Капитан Большое Сердце - Анна Кальма

«Из палатки № 2 все выскочили, мы же отнеслись к этому совершенно спокойно, — записал Де Лонг, — мы столько пережили, что готовы ко всему».

Непогода задерживала экспедицию на острове. Де Лонг приказал пристрелить десять самых слабых собак, в том числе своих любимцев — Тома и Джима. Это было тяжело, но слабые собаки много ели и почти не могли работать. «Я должен прежде всего думать о человеческих жизнях», — записал в своем дневнике капитан Большое Сердце.

К берегам Сибири

Отправляясь с острова Беннета, частью водой, частью льдом, Де Лонг разделил экспедицию на три группы — по количеству судов. Первым катером командовал он сам, вторым — Чипп, а капитаном китобойного бота был назначен Мельвилль. Де Лонг отдал Мельвиллю и Чиппу приказ держаться вблизи его катера, но, в случае если они потеряют друг друга из виду, двигаться на юг к берегу Сибири, а затем на запад, вдоль побережья, до устья Лены. Капитан предполагал добраться до Новосибирских островов, а оттуда направиться к поселениям на реке Лене. Он был убежден, что берега Лены густо заселены и что, достигнув реки, они немедленно встретят русских.

Де Лонг и не подозревал, что из-за ежегодных изменений дельты всякая карта становится ненадежной. На самой подробной из его карт значилось восемь протоков реки, а на самом деле их было свыше двухсот.

Сначала люди тащили боты и сани волоком, но лед то и дело сменялся водой, и тогда приходилось все вещи грузить в боты и спускать их на воду. Боты были перегружены, ледяная вода переливалась через борт. Иногда путь ботам преграждали льдины, и люди кирками разбивали лед, прокладывая себе дорогу. Приходилось идти то на парусах, то на веслах, и у многих руки отказывались служить. Уже становилось мало еды, не попадалось больше никакой живности, и капитан начал сокращать ежедневные порции пеммикана и консервов. Новосибирских островов все еще не было видно. Де Лонг скрывал от окружающих, как тревожит его отсутствие островов и чистой воды и большое количество молодого льда.

Нечеловеческим усилием воли он заставлял себя спокойно отдавать приказания кучке истомленных людей, вновь и вновь тащить сани и боты, пробиваться сквозь льды, спать в насквозь промокших спальных мешках, бороться с течью в катерах. Каждый раз, когда он видел, что Ниндеман, Алексей или кто-нибудь из матросов изнемогает от усталости, он приказывал им отдыхать и сам садился за весла. Команда с удивлением и даже некоторой завистью смотрела на этого некрепкого с виду человека с маленькими, почти женскими руками, который, казалось, не знал, что такое утомление.

Капитан сильно страдал от недостатка табака. Последнюю щепотку он разделил на четыре дня и курил ее, как скупец. Курение поддерживало его силы больше, чем еда. Команда давно уже курила старую кофейную гущу, и только у немногих счастливцев сохранился табак.

Спустя несколько дней, когда последняя щепотка была уже истрачена и Де Лонг изнывал от желания курить, к нему подошел матрос Эриксен — рыжеволосый швед, ребячливый и застенчивый.

— Вот, капитан, от наших ребят, — сказал он, неуклюже вытаскивая из кармана пачку табаку.

Де Лонг покраснел: он не мог принять такую жертву. Но швед настаивал:

— Вы должны взять. Ребята обидятся. У нас еще хватит на несколько дней.

Тогда Де Лонг согласился взять щепотку на одну трубку. Но Эриксен насильно засунул ему в карман всю пачку. И неизвестно, что в этот день больше радовало капитана, — драгоценная ли пачка табаку или отношение команды. Матросы видели, что капитан Большое Сердце бродит по ледяному полю и улыбается, словно случилось что-то очень радостное.

Экспедиции удалось пробиться к открытому морю. Показалась земля — это была, как и предполагал Де Лонг, группа Новосибирских островов. Был сильный ветер, волны заливали суденышко, приходилось все время вычерпывать воду. У Чиппа от ледяной воды сделались судороги. Денбар лишился чувств. Шторм трепал катера, то и дело приходилось пересекать попадающиеся льдины. Новосибирские острова — Котельный, Семеновский, Васильевский — были пустынны и голы. Только на острове Котельном стояла хижина, в которой Алексей нашел деревянную ложку, стакан и русскую медную монету 1840 года. Де Лонг знал, что на этих островах уже бывали русские полярные исследователи, в частности якут Санников, участвовавший в экспедиции Геленштрома. Но найденная монета показывала, что кто-то посетил Котельный уже после Санникова; очевидно, это была экспедиция Анжу. Впрочем, люди были здесь, по-видимому, очень давно.

Еды становилось все меньше, изредка удавалось застрелить куропатку. В остальное время питались пеммиканом и чаем.

Запасов оставалось на неделю, но Де Лонг был твердо убежден, что через три-четыре дня все они доберутся до селения на реке Лене. И опять — долгий, мучительно-трудный путь по морю. Стоял уже сентябрь — месяц штормов и шквалов. Море было очень бурное. Началась сильная качка. Де Лонг вычерпывал воду до тех пор, пока у него окончательно не онемели руки. Сквозь частую сетку снега не было видно ни второго катера, ни вельбота. Матросы пытались кричать, подняли на мачте черный флаг, но все было напрасно: очевидно, второй катер и вельбот взяли другое направление. На запад и восток тянулась низкая полоса земли. Де Лонг приказал идти к берегу. Это была Сибирь. Краткая запись в дневнике Де Лонга показывает, как сильно устали люди: «Разбили лагерь, не выставив дежурных».

Из последних сил

Четырнадцать человек, проваливаясь, бредут по тонкому льду. У каждого за спиной большой мешок с палатками, одеялами и лекарствами. Продуктов осталось на четыре дня.

Де Лонг так тонко нарезал последний пеммикан, что казалось, будто его много. Но себя он не мог обмануть: он знал, что если за эти дни они ничего не добудут в пути, им придется съесть последнюю собаку — Снуцера. Но что будет потом?

Капитан не мог определить, где они находятся, предполагал, что высадились в дельте Лены и что до ближайшего селения около ста миль. Между тем у Эриксена открылась на ноге большая язва, он еле шел. Почти у всех пальцы на ногах потеряли чувствительность. Многие хромали, приходилось останавливаться каждые четверть часа.

Отряд пересек устье реки и направился по берегу к юго-западу. Приходилось идти по пояс в снегу. К счастью, было много леса, так что на стоянках все могли обсушиться и обогреться у костров. Часто попадались капканы. В одном из капканов увидели оторванную морду песца, в другом Ниндеман нашел чайку и с торжеством притащил ее капитану, но птица оказалась совершенно прогнившей.

В том месте, где река поворачивала к югу, отряд внезапно натолкнулся на две хижины. В одной из них стояли две койки. По-видимому, это были охотничьи хижины якутов.

«Мы остановимся здесь на несколько дней, а сильных ходоков пошлем вперед за помощью», — решил Де Лонг.

Люди обрадовались крову. Развели огонь. Эриксена и двух других больных уложили на койки. За рекой виднелось что-то похожее на хижины. Капитан послал на разведку Алексея. Эриксен глухо стонал. Остальные забрались под одеяла, стараясь заснуть.

Де Лонг лежал с открытыми глазами. Кого послать за помощью? Сколько придется идти до ближайшего селения? Что из вещей можно употребить в пищу?

От времени до времени он вставал и подкладывал в печь полено. Руки его ничего не чувствовали и плохо сгибались.

Вдруг в дверь постучали, и возбужденный голос Алексея спросил:

— Все спят?

Де Лонг вскочил и кинулся к двери. Вошел Алексей, мокрый, продрогший, но торжествующий.

— Капитан, достал двух оленей, — сказал он, кладя на стол оленью ногу и языки.

Это было не просто мясо с костями, жиром и сухожилиями — это была жизнь! Люди радостно засуетились, в обеих хижинах началась стряпня, даже больные принимали участие в варке оленины. Два оленя, застреленные Алексеем, изменили планы Де Лонга. Теперь можно было переждать в хижине некоторое время, пока оправятся больные, а потом всем вместе идти дальше.

Три дня люди были счастливы: сидели под крышей, ели вдоволь мяса. Больные немного ожили, и только Эриксен с трудом волочил ногу. Но прошли эти три дня, и снова четырнадцать человек пустились в путь. На этот раз им пришлось пересекать незамерзшие протоки и реку. Де Лонгу было тяжело смотреть на больных, которые еле шагали, стоная и жалуясь. Сам он шел позади, поддерживая и уговаривая матроса Ли: тот весь горел в лихорадке и просил оставить его спокойно умереть. Капитан ломал голову, придумывая, чем бы облегчить людям путь. Вместе с Ниндеманом он отобрал на привале несколько бревен и связал из них плот. Быть может, на плоту можно будет спуститься по реке? Но на реке начался отлив, и плот тотчас же сел на мель. Пришлось продолжать путь пешком. Путники часто проваливались сквозь лед, при этом обувь намокала и покрывалась снегом, который тотчас же замерзал. Тогда ноги делались громадными и неуклюжими, и каждому казалось, что он обут в многопудовые сапоги. Попадались проталины, и несколько человек провалилось в них по пояс, так что пришлось их вытаскивать. Запас оленины кончился, теперь на каждого приходилось в день около сорока граммов пеммикана и немного чаю. Эриксен чувствовал себя все хуже. Иногда он ложился на снег и отказывался идти дальше. Де Лонг подходил к нему.