После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Go where?
– Home[3].
Голос крикнет еще что-то вслед, но Беньи уже бежит вниз по лестнице. Надо было в ответ хотя бы пообещать, что позвонит, но если Беньи что-то и понял за годы жизни в Бьорнстаде, так это то, что он больше не в состоянии никому врать.
5
Акушерки
Той ночью буря прокатится по двум хоккейным городкам, сокрушая людей и деревья. А утром приедут юноша и девушка: у него на руке татуировка с медведем, у нее – с гитарой и ружьем; они вернутся домой, чтобы пойти на похороны. Так начнется эта история. В местах по соседству с дикой природой людей связывают не только невидимые нити, но и острые крючья, так что, когда один человек поворачивается слишком резко, он может не только сдернуть с другого одеяло. Он может вырвать у него сердце из груди.
* * *
Йонни бегал за женой по всему дому, поднимался по лестнице в спальню, а она на ходу собирала акушерский набор и давала ему краткие объяснения: молодая пара с хутора к северу от Бьорнстада, первые роды, воды отошли, супруги отправились в больницу Хеда, недооценив масштаб бури. Хотели сократить путь и добраться с восточной стороны проселочными дорогами, вместо того чтобы ехать по шоссе, и оказались посреди леса между двумя городами, когда дорогу им преградило упавшее дерево. Они не увидели, как падает следующее дерево, и машина прочно застряла, непонятно где. Им удалось дозвониться в больницу поблизости, но тамошние врачи не были уверены, что смогут добраться к ним сквозь этот хаос, когда по лесным дорогам проехать нереально. Единственным шансом для женщины и ребенка была акушерка, которая тем вечером оказалась свободна, жила достаточно близко и, если потребуется, готова была пройти последний отрезок пути пешком.
Йонни стоял в дверях спальни, ему хотелось спросить жену, не сошла ли она с ума, но после двадцати лет совместной жизни он заранее знал ответ. Внезапно она повернулась так резко, что ударила его головой в грудь, его руки нежно сомкнулись вокруг, и она утонула в его объятиях.
– Я люблю тебя, люблю, чертов ты идиот, – прошептала она.
– Тем лучше для тебя, – ответил он. – На чердаке в сундуке лежат запасные одеяла, а фонарики…
– Знаю, за нас не беспокойся, только ты не… ты, черт побери, не… – Она зарылась лицом в его футболку и почувствовала, как он дрожит. – Не злись на меня, дорогой. Злиться – это моя привилегия, а ты у нас мудрый, – пробормотала она в футболку. Он старался. Очень старался.
– Возьми с собой кого-нибудь. Кого-то, кто знает лес, дорогая, ведь будет темно и…
– Ты должен остаться. Сам знаешь. Никогда не летать на одном самолете, не выходить вместе из дома в бурю, дети должны…
– Знаю. Конечно знаю, – прошептал он в отчаянии. Никогда еще он не чувствовал такого бессилия – для пожарного это невыносимо.
Из-за его глупых суеверий она никогда не могла сказать ему: «Возвращайся целым и невредимым», когда он уезжал на вызов, поэтому обычно она вспоминала какое-нибудь рутинное дело, предстоявшее на следующий день, чтобы он не мог отвертеться: «Не забудь завтра отвезти на помойку мусор» или «В двенадцать обедаем у твоей мамы». Это был их маленький тайный ритуал.
Поэтому и сейчас он не сказал ей: «Возвращайся целой и невредимой». Он не стал ее отговаривать, поскольку знал по себе, что услышит в ответ. Он должен быть сильным, но даже он не может остановить ветер. Она может принять роды, поэтому нужнее сейчас она. Мы помогаем, если можем помочь, когда можем и тому, кому можем. Поэтому по дороге из спальни он просто схватил ее за руку, чтобы сказать о каком-нибудь рутинном деле и напомнить о завтрашнем дне, но единственным, что пришло ему в голову, было:
– Завтра я собираюсь заняться с тобой сексом!
Она рассмеялась, прямо ему в лицо, прямо в самое сердце:
– Все-таки у тебя с головой не в порядке.
– Заруби себе на носу, завтра будем заниматься любовью!
У него на глазах были слезы, у нее тоже, за окном выл ветер, и оба прекрасно понимали, что не бессмертны.
– Не знаешь, кто бы смог меня туда проводить? – спросила она, стараясь говорить ровным голосом.
– Да, знаю одного человека. Позвоню, скажу, что ты скоро приедешь, – ответил Йонни и дрожащими руками записал адрес.
Ханна села в микроавтобус и отправилась в ночь наперекор буре, которая ломала деревья, как спички, и убивала все на своем пути. Она не обещала, что вернется целой и невредимой. Йонни и дети глядели ей вслед в окно кухни.
* * *
В конце концов собаки почуяли, что у входной двери кто-то есть, и залаяли, скорее инстинктивно, потому что звонка никто не услышал. Ана вышла в прихожую и осторожно выглянула в окно. Кого еще черт принес? На крыльце виднелась хрупкая женская фигурка в капюшоне, изо всех сил сопротивляющаяся напору ветра.
– ОТЕЦ ДОМА?! – прокричала женщина, когда Ана рванула дверь. Лес ревел и сотрясался от бури, как будто они находились в консервной банке, которую великаны гоняли по футбольному полю.
Микроавтобус, на котором приехала женщина, стоял чуть поодаль, трясясь от ветра. Как можно в бурю выехать из дома на этом дебильном корыте, думала Ана. Кроме того, на женщине был красный дождевик, а это означало, что она из Хеда. Она что, совсем с дуба рухнула? Ана была так занята этими мыслями, что почти не отреагировала, когда женщина шагнула вперед и прокричала:
– В лесу застряла машина! Мой муж сказал, что только твой папа знает дорогу!
Она выплевывала слова, а Ана лишь моргала в ответ в полной растерянности:
– Ну… и? Вы как бы не понимаете, почему машина застряла в лесу с такую погоду?
– Женщина в машине РОЖАЕТ! Твой папа дома или нет? – нетерпеливо прошипела женщина и шагнула в прихожую.
Ана попыталась преградить ей путь, но та, видимо, не заметила ее паники. На кухонной столешнице выстроились пустые банки из-под пива и бутылки, тщательно вымытые Аной, чтобы не пришлось краснеть перед соседями за запах в контейнере для раздельного сбора мусора. Отец сидел в гостиной, уронив
