе традиционных коминтерновских иерархических отношений кадров. В ЦБКП, программный документ и списочный состав которого прошли через руки Сталина, были отобраны те, кто продекларировал верность сталинским идеологическим и политическим установкам{8}. Они обеспечивали проведение этих установок через своих засекреченных представителей в Союзе польских патриотов и польских воинских частях в СССР{9}.

Однако в Польше в конце 1943 г. у руля ППР и во главе Крайовой Рады Народной утвердились руководители, далеко не все из которых были готовы принять иерархические отношения подчинения Кремлю и сталинскую репрессивную политику, в том числе сталинскую трактовку вопроса о судьбах польских военнопленных. Вл. Гомулка был избран лидером ППР вопреки принятому порядку согласования с Москвой и директивам, предписывавшим не проводить выборов. Отношения с ним складывались сложно. Обнародование сюжетов «четвертого раздела Польши» и репрессирования военнопленных могло вызвать серьезные осложнения в реализации планов монтирования «советского блока».

Почему, при каких обстоятельствах и с какими целями была создана Специальная комиссия? Почему неожиданно понадобилось поднимать вопрос о расследовании через три с половиной месяца после взятия Смоленска? Зачем велась срочная подтасовка? Почему совершенно однозначно были сформулированы ее задачи, работа проводилась в спешке в лютую январскую стужу, а выводы, сделанные без соблюдения необходимых требований и не подтвержденные серьезными доказательствами, были немедленно опубликованы, доложены на международной пресс-конференции?

Главные причины лежат в сфере международных отношений, ситуации внутри антигитлеровской коалиции и в области советско-польских отношений.

В начале января 1944 г. Красная Армия перешла бывшую границу Польского государства. На первый план среди проблем послевоенного урегулирования вышел польский вопрос, в том числе определение условий, на которых Красная Армия могла продвигаться по территории страны, входившей в состав антигитлеровской коалиции. В любой момент могло вновь громко заявить о себе Катынское дело.

Как известно, после разрыва советско-польских отношений в апреле 1943 г., предлогом для которого стали события, связанные с раскрытием катынских могил и обращением польского правительства в Международный Красный Крест, что было демонстративно оценено советским правительством как пособничество гитлеровской Германии и участие в геббельсовской провокации, польский вопрос решался не в рамках двусторонних отношений, а на пути выработки общей позиции великих держав.

5 января 1944 г. польское правительство сделало заявление, текст которого был одобрен министром иностранных дел Великобритании Э. Иденом и заместителем госсекретаря США О. Серджентом. Оно изъявляло готовность восстановить нормальные отношения с СССР, желание заключить польско-советское соглашение и наладить взаимодействие Армии Крайовой с Красной Армией.

Однако польское правительство настаивало на сохранении границы, установленной Рижским миром 1921 г., подчеркнув, что польский народ «не признавал и не признает решений, навязанных силой»{10}.

И января советское правительство в ответном заявлении декларировало стремление восстановить прочные добрососедские отношения, приветствовало открывшуюся «возможность возрождения Польши как сильного и независимого государства». Конструктивность захода перетекала в позицию по вопросу о советско-польской границе как восстанавливающей историческую справедливость вопреки навязанному СССР Рижскому договору. Заканчивалось заявление резкой оценкой действий польского правительства: «Эмигрантское польское правительство, оторванное от своего народа, оказалось неспособным установить дружественные отношения с Советским Союзом. Оно оказалось также неспособным организовать активную борьбу против германских захватчиков в самой Польше. Более того, своей неправильной политикой оно нередко играет на руку немецким оккупантам»{11}. Категорично и непримиримо.