Подсадная утка - Ольга Ларионова

Что могли поставить рядом с этой техникой и этой волей люди Земли, которые еще два десятилетия назад казались себе такими целеустремленными, такими мудрыми, такими всемогущими?

Да только то, что они были людьми.

Четверо альфиан сидели за узким и длинным столом в кают-компании космолета, совсем как во время межпланетных встреч двух Советов. Только теперь это были не изображения, а живые, вполне реальные великаны. Но сейчас их рост не бросался в глаза, потому что люди не сидели, как обычно, а стояли сзади, за креслами, являя собой то ли бездейственный почетный караул, то ли второй ярус зрителей. Взгляды всех восьмерых были прикованы к круглому, как иллюминатор, экрану. А сколько таких же экранов, установленных на Земле и на Альфе, собрало около себя жителей обеих планет? И на всех этих экранах медленно двигалась к центру, к теплой голубой лужайке, прямая фигура в белом. Жителям Земли она, вероятно, казалась ожившим гипсовым слепком с альфианина — у самих же альфиан такой ассоциации возникнуть не могло просто потому, что они не знали, что такое «скульптура».

С. Сеге Д опустился на траву у самого подножья башни, согнул колени и обхватил их руками. Так сидят, часами глядя в море. Но С. Сеге Д видел перед собой только экран, с которого смотрели на него, не мигая, четверо его соплеменников. Перед ними на полированной поверхности стола мерцали две огромные кнопки — как глаза андерсеновской собаки, те самые, что размером с чайное блюдце. Ловушка была наготове, все башенки с генераторами, усилителями и отражателями находились под напряжением пси-токов, но пока еще система раковины была укрыта общей защитой, протянувшейся над всей Солнечной.

С. Сеге Д кивнул, и старший из альфиан положил ладонь на первую клавишу — она слегка вдавилась и затеплилась красноватым тревожным светом. И в тот же момент над обезьяньими клетками рванули петарды, взвились ослепительные гирлянды бенгальских огней, и в каждой клетке отодвинулся заслон, открывающий спрятанным за ним змеям доступ в вольеры.

Исступленные визги обезумевших от ужаса животных, треск магния и неистовое метанье огней достигали голубой лужайки, но С. Cere Д не замечал ничего этого. Он сидел, опираясь плечами о чуть вибрирующую стенку генераторной башенки, и ждал, когда старший нажмет следующую клавишу, выпускающую в просторы Вселенной этот поток животного ужаса. Для этого нужно было только спустить фронт общей защиты под поверхность буя, оставляя купол и витки «раковины» в незащищенном пространстве.

И вдруг С. Cere Д почувствовал то, что в данной ситуации никак не могло происходить: кто-то тронул его за плечо. Он вскинул голову — над ним стоял коренастый черноволосый землянин с хищным, напряженным лицом. Ошеломленный альфианин попытался подняться, но в этот момент жесткий и короткий удар сбоку по шее отключил его сознание, и он уже не увидел, как с завидной синхронностью четверо его соплеменников, сидевших за столом, были захлестнуты веревками, прикручены к креслам и задвинуты в угол.

Кончанский, Ван Джуда, парапсихолог Юнг и Руогомаа встали у стола. Они выжидали секунды, за которые Рычин должен был оттащить обмякшее тело к люку, из которого выглядывал уже бывший наготове Брюнэ, корабельный врач космолета.

— Давай прямо на катер, — свистящим шепотом, словно их мог кто-нибудь подслушать, приказал Рычин, втискивая С. Сеге Д в узенький люк. — И не торопись приводить его в себя. Ну, пошел…

Он захлопнул ногой крышку люка, побежал назад, на бирюзовую полянку, и, догадываясь, какие тексты принимает сейчас фонотайп лайнера как с Земли, так и с Альфы, закричал на бегу:

— Руби канаты, ребята! — и увидел на экране, как широченная ладонь Кости Руогомаа легла на вторую клавишу.

Он знал, что человеку не дано чувствовать пси-процессы, но ему все-таки показалось, что потянуло пронизывающим холодом, словно где-то распахнулась гигантская дверь в ледяную пустоту, и чтобы никто не догадался о его ощущениях, он заговорил:

— Пока со мной ничего. Может, мне что-нибудь почитать, чтобы нам было заметнее, когда я… А? Да вот хоть это: «Это было в праздник Сант-Яго, и даже нехотя как-то, когда фонари погасли…» Ломятся в дверь, да? Правильно сделали, что заперли. «…И песни сверчков разгорелись…» — он поискал глазами то место, где совсем недавно трава была примята, но она уже распрямилась, словно минуту назад тут и не сидел альфианин. Ужас пустоты улетучился, и было Рычину спокойно, и впервые за долгое время впереди не маячило никаких дел, и можно было валяться на траве и читать то, что он любил больше всего на свете, и желать только одного: чтобы дверь в кают-компанию открылась и вошла Ана.

— «…Я поступил как должно, как истый цыган: подарил ей…» — он поперхнулся и замер, потому что увидел Ану Элизастеги, и вовсе не на экране, а здесь, в каких-нибудь десяти шагах от себя.

Она стоила и смотрела на него, не шевелясь, и по тому, как были напряжены ее плечи, можно было угадать, что заведенные назад руки ее стиснуты намертво и ногти впились до крови в темные ладони, и так она будет стоять до тех пор, пока это не случится — с ней или с ним, все равно. Он бросился к Ане, совсем не зная, что он будет делать, когда добежит до нее — добежит, спотыкаясь и цепенея, что-то крича сквозь несусветный обезьяний гам, и леденея от того единственного нечеловеческого ужаса, каким бывает ужас не за себя.

— Нас же видят, — проговорила Ана. — Нас видят, Рычин…

Они стояли, держась за руки, и смотрели друг другу и глаза, каждый миг ожидая, что вот сейчас эти глаза не закроются, нет — они опустошатся мгновенным беспамятством, и каждый беззвучно молился, чтобы это произошло с ним, только с ним…

— Вот прошел год… — прошептала Ана, едва шевеля полиловевшими губами, и прошел не год, а бесконечность, когда ее губы снова разжались и по одному их беззвучному движению Рычин понял, что она прошептала: «вот прошло два года…»

И тогда он подумал, что если она скажет «вот прошло три года», — он задушит ее собственными руками, потому что так будет легче и ей, и ему. Но она больше ничего не успела сказать. Глаза ее широко раскрылись, и в них был не страх — недоумение.

— Почему? — крикнула она. — Почему? И кто смог?..

Рычин ошалело повертел головой, и вдруг понял, что ад кончился, огни затухают, вой сирен переходит на басы, и только перепуганные змеями охрипшие обезьяны продолжают верещать.

Но почему опыт прекратили, и главное — как это удалось сделать? Ведь перекрыть вход в «раковину» после того, как туда попадут десмоды, должно было специальное устройство, не подчиняющееся ни людям, ни альфианам. Он обернулся к экрану — там размахивали руками, прыгали, а главное — пытались перекричать друг друга по меньшей мере человек пятьдесят, то есть вдвое больше, чем могла вместить кают-компания.