Отступник - драма Федора Раскольникова - Владимир Савченко

- Именно! - с жаром подхватил Ленин. - Именно в силу буржуазного состава правительства - ни малейшего доверия ему! Никакой поддержки! Необходимо систематическое, упорное, терпеливое разъяснение полной лживости всех его обещаний, особенно относительно переговоров о мире, отказа от аннексий. Именно в силу буржуазного и империалистского характера Временного правительства наша партия обязана начать борьбу с ним за власть. Вы, товарищ Авилов, товарищ Каменев, обнаруживаете странную доверчивость к правительству. Объяснить это можно только угаром революции. Это - гибель социализма. Протягивая руку оборонцам, вы изменяете международному социализму. Если так, нам не по пути. Лучше останусь в меньшинстве. Вот с товарищем Подвойским.

Все сдержанно засмеялись.

- Вы все-таки никак не можете понять, чего я добиваюсь от вас, - не теряя добродушия, говорил Каменев. - Я добиваюсь от вас ответа на вопрос: в чем принципиальная особенность вашего подхода к делу подготовки второго этапа революции? Отношение ко Временному правительству - вопрос второстепенный, не цепляйтесь за него. Важнее определить тактику перехода к этому второму этапу, социалистическому. В чем она, в отличие от применяемой партией в настоящее время?

- Хорошо, я отвечу. Но прежде разрешим теоретический вопрос. Вы, Лев Борисович, исходите из того, что буржуазно-демократическая революция не закончена, аграрная революция, тоже буржуазно-демократическая, даже не началась, и прежде чем ставить вопрос о борьбе за социализм, необходимо покончить с задачами буржуазно-демократического характера. Так? Так. Я же утверждаю: это, безусловно, правильная, большевистская формула, но устаревшая. Действительность разрушает старые схемы. Вот колоссального значения факт: существуют рядом и господство буржуазии - правительство Львова и Гучкова, и революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в лице общероссийского Совета рабочих и солдатских депутатов. Правда, эта диктатура добровольно, шаг за шагом, отдает власть буржуазии, добровольно превращается в ее придаток. Но - обе власти существуют пока рядом, в одно и то же время! Не ясно ли, что ваша старобольшевистская формула, Лев Борисович, никуда не годится, мертва? Но тут вопрос второй. Вопрос практический. Возможна ли еще теперь в России особая революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, оторванная от буржуазного правительства? На это я вам отвечу: не знаю! Неизвестно. И никто этого не может знать. Но если такое возможно, путь к этому один, и только один: немедленное, решительное, бесповоротное отделение пролетарских, коммунистических элементов движения от буржуазных. Корень всего дела- в борьбе за влияние внутри Советов всех уровней. Пока мы там в меньшинстве, будем вести работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам. Отделим коммунистические элементы Советов от буржуазных, добьемся их преимущественного влияния, словом, переделаем Советы в диктатуру пролетариата и беднейшей части крестьянства, - возможно, и переживет Россия особую, не подчиненную буржуазии, форму общественной жизни, ведущую к социализму.

- Похоже, Владимир Ильич намерен партию революционных масс пролетариата превратить в группу пропагандистов-коммунистов.

- Напрасно, Лев Борисович, противополагаете партию масс группе пропагандистов. Массы-то как раз теперь и поддались угару революционного оборончества. Интернационалистам в такой момент лучше не желать оставаться с массами. В такой момент всего важнее именно работа пропагандистов для высвобождения пролетарской линии из массового оборонческого и мелкобуржуазного угара.

- Что же получается? Узкая группа коммунистов-пропагандистов сосредоточивает внимание на деятельности по вытеснению из Советов непролетарских, некоммунистических элементов с тем, чтобы затем каким-то образом перехватить власть у буржуазии. Бланкизм?

- Отнюдь! Бланкизм есть захват власти меньшинством. Советы же, если говорить о переходе власти к Советам, по определению есть прямая и непосредственная организация большинства народа. И работа партии, сведенная к борьбе за влияние внутри Советов, никоим образом не может рассматриваться как бланкизм именно в силу названного характера Советов…

- Но Советы уже не будут организацией большинства народа именно в силу вытеснения из них непролетарских элементов, представляющих это большинство! - проговорил откуда-то из-за спины Раскольникова Суханов. Однако Ленин, похоже, его не услышал, привлеченный шумом с балкона. Или сделал вид, что не услышал. И что бы он мог на это ответить?

С улицы стали слышны крики: "Ленина!" Толпа требовала его выступления. Ленин был не прочь выйти к толпе, стал искать, куда поставить пустой стакан. Каменев, чтобы завершить беседу, встал, громко сказал, обращаясь к Ле нину и ко всем присутствующим:

- Владимир Ильич, товарищи! Думаю, я выражу общее настроение, если скажу о значении нашей сегодняшней встречи с товарищем Лениным так. Мы можем быть согласны или не согласны со взглядами товарища Ленина, можем расходиться с ним в оценке того или иного положения, но безусловно одно: в лице товарища Ленина вернулся в Россию признанный вождь нашей партии и с ним вместе мы пойдем вперед, навстречу социализму.

Все, кто находился в комнате, с одушевлением отозвались на слова Каменева и аплодировали все время, пока Ленин шел к балконной двери.

Домой Раскольников возвращался с братом далеко за полночь. На улице перед домом Кшесинской не было уже толпы с флагами, не было и броневиков, но еще толклись кучки солдат и рабочих, обсуждавших события минувшего дня.

- Как тебе Ильич? - снисходительным тоном купца, знающего цену своему товару, спросил Александр. Он ждал выражений восторга, восхищения. Но Федор ответил не сразу.

- Даже не знаю, как тебе сказать, - проговорил Федор осторожно, подумав.

- То есть как это ты не знаешь? - возмутился Александр.- Что, он не произвел на тебя впечатления?

- Нет, впечатление он произвел, но, видишь ли, я представлял его себе другим.

- Каким?

- Не могу сказать. Надо подумать.

- В своих статьях он более убедителен, чем в живой речи?

- Нет, этого не скажу. Речь его как раз и производит впечатление. Говорит вещи известные или, напротив, спорные, а увлекает, и не сразу сообразишь - чем, ему не просто возразить. Знаешь, сегодня Каменев сказал мне о нем удивительную вещь. Меня это так поразило, что я даже не знаю, как к этому отнестись. Он сказал, что сила Ленина - не в творческой способности его ума, а в воле и фантастической самонадеянности. Может быть, он прав?

- Не знаю, что тебе наврал Каменев, а только в споре с Лениным сегодня Лев Борисович имел бледный вид.

- Тебе так показалось? А мне так кажется, что, на против, Ленину было не по себе, он не знал, что ответить Каменеву на некоторые вопросы. Например, на обвинение в бланкизме…

- Ох, Федор, ты переоцениваешь своего старого приятеля. Увидишь, как разделается с ним Ильич в ближайшие дни на заседаниях в ЦК, а то и на страницах "Правды". Разномыслия в партии Ленин не потерпит. Тебе еще придется выбирать между Лениным и своим старым другом, за которым никого не будет, вот увидишь. Никого.

- Да, это очень может быть, - согласился Федор.

Некоторое время шли молча. Александр надулся, недовольный братом. Федор сосредоточенно обдумывал свое. Потом Федор спросил:

- Скажи-ка мне вот что, Саша. Я никогда тебя об этом не спрашивал. А, наверное, давно следовало бы. Чего ты, лично ты, Александр Ильин, ждешь от революции?

- Для себя? Ничего, - не задумываясь, ответил Александр. - Как и ты, полагаю.

- Так. Но ты все-таки подумай и скажи: что она тебе может дать? Зачем она тебе?

- Лично мне ничего не нужно. Все, что мне нужно, я получил: образование, запросы, какие-никакие способности эти запросы удовлетворять. Но, наверное, дело не в том, что она может что-то дать? Ну, не знаю. А ты чего ждешь от революции?

Федор пожал плечами.

- Чего бы я больше всего теперь хотел, - сказал он, - так это скинуть с себя военную форму и вернуться к Венгерову в университет, засесть за свою библиографию. Знаешь, мне часто стал сниться в последнее время один и тот же сон: я бегу в университет и страшно волнуюсь, что опаздываю, что Венгеров не дождется меня и уйдет, а у меня готова для передачи ему толстая папка разных справок о писателях Екатерининской эпохи. А тут война… Так-то, брат. Пока идет эта война, к Венгерову мне не вернуться. Может, революция покончит с войной? Похоже, что революция нужна нам с тобой, брат, для того, чтобы кончилась эта война. Вместе с самой революцией… Однако прибавим шагу.

Начинался дождь, они подняли воротники шинелей, зашагали быстрее, отворачивая лица от порывов пронизывающего ледяного ветра, задувавшего с Невы.