Ночи становятся короче - Геза Мольнар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь день ребята читали книги. Вечерами Марци Папир рассказывал им новости, услышанные за день, и, не стесняясь, вслух говорил, что, бог даст, все останется так, как было до сих пор.
— Я слышал, новое чудо-оружие немцы намерены применить под Дебреценом, — сказал он как-то, неторопливо хлебая суп. — Это будет нечто похожее на снаряд, который заберет кислород из воздуха и заморозит все вокруг. И как бы русские ни были сильны, они все равно ничего не смогут сделать, так как дышать им будет нечем. Да они просто превратятся в ледышки.
Лаци посмотрел на Йене. У того дрожали губы.
— А все те, кто будет находиться от русских недалеко, но по эту сторону фронта, останутся живы, так как у них будет воздух и они не замерзнут?.. Так, дядя Марци? И вы верите в этот бред?!
— Именно поэтому немцы и будут стараться подальше оторваться от русских, — упрямо стоял на своем Марци Папир.
— Где же вы все это слышали?.. — спросил Йене.
— Мой кум Фери говорил. Он член партии нилашистов «Скрещенные стрелы», а ему это известно от немецкого командования… Словом, ему верить можно.
Лаци в спор не вмешивался, боялся себя выдать, однако Йене не мог себя сдержать.
— Послушайте, дядя Марци, вся германская империя находится сейчас в громадных клещах. Народы всего мира ополчились против гитлеровцев и теснят их со всех сторон. Англичане и американцы высадились в Европе, русские успешно продвигаются вперед, линия Арпада тоже прорвана… Я не стану утверждать, что мне недостает русских. Поймите меня правильно. Но надо считаться с реальностью…
— Так, как… — пробормотал хозяин и стал смотреть в одну точку. Лоб его покрылся морщинами. Чувствовалось, что этот хитрый мужик с подвижным мясистым лицом обременен заботами. — Дадут и нам в руку колхозный котелок. Жены и те будут общими.
— Не надо верить болтовне… Наговорят черт знает чего, — заметил осторожно Лаци.
— Наверное, все врут?.. Только враг не врет, а? — с издевкой спросил Марци Папир.
Лаци промолчал. Вспомнил, как Фери, приехав в отпуск, рассказывал о том, что хортистские солдаты уничтожали на Украине целые села. Но разве можно спорить с этим тучным мужиком, прислужником господ…
Они не спорили о том, что будет, когда кончится война и строительство социализма начнется и в Венгрии. Разумеется, директора «Фортуны» сразу арестуют, как капиталиста и банкира, а в лучшем случае пошлют ко всем чертям. Пусть идет орудовать лопатой. Тогда не будет ни виллы, ни бесплатной квартиры, в которой живет Марци, ни подаренных на рождество поплиновых рубашек с господского плеча, ни швейцарских свитеров для жены. Не будет ни желтолицей горничной, ни шубы швейцара с золотой шнуровкой…
— Спасибо за ужин, я пойду лягу, — сказал Лаци и встал.
Марци Папир изумился:
— Так рано?..
— Что-то заболела голова.
Войдя в комнату, Лаци закрыл за собой дверь и лег на кровать, не зажигая огня.
И как долго они должны будут выслушивать такие разговоры? Этот глупый, темный мужик спорит каждый день, словно провоцирует их. Зачем он это делает? И до каких пор им вот так скитаться? Ведь облава может захватить их и здесь. Не спасет и частная вилла директора.
Шуханг, Колар, Фюлеп — все куда-то исчезли, словно сквозь землю провалились. Все, словно кроты, прячутся под землю. Сидят в подвалах и слушают, как в небе гудят самолеты противника.
Лаци сел. Сквозь щели дверей пробивался свет. Были слышны обрывки все еще продолжавшегося спора между Йене и Марци Папиром.
Йене знал, что гитлеровцы так или иначе потерпят поражение, но он не хотел прихода в Венгрию большевиков. Он так и сказал, как думал: «Я не стану утверждать, что мне недостает русских. Поймите меня правильно. Но надо считаться с реальностью». Не ждет он и англичан. Он хочет только освободиться от гитлеровцев, от фашизма.
В своих рассуждениях он мало чем отличается от своего дяди, который не хочет никаких перемен. Лаци провел рукой по лицу.
«…Боже мой, как же я глуп! Йене находится в точно таком же положении, как и я. Он такой же дезертир, и я нисколько не лучше его».
Лаци вспомнил, как однажды утром они с Йене сидели на берегу Дуная и удили рыбу. Потом нарыли картошки. А вечерам Клари рассказала им, что Хорти сложил с себя полномочия и что нилашисты пришли к власти. Оказывается, пока они удили рыбу, история не стояла на месте.
Лаци разделся и лег. Он уже задремал, когда в комнату вошел Йене.
— Спишь? — спросил он.
— Нет. Который сейчас час?
— Половина одиннадцатого.
— Долго же вы беседовали.
Йене не ответил. Лаци слышал, как он снял ботинки, разделся, как заскрипела кровать.
Лаци уже хотел пожелать другу спокойной ночи, когда Йене заговорил, словно продолжая начатый разговор:
— Сейчас никто точно ничего не знает.
— Могу я что-то сказать тебе? — Лаци задумался: как бы это помягче выразиться, чтобы не обидеть Йене. У него чуть было не сорвалось с языка: «Твой дядя большой дурак», но он сказал так: — Видно сразу, что твоего дядюшки Марци не было в очереди, когда господь наделял людей умом…
— В тот момент там многие отсутствовали, — ответил Йене, и нельзя было понять, кого именно он имел в виду. — Было бы страшно, если бы Марци думал и поступал точно так же, как поступаешь и думаешь ты. Разреши тебя спросить: а что будет делать дядюшка Марци без своей «Фортуны»? Специальности у него нет, земли тоже…
Больше они не говорили.
Утром Лаци проснулся первым. На улице было еще темно, но в кухне горел свет. Марци Папир уже ушел на работу. В коридоре, немного дальше туалета, находилась ванная. Лаци направился туда. Слышалось журчание воды. Он остановился перед дверью. Секунду колебался, потом наклонился к замочной скважине и посмотрел в нее.
Жена Папира стояла в ванне и намыливалась. Лаци отчетливо видел ее фигуру. Это была высокая полноватая женщина с пышной, но упругой грудью. Казалось, она только что сошла с полотна Рубенса.
Лаци охватило желание, но он взял себя в руки и быстро отошел от двери.
Магду Лаци любил чистой любовью. Она заполнила все его существо. О других женщинах он не думал.
Вскоре Йене
