Первая смерть Лайлы - Гувер Колин

– Теперь ясно, почему ему нравится «Гарретт-бэнд». – Я снимаю душевую лейку с держателя и начинаю споласкивать ей волосы. Мокрые, они свисают ниже лопаток. Никогда раньше не мыл девушкам волосы. Надо сказать, этот процесс возбуждает. Вот, например, форма головы Лайлы: она идеально совпадает с моей ладонью. – А твоя голова сексуальная.

– Как голова может быть сексуальной?

Я прикрываю ей глаза свободной рукой, чтобы мыло не попало.

– Не знаю. Сексуальная, и все. Может, просто потому, что она твоя. – Я вешаю лейку на держатель. Лайла поворачивается, и я привлекаю ее к себе, омываемый потоком горячей воды. – Мне понравилась прошлая ночь.

– Мне тоже, – улыбается она.

– Через полчаса наша группа уезжает.

– Я тоже уезжаю.

– Где ты живешь?

– В Чикаго. Причем с родителями. Вернулась к ним после колледжа. Пока еще не решила, куда двинусь дальше. В Чикаго совершенно точно не останусь.

– И чем тебе Чикаго не угодил?

– Всем угодил. Просто не хочу жить там, где выросла. Хочу испробовать весь спектр. Большой город, маленький город, квартира в кондоминиуме, хижина в лесу… – Она выкручивает волосы, чтобы отжать оставшуюся воду. – А где ты живешь? В Нэшвилле?

– Неподалеку. В Нэшвилле дорого, к тому же я не хочу делить квартиру с соседями. Снимаю жилье во Франклине. А если твоя семья из Чикаго, почему сестра устроила свадьбу в центре Канзаса?

– Чед Кайл из Уичито. – Она обвивает руками мою талию, оглядывает меня и вздыхает. – Ты не представляешь, как тебе повезло родиться мужчиной! Когда мужчина помоется, он остается каким был. Может, даже чуть сексуальнее. А вот женщин душ меняет. Волосы прилизаны, макияж растекся по щекам, тональный крем смыло в канализацию…

Лайла, стоящая сейчас передо мной, радикально отличается от той девушки, с которой я познакомился на свадьбе. Если уж на то пошло, сегодняшняя версия лучше. Стоит, обнаженная, под струями воды, обвивает меня руками. И эта версия мне ужасно нравится. Наклоняюсь, целую ее шею и обхватываю руками ягодицы.

Она наклоняет голову, чтобы мне было удобнее дотянуться до ее шеи.

– А из меня могла бы выйти неплохая селянка. Здесь чудесно. Представляю, какое счастье быть хозяйкой такой гостиницы!

На короткий миг я забываю, о чем мы говорили только что – у Лайлы мысли движутся по двум дорожкам одновременно. К счастью, одна из дорожек – я. Лайла прислоняется к стене; мои руки и губы блуждают по ее телу.

– Мне правда здесь нравится, – негромко произносит она. – Люблю уединение. Тишину. Никаких соседей. Только случайные заезжие гости, с которыми даже знакомиться не нужно.

Мой язык скользит по ее шее и забирается в рот. Я глубоко и порывисто целую девушку, а затем отстраняюсь.

– Здесь сердце страны. Лучшего места нет на целом свете.

Я говорю то, что думаю. Прямо сейчас для меня на целом свете нет лучшего места. Лайла снова тянется к моим губам, и когда раздается стук в дверь, мы даже не вздрагиваем. Нам сейчас не до того.

– Лайла! – слышится голос Аспен.

Лайла издает стон, однако поцелуй не прерывает. Аспен принимается колотить в дверь без перерыва.

– Лайла, открой!

Она вздыхает, и я отпускаю ее. Она заворачивается в полотенце и выходит, прикрыв за собой дверь. Я ощущаю мучительную пустоту в животе.

Нельзя вот так взять и расстаться! Хотя бы еще денек! Еще раз поговорить, вместе принять душ… Уже предчувствую тоску, которая охватит меня по дороге в Теннесси.

Я выключаю воду и беру полотенце. Лайла впустила Аспен в комнату; из ванной слышно каждое слово.

– Значит, ты спала с бас-гитаристом?

– Это кого-то интересует?

– Меня.

– В таком случае да. Два раза. Успела бы и в третий, только ты помешала.

Меня разбирает смех.

– Его друзья разыскивают. Им пора уезжать.

– Через пару минут спускаемся.

Дверь комнаты вновь открывается, затем Аспен произносит:

– Мама в курсе. Она подслушала, как кто-то сказал: «Он кувыркается с сестрой невесты».

Я замираю как вкопанный. Как можно было не подумать? Это же свадьба, вся семья в сборе. Вот черт! Неужели мы вели себя так громко?

– Мне двадцать два года. И мне плевать, что мама в курсе.

– Я тебя предупредила, – отвечает сестра. – Мы улетаем на Гавайи. Пришлю сообщение, когда приземлимся.

– Приятного отдыха, миссис Кайл!

Дверь хлопает, и я вылетаю из ванной. Лайла оборачивается, ее полотенце соскальзывает на пол. Она подбирает его, и я разглядываю девушку в полный рост. Она так непринужденно сексуальна.

Я ударяю кулаком по дверному косяку.

– Давай останемся!

Слова вырвались непроизвольно, однако мое предложение вполне серьезно.

– Где? Здесь?

– Да. Нужно спросить, можно ли сохранить за собой номер еще на одну ночь.

Выражение ее лица мне нравится – словно рассматривает идею со всех сторон.

– Твои друзья уезжают. Ты говорил, завтра очередное выступление.

– Мы вчера решили, я ухожу из группы.

– Ого. Я думала, решение не окончательное.

Я подхожу к ней и дергаю за край полотенца, затянутого на груди. Оно падает на пол. Мои губы касаются губ Лайлы. Она улыбается и повисает на мне. И я ощущаю, что и она совершенно не хочет уезжать. Страшное чувство тоски, уже поселившееся в моей груди, мгновенно растворяется.

– О’кей, – шепчет Лайла.

Дознание

Я проговорил полчаса без перерыва, а детектив еще ни слова не вымолвил. Нужно продолжать, однако Лайла все это время не унималась. Я должен убедиться, что она в порядке.

Во всяком случае, настолько, насколько может быть в порядке девушка, насильственно удерживаемая своим бойфрендом.

– Простите, – я отодвигаю стул, – отлучусь на пару минут.

Детектив понимающе кивает и останавливает запись.

Поднимаюсь по лестнице – снова! – умолять Лайлу довериться мне, пока я не получу ответы. Открываю дверь. Она стоит на коленях, изо всех сил стараясь освободиться от веревок, которыми ее запястья привязаны к столбикам кровати.

– Лайла, – униженно прошу я, – прекрати, пожалуйста!

Она натягивает веревки в противоположных направлениях, пытаясь их порвать. Я содрогаюсь. Ей же больно! Подхожу к кровати, осматриваю руки девушки. Кожа на запястьях содрана, раны начинают кровоточить.

Лайла мычит что-то нечленораздельное, и я сдираю скотч с ее рта.

Она жадно втягивает в себя воздух.

– Пожалуйста, развяжи меня! – Глаза несчастные и налитые кровью. По левой щеке стекает тушь. Видеть Лайлу такой выше моих сил. Не хочу мучить ее, однако другого выхода нет. Во всяком случае, я его не вижу.

– Не могу. И ты знаешь почему.

– Пожалуйста, – умоляет она. – Мне больно.

– Если перестанешь дергаться, больно не будет. – Я поправляю подушку и немного ослабляю веревки, чтобы она могла лечь. Понимаю: Лайла чувствует себя пленницей. В некотором смысле так оно и есть. Хотя ноги я ей не связал. Если будет лежать спокойно и прекратит попытки вырваться, то ничем себе не навредит. Сможет даже передохнуть немного. – Просто дай мне несколько часов. Я закончу говорить с ним, и мы с тобой вместе спустимся вниз.

Она закатывает глаза.

– Лжешь. Ты только и делаешь, что лжешь мне.

Я не позволяю ее словам растопить сердце. Понимаю, она не это имела в виду. Она просто напугана. И не владеет собой.

Как и я.

Наклоняюсь и целую ее в макушку. Лайла пытается отодвинуться, но веревки не дают. Теперь она плачет, стараясь не смотреть на меня. Я стискиваю зубы. Нельзя показывать свою вину.

– Если пообещаешь не кричать, рот заклеивать не буду.

На этот компромисс она соглашается. Обреченно кивает, признавая свое поражение, будто позволила мне выиграть один раунд. Однако для меня выигрышем станет только возвращение к нормальному состоянию.

Когда я запираю спальню, изнутри доносятся рыдания. Ощущаю муку девушки каждой клеточкой своего тела – до хруста в костях. И прежде чем сойти вниз, на несколько секунд прижимаюсь подбородком к двери, заставляя себя вернуть самообладание.