Театр про любовь (сборник) - Эдвард Радзинский

Она. Я иду рас-ста-ваться, расставаться, и все! Подруга. В чем дело? Вот я в порядке. Можно сказать, я красивая! Нужно сказать. Но в тебя – влюбляются (поправившиеъ), вначале влюбляются, а в меня – никогда не влюблялись… по-настоящему, чтобы «безумно». А? Ну почему? Что замолчала, калоша?

Она. Бывают желанные и нежеланные. Ты красивая, но ты – нежеланная.

Пауза.

Подруга. Посмотрим, какая ты вернешься, желанная!

Она. Прости. Я…

Подруга. Ничего. Злы мы с тобой, мать.

Молчание.

Что ты уселась?

Она. Перед дорогой. Ты не сердись. Вырвалось. Чепуха все это! (Пошла к двери)

Подруга. Стой! Скажи что-нибудь, не уходи так!

Она. В детстве я думала, что у меня на небе есть ангел. Большой такой ангел, с прекрасными крыльями. И еще есть у меня бесенок. Маленький и злой. И пока мой прекрасный ангел поворачивается со своими большими крыльями, бесенок этот раз-раз – и успевает мне натворить много гадостей. И вот я всегда просила моего ангела: «Ну, поворачивайся, только поворачивайся быстрее! Ты такой прекрасный, такой белый!» И сейчас я его тоже прошу.

Звонок по телефону. Подруга взяла трубку.

Мужской голос. Это зоопарк?

Подруга. Да. (Швыряет трубку.) Ну что за болван!

Она. А может быть, это мой ангел поворачивается?

Подруга. Глупая калоша, готовь песца…

Она. Ты сиди тихо. А я на дорожку стихи почитаю. Какие-нибудь хорошие стихи. А ты тихонечко их повторяй за мной, про себя. (Нежно)…И мы очистимся. Мы от всего очистимся!

Она читает стихи. Подруга молча слушает.

Затемнение.

Встреча Ирины и Кирилла на улице.

Он. Мы можем погулять.

Она. Мы все можем.

Он. Даже лучше сесть в такси и поехать до Химок. И обратно.

Она. Ты забыл прибавить – до наших Химок. Так ты их раньше называл. Правда, обратно мы не ездили… Хочешь поймать такси?

Он. Да.

Она. Лови.

Он (бросаясь). Такси! Такси!

Она. Как ты заторопился.

Он. Но ведь ты сама сказала.

Она. Да, да, конечно. Это я. Это я сама. Я просто забыла. В последнее время ты заботишься о моем транспорте.

Он (кричит). Такси! Такси!

Она. До чего смешон! Бедняжка, ты решил объясниться в такси. Так быстрее? Да? Иначе боишься потерять решительность? Ты не потеряешь.

Он. Ты пьяная.

Она. А хочешь, я сейчас крикну милиционера, скажу, что ты ко мне пристаешь. (Кричит) Товарищ милиционер!

Он. Я прошу тебя…

Она. Испугался. (Хохочет) Не бойся, не крикну. Прости, что я пьяная. У меня торжество. Мне приносят щенка. Маленький щен. Ему – месяц один. И такой невинный! Я поменяю тебя на собачку. Около меня будет снова человеческая, то есть нет, уже собачья… жизнь… Собачка, собачка!

Он. Ты совсем пьяна!

Она. Какой ужас в глазах! Да! Пьяная! А ты ведь благовоспитанный в душе. Хотя, говорят, теперь уж начал ругаться матом на работе. Но это ты для восполнения мужественности. А на самом деле ты тихий человечек. И оттого сейчас у тебя в душе все ужасается. Да? Как она пала! На панель пойдет скоро! Дурак! Я – пьяная, но все равно все видят, что я порядочная женщина. Вот не веришь? Вот хочешь, я спрошу у того толстячка. Товарищ толстячок! (Кричит) Товарищ толстячок! Я порядочная или я…

Он. Я прошу тебя…

Она. Опять боишься! И тебе не надоело всех бояться: жены, милиционера, секретарши, толстячка, меня, себя?

Он. Тебе очень хочется меня оскорблять?

Она. Невероятно. Я только слов не могу найти. Понимаешь, мне обидно. Я давно хотела сделать одну вещь и не решалась. И вот пока я не решалась, ты сам ее делаешь.

Он. Какую вещь?

Она. Ну-ну! Вся моя беда в том, что я все понимаю. Не хочу понимать, но понимаю. Да… о чем мы? О Химках. Так мы не поедем туда, потому что там мы сядем на пароходик, и пароходик будет тоскливо гудеть, а в репродукторе, как всегда, будут петь песенку «Женщины, моряки, неприятности», и твоя решительность угаснет, и ты возьмешь ключ от каюты. И все у нас опять потянется зачем-то. Мы не поедем в Химки. Мы лучше споем с тобой хором сами про женщин, про моряков и про неприятности. Или погудим дружно, как пароход.

Он. Перестань!

Она. Перестань! – это я буду говорить своей собаке. Песику, которому месяц и который еще не ездил воровски в каютах и который…

Он. Что с тобой происходит?

Она. А вот этого ты не поймешь.

Он (вдруг бешено). Куда уж мне! Мне надоело! Я всю жизнь слышу, что я не пойму чего-то! Невероятно тонкого, важного, таинственно женского! И всегда вот это произносилось также, потрясающе загадочно! Я слышал это от всех, начиная с жены.

Она. Кончая женой. Так будет лучше! Какие одинаковые женщины тебе попадались. И как ты заводишь себя, чтобы быть решительнее. Ну хорошо, я тебе скажу. Женщина должна любить или быть любимой, хотя бы одно из двух. Иначе она чувствует себя старухой. Но я всегда где-то внутри знала, что этого ты боишься… Ты боялся, что я (засмеялась) тебя полюблю… и что все станет серьезно и тяжело. Но что же делать – я не умею шастать по каютам легко и весело. Мне худо, когда легко и весело. Видно, возраст не тот: и все у нас – кончилось. Только я не решалась сказать тебе это. Но ты решился раньше. Я благодарна тебе. Молодец! Мы – расстаемся!

Он. Ты что?

Она. Но что ж ты не радуешься? Ты ведь решил это сделать перед моим приездом. Тебе ведь объяснили, что в твоем новом положении ты не имеешь права даже так, даже легко и весело. Ты ведь рас-ста-ва-ть-ся сюда пришел. Дурак! До чего банально. Нельзя было так банально! Ну – «повернулась и пошла».

Он. Подожди.

Она. Убери руки!

Он. Ты никуда не пойдешь!

Она. Убери свои мерзкие руки!

Он. Ты никуда не пойдешь!

Она. Ай-яй-яй. Конечно, предавать меня было легче, когда ты меня не видел. А сейчас ты не так уж меня боишься? Да? А завтра ты совсем не будешь меня бояться? Ты будешь бояться остаться без меня. Да? А послезавтра ты будешь тосковать. Сильно тосковать. Ничего, это пройдет. Это – привычка! Все-таки больше года вместе. Но запомни: я тебе клянусь, никогда, ничего больше не будет. Я уезжаю. Все!

Он. Как хочешь.

Она. Ну вот и хорошо! Прощай!

Он. Я устал от всего этого! Я не жил все это время. Это было как сумасшедший дом!

Она. Видишь, как все было плохо. Теперь отдохнешь. (Дотронулась до его лица почти нежно) И я отдохну. Был тяжелый год! Я завишу от солнца. Есть люди, которые зависят от луны – лунатики. А я – от солнца. Я – солнечник. В этом году большая солнечная активность. Наверно, поэтому все так. (Засмеялась.) Ну, иди, иди!

Он взглянул на нее, помолчал, а потом решительно пошел прочь.

Пошел… (Смеется) Молодец! (Вдруг нежно) Кирилл… Кириллушка!

Он тотчас оборачивается и с ожиданием глядит на нее.

(Вдруг улыбнулась, протяжно). Да пропади ты пропадом, Кириллушка! (Убегает)

Затемнение.

В квартире Ирины. Подруга одна. Потом входит Ирина.

Подруга (Ирине). Как там было?

Она. Было.

Подруга. Отрезвела? Можно еще.

Она. Нет, после этого мне плохо. Я не умею пить. (Увидела карты в руках подруги.) Гадала?

Подруга. Гадала.

Ирина молча ставит пластинку. Музыка.

Ты чего?

Она. Потанцуем.

Подруга. С кем?

Она. А с кем хочешь. Вообрази и танцуй.

Они танцуют поодиночке.

С кем ты сейчас танцуешь?

Подруга. Не скажу. А ты?

Она. Не знаю. По-моему, сама с собой.

Подруга. А что он сказал?

Она. Что он сказал, что она сказала… Сказала-мазала. Хватит!

Подруга. Ну, дай Бог!

Она. Шумно летом. Зимой здесь тихо, и слышно, как падает снег с веток, если открыть окно. (Помолчала) И решила, и ладно!

Продолжают танцевать. Звонок телефона.

Алло!

Мужской голос. Это водокачка?

Она. Да.

Мужской голос. А может, это корабельная верфь?

Она. И это вероятно.

Мужской голос. Я звоню вам целый день, почему вы меня не узнали?

Она. Не хотела.