Элемент крови - Георгий Зотов

Алексей вспомнил, что ничего не ел с утра – в животе буйствовал только кофе. Болела голова, но никаких соответствующих таблеток вроде аспирина в Аду не существовало. Придется отвлечься разговором, хоть из Малинина и не очень хороший собеседник.

– Слушай, Серег… – задумчиво сказал Калашников, откидываясь на кожаное сиденье. – Тебе за столько лет никогда не приходило в голову, почему ты оказался именно здесь?

Как всегда, прямолинейный ответ не заставил себя ждать.

– Никак нет, вашбродь, – привычно сократил выражение «ваше благородие» Малинин.

– Зря. А я поначалу долго соображал: интересно, отчего мы здесь, а не в Раю?

Эта мысль настолько поразила Малинина, что он беззвучно открыл рот.

– Вот ты как прожил свою жизнь? Сам ведь православный, а? Небось, каждое воскресенье ходил в церковь, соблюдал посты, на Пасху кулич нес святить… Правильно?

– Конечно, – удивился Малинин. – Нешто, ваш-бродь, я басурманин какой?

– Но попал-то все равно сюда, – наклонил голову Калашников, меланхолично рассматривая пробегающие за стеклом трущобы индийского квартала. – И у тебя в первую минуту башка распухает – ну как же так, я же был такой добрый парень, все делал правильно – кушал грибки в постный день, и со свечкой в храме стоял, и иконы целовал завсегда с усердием… А потом бац – и тебя черти на сковородке жарят…

Малинин существенно помрачнел. Пальцы рук на руле слегка подрагивали.

– Вот и я сначала понять не мог, – вздохнул Алексей. – А потом поставили меня перед Главным Судом и объясняют – гореть тебе в Аду, ибо грехов у тебя, человече, паровоз не потащит. Одних трупов по твоей милости мы штук пятьдесят насчитали. У меня глаза на лоб лезут, руками машу, кричу: господа хорошие, так я же в полиции работал! А народец у нас на Москве, особенно с Хитровского рынка – любо-дорого. Один такой хмырь купца, что в Смоленск товар вез, прикончил на постоялом дворе вместе с двумя дочками – одной и десяти лет не сравнялось, всех троих во сне зарезал, скотина. Пришли его к марухе на хату брать, он отстреливаться начал… Целоваться с ним, что ли? Я его не глядя и отоварил из «браунинга» сразу – в живот и в бок, умер через день в больнице. И за эту мразь меня – на сковородку?..

Малинин молчал. Калашников подумал, что он зря жалуется: на сковородке его никто не жарил. Разве что в первый день, для приличия – тогда как раз привели туристическую группу. Разве ему здесь не повезло? Ах да, работа. Он проклял свою работу еще на Земле, когда из-за нее потерял Алевтину. Дал клятву, что уйдет из полиции…

Нет причин огорчаться – считается легким наказанием, когда Главный Суд отправляет заниматься ненавистной работой. Шеф им доволен, у него лучшая раскрываемость – недавно накрыл сеть поставщиков сушеной крови для городских вампиров. А смысл? Все, как на Земле, каждая собака знает, где купить контрабанду, но ловят на ее продаже только дураков. Город до такой степени напоминал ему Землю, что иногда Алексей начинал сомневаться – может быть, он жил тут всегда, а потом переместился в другой район? Сомнения быстро развеивались, когда он вспоминал, что на Земле была Алевтина. А в городе ее нет. И уже не будет.

…«БМВ» свернул под огромный мост, называемый в народе «Чертовым». На стоянке пассажиры штурмовали только что подошедший автобус, ловко карабкаясь по крыше. В воздухе мелькали зонтики, шляпки женщин, лоскуты с мясом вырванных карманов. В стороне выворачивало наизнанку какого-то беднягу, столкнувшегося с плакатом «Кока-колы». Новичок, отметил про себя Калашников. С ними такое часто случается.

– …Ну а мне спокойненько так отвечают, – переключился он вновь на беседу, – мол, неважно, какой этот хмырь был. Нет у тебя права такого – человека жизни лишать, будь он хоть распоследний мерзавец. За ним от рождения из города следят и сами во всем разберутся. Это я уже после увидел тут кучу людей, вроде рыцарей крестовых походов, которые тысячу лет бьются головой об стену и никак понять не могут – как же так, мы Гроб Господень освобождали, под солнцем облезали, холерой болели, а нас за это – в котел вариться. Когда перебесился, то задумался – а ведь и правда! Нельзя так считать – какой бы страшный грех я ни совершил, всегда есть возможность его замолить. Есть вещи, которые ни за что не простят. А уж сколько ты раз в церковь бегал, постился и архиерею ручку целовал, это никакого значения не имеет: поп-то в Небесной Канцелярии лицензию на прощение грехов не покупал. Я иногда думаю, Серег, что в Раю вообще никого нет. Сколько я народу на Земле лично знал – и все в результате тут оказались.

Вернее сказать, почти все, добавил Калашников мысленно, снова вспомнив жену.

Малинин вдруг оглушительно расхохотался. Алексей посмотрел на него с испугом – подобные бурные проявления жизненной чувственности с унтер-офицером случались редко. Точнее, если припомнить все предыдущие разговоры, практически никогда не случались.

– Я такой набожный был, вашбродь, что даже когда сюда попал, все по привычке глазами искал церковь, чтоб на нее перекреститься, – давясь смехом, произнес казак. – Ну а потом на Главном Суде мене добрые люди сразу и ткнули со всего маху рылом в дела мои мирские – размечтался ты, рожа, райские яблочки кушать, иди на углях потанцуй.

Калашников опять-таки про себя отметил, что против такого решения Главного Суда тоже не возражает, ибо не представлял себе даже в страшном сне, как бы Малинин смотрелся в Раю.

– Ясен перец, ты с немцами воевал – тебе тоже явно убийство пришили.

Малинин покраснел, как рак, и неожиданно сбросил скорость до трехсот.

– Да нет, вашбродь. Припомнили мне совсем другое. Уж така у нас попадья на селе была горячая… Уж така ладная, стерва… Как ее муж кого отпевать, иль венчать за порог выскочит, я сразу – шасть к ней на шуры-муры… А подушки-то у нее мягкие… Уж она такая… Эх-х-х… – казак сглотнул слюну и заерзал на сидении. – За нее, как выяснилось, я сюды и загремел. Но вот что я вам насчет Рая скажу… Есть он, обязательно есть. Попадью я в итоге встретил туточки – от голода она в двадцатом году померла. А вот попа так с тех пор и не видел, хучь ему уже должно лет сто тридцать сравняться. Стало быть – в Раю он. Да и еще: вы когда-нибудь обращали внимание – в городе детей до десяти лет почти нет. Разве что из «гитлер-югенда» кто-нибудь изредка пробежит по улице, да Павлик Морозов обычно у табачного киоска околачивается. Почему? Да потому что все они тоже – ТАМ.

Иногда его помощника словно какая муха кусала: он вспоминал свои казачьи корни и начинал изъясняться весьма колоритно.

Калашников кивнул. Он давно подозревал, что ТАМ – как минимум еще один человек, которого, судя по всему, он уже не увидит никогда. На Земле он знал – плохое когда-нибудь может закончиться. Но в городе все проблемы существовали вечно.

Автомобиль затормозил у бетонной стены с мотками колючей проволокой наверху.

– Вот и приехали, вашбродь.

Скучный часовой на посту проверил их документы на электронном устройстве, после чего пододвинул к ним потрепанную толстую книгу с выцветшими бурыми буквами.

– Прошу расписаться кровью – вот тут, в левой графе. Извините, но так положено.

Глава восьмая

Темная комната

(10 часов 20 минут)

Толстые зеленые шторы скрывали окна кабинета, обеспечивая мягкий полумрак. Скрестив руки на груди, стоявший у книжного шкафа человек в черной одежде с явным удовольствием вслушивался в звуки, доносящиеся из соседней комнаты. Он ни секунды не сомневался, что план сработает, хотя тот, кто предложил эту идею, сперва колебался относительно ее возможностей.

Что ж, скоро в руки исполнителя попадет еще одна порция эликсира – возможно, уже сразу с распылителем. Над этим следует поработать: они были немного наивны, когда решили действовать с помощью мензурки. Если хоть капля пролилась бы на специалиста, им пришлось срочно искать другого человека, а хорошие работники, как общеизвестно, на дороге не валяются. Они и без того потеряли много времени, дабы аккуратно подбирать курьеров для доставки эликсира и инструкций исполнителю – к сожалению, связь с ним не осуществлялась напрямую. Однако первый заказ был выполнен точно в срок. Неудивительно, поскольку исполнителя рекомендовали как человека, влюбленного в свое дело.

Десять минут назад поступила радостная весть: сегодня вечером специалист навестит новый объект. Человек в черном очень надеялся – результат не заставит себя ждать. Он ощущал смутное волнение, его беспокоили мысли о вариантах возможных действий, если вдруг что-то пойдет не так. В любой другой момент он просто не обратил бы на это внимания – человек слаб, ему свойственно сомневаться во всем. Это только животные полагаются на инстинкт, а люди чересчур мнительны…