Гарри Поттер и Огненная Чаша - Джоанн Роулинг

Раздался звонок в дверь. Дядя Вернон тяжело поднялся со стула и направился в прихожую. С быстротой молнии, пока мать возилась с чайником, Дудли украл у отца грейпфрут.

Гарри услышал разговор у двери, чей-то смех и резкий ответ дяди. Затем входная дверь захлопнулась, и из прихожей донёсся звук разрываемой бумаги.

Тётя Петуния поставила чайник на стол и с любопытством обернулась. Ей не пришлось долго ждать, чтобы узнать, чем это занят её муж; не прошло и минуты, как он вернулся. Вид у него был разъярённый.

— Ты, — рявкнул он Гарри. — В гостиную. Быстро!

Изумлённый, гадая, в чём же таком его собираются обвинить на этот раз, Гарри встал и проследовал за дядей из кухни в соседнюю комнату. Когда они оба оказались в гостиной, дядя Вернон с грохотом захлопнул дверь.

— Ну, — он протопал к камину и повернулся лицом к Гарри, словно собираясь объявить, что тот арестован. — Ну.

Гарри ужасно хотелось ответить: «Баранки гну», но… вряд ли стоило подвергать терпение дяди столь суровому испытанию столь рано утром, тем более, что он и так уже находился в стрессовом состоянии из-за отсутствия пищи. Поэтому Гарри лишь придал своему лицу невинно-удивлённое выражение.

— Вот что сейчас принесли, — дядя Вернон помахал листком пурпурной почтовой бумаги. — Письмо. Про тебя.

Недоумение Гарри усилилось. Кто бы это стал писать про него дяде Вернону? Кто из его знакомых стал бы посылать письма по почте?

Дядя Вернон некоторое время прожигал Гарри глазами, а затем перевёл их вниз и начал читать вслух:

Уважаемые мистер и миссис Дурслей!

Мы с вами не представлены друг другу, но я не сомневаюсь, что вы много слышали от Гарри о моём сыне Роне.

Возможно, Гарри говорил вам, что в следующий понедельник вечером состоится финальная игра чемпионата мира по квидишу. Моему мужу, Артуру, благодаря связям в департаменте по колдовским играм и спорту, удалось достать билеты на лучшие места.

Я очень надеюсь, что вы позволите нам взять с собой Гарри на этот матч, поскольку такая возможность предоставляется буквально один раз в жизни; игры на кубок не проводились в Англии вот уже тридцать лет, и достать билеты было практически невозможно. Мы, разумеется, будем счастливы принять у себя Гарри на весь остаток каникул и проводить его на поезд в школу.

Будем признательны, если Гарри пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом, мы не получаем мугловой почты, и я не уверена, что почтальон вообще знает, как нас найти.

Надеюсь вскоре увидеть Гарри.

Искренне Ваша,

Молли Уэсли

P.S. Надеюсь также, что я наклеила достаточное количество марок.

Дядя Вернон закончил читать, сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда кое-что ещё.

— Взгляни на это, — прорычал он.

Он протянул конверт, в котором прибыло письмо миссис Уэсли, и Гарри с трудом удержался от хохота. Конверт был усеян марками сплошь, за исключением одного квадратного дюйма на лицевой стороне, куда миссис Уэсли микроскопическим почерком вписала дурслеевский адрес.

— Значит, она-таки наклеила достаточное количество марок, — Гарри постарался придать голосу выражение, подразумевавшее, что подобную ошибку мог совершить всякий. Дядя сверкнул глазами.

— Почтальон обратил внимание, — процедил он сквозь зубы. — И очень интересовался, откуда могло прийти такое послание. Поэтому он и позвонил в дверь. Он, видите ли, подумал, что это забавно.

Гарри промолчал. Кому-то другому, возможно, показалось бы странным, что дядя Вернон поднимает такой шум из-за слишком большого количества марок, но Гарри жил с Дурслеями достаточно давно, чтобы знать — их ужасает всё, хоть на йоту выходящее за рамки обыкновенного. А больше всего на свете они боялись, как бы кто не прознал, что они имеют отношение (насколько бы отдалённым оно ни было) к людям вроде миссис Уэсли.

Дядя Вернон продолжал сверлить племянника глазами, а Гарри старался сохранять нейтральное выражение. Если сейчас повести себя правильно и не сглупить, то его ждёт настоящий подарок, мечта всей жизни! Он подождал, вдруг дядя Вернон что-нибудь скажет, но тот только стоял и таращился. Гарри решился нарушить молчание.

— Так значит… мне можно поехать? — спросил он.

Еле заметный спазм исказил большое, багровое лицо. Усы ощетинились. Гарри в точности знал, что сейчас происходит за этими усами: отчаянное сражение, конфликт между двумя главными инстинктами дяди Вернона. Разрешить поехать — значит, доставить Гарри удовольствие, а уж против этого дядя боролся в течение целых тринадцати лет. С другой стороны, разрешить уехать к Уэсли на весь остаток каникул — значит, избавиться от Гарри на две недели раньше, чем они рассчитывали, а ведь дядя ненавидел, когда Гарри дома. Он снова посмотрел на письмо миссис Уэсли, видимо, затем, чтобы дать себе время подумать.

— Кто она? — спросил он, с отвращением взирая на подпись.

— Вы её видели, — объяснил Гарри. — Она — мама Рона, моего друга, она встречала его с «Хог…»… с поезда из школы.

Он чуть не сказал «Хогварц Экспресс», а это был верный способ разозлить дядю. Под крышей дурслеевского дома запрещалось упоминать название школы, где учится Гарри.

Дядя Вернон сморщился, как будто вспомнил нечто ужасно противное.

— Такая толстуха? — выдавил он после долгого раздумия. — С кучей рыжих детей?

Гарри нахмурился. Он подумал, что со стороны дяди Вернона, пожалуй, немного слишком называть кого-то «толстухой», когда его собственный сын Дудли наконец достиг того, чем грозило всё его развитие с трехлетнего возраста, и таки сделался поперёк себя шире.

Дядя Вернон продолжал изучать письмо.

— Квидиш, — пробормотал он себе под нос. — Квидиш… что ещё за ерунда?

Гарри ощутил второй укол раздражения.

— Это спортивная игра, — коротко ответил он. — В неё играют на мёт…

— Тихо, тихо! — замахал руками дядя Вернон. Гарри с известным удовлетворением отметил, что дядя запаниковал. Судя по всему, его нервы не выдерживали упоминания о мётлах в его собственной гостиной. Он попытался уйти от реальности, вновь погрузившись в тщательное изучение письма. Гарри смотрел, как его губы беззвучно произносят слова: «пришлёт ответ как можно скорее нормальным способом». Дядя скривился.

— Что она хочет сказать, «нормальным способом»? — выплюнул он.

— Нормальным для нас, — сказал Гарри и, раньше чем дядя успел остановить его, добавил:

— ну, знаете, совиной почтой. Это нормально для колдунов.

Дядя Вернон вознегодовал так, словно Гарри произнёс самое грязное на свете ругательство. Содрогаясь от гнева, он нервно стрельнул глазами в сторону окна, наверное, ожидая увидеть прижатые к стеклу уши соседей.

— Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не упоминал о своей ненормальности в моём доме? — зашипел он. Его лицо приобрело оттенок спелой сливы. — Стоишь передо мной в одежде, которую мы с Петунией тебе дали…

— После того, как Дудли доносил её до дыр, — холодно бросил Гарри. И в самом деле, на нём был свитер настолько большой, что рукава пришлось закатывать пять раз, прежде чем стало возможно что-то делать руками, и свисавший до колен невероятно мешковатых джинсов.

— Я не позволяю тебе разговаривать со мной таким тоном! — заявил дядя Вернон, дрожа от ярости.

Но Гарри не собирался всё это безропотно сносить. Прошли те времена, когда ему приходилось подчиняться идиотским правилам Дурслеев. Как он не сидит с Дудли на его диете, так и не позволит лишить себя удовольствия побывать на финале кубка. По крайней мере, сделает всё, что в его силах.

Чтобы успокоиться, Гарри глубоко вдохнул, а затем сказал:

— Значит, мне нельзя поехать на чемпионат? Ладно. Можно тогда я пойду? Мне нужно закончить письмо Сириусу. Ну, знаете — моему крёстному.

В точку! Ему удалось произнести волшебное слово. Багрянец стал пятнами сходить с лица дяди, и оно сделалось похоже на плохо перемешанное черносмородиновое мороженое.

— А ты… переписываешься с ним? — псевдо-спокойным тоном спросил дядя Вернон. Но Гарри видел, как зрачки маленьких глазок сократились от страха.

— А?… Ага, — небрежно обронил Гарри. — Он уже некоторое время обо мне ничего не слышал и, если я не напишу, может подумать, что что-нибудь случилось.

И умолк, наслаждаясь произведённым эффектом. Он почти что видел, как под густыми, тёмными, расчёсанными на ровный пробор волосами дяди заворочались шестерёнки. Если запретить Гарри писать Сириусу, тот может подумать, что с крестником плохо обращаются. Если запретить Гарри поехать на матч, то он напишет об этом Сириусу, и тогда тот точно будет знать, что с крестником плохо обращаются. В результате оставалось только одно. Гарри наблюдал процесс формирования решения в голове дяди, точно большое усатое лицо было прозрачным. Гарри старался не улыбаться, сохранять на лице абсолютно пустое выражение. Наконец…