Причудница: Русская стихотворная сказка - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кот в сапогах
Жил мельник. Жил он, жил и умер,Оставивши своим трем сыновьямВ наследство мельницу, осла, котаИ… только. Мельницу взял старший сын,Осла взял средний; а меньшому далиКота. И был он крепко недоволенСвоим участком. «Братья, – рассуждал он, —Сложившись, будут без нужды; а я,Изжаривши кота, и съев, и сделавИз шкурки муфту, чем потом начнуХлеб добывать насущный?» Так он вслух,С самим собою рассуждая, думал;А Кот, тогда лежавший на печурке,Разумное подслушав рассужденье,Сказал ему: «Хозяин, не печалься;Дай мне мешок да сапоги, чтоб мог яХодить за дичью по болоту – самТогда увидишь, что не так-то беденУчасток твой». Хотя и не совсемБыл убежден Котом своим хозяин,Но уж не раз случалось замечатьЕму, как этот Кот искусно вел
Войну против мышей и крыс, какиеВыдумывал он хитрости и какТо, мертвым притворясь, висел на лапахВниз головой, то пудрился мукой,То прятался в трубу, то под кадушкойЛежал, свернувшись в ком; а потомуИ слов Кота не пропустил он мимоУшей. И подлинно, когда он далКоту мешок и нарядил егоВ большие сапоги, на шею КотМешок надел и вышел на охотуВ такое место, где, он ведал, многоВодилось кроликов. В мешок насыпавТрухи, его на землю положил он;А сам вблизи как мертвый растянулсяИ терпеливо ждал, чтобы какой невинный,Неопытный в науке жизни кроликПожаловал к мешку покушать сладкойТрухи; и он недолго ждал; как разПеред мешком его явился глупый,Вертлявый, долгоухий кролик; онМешок понюхал, поморгал ноздрями,Потом и влез в мешок; а Кот проворноМешок стянул снурком и без дальнейшихПриветствий гостя угостил по-свойски.Победою довольный, во дворецПошел он к королю и приказал,Чтобы о нем немедля доложили.Велел ввести Кота в свой кабинетКороль. Вошед, он поклонился в пояс;Потом сказал, потупив морду в землю:«Я кролика, великий государь,От моего принес вам господина,Маркиза Карабаса (так он вздумалНазвать хозяина); имеет честьОн вашему величеству своеГлубокое почтенье изъявитьИ просит вас принять его гостинец». —«Скажи маркизу, – отвечал король, —Что я его благодарю и чтоЯ очень им доволен». КоролюОткланявшися, Кот пошел домой;Когда ж он шел через дворец, то всеВставали перед ним и жали лапуЕму с улыбкой, потому что онБыл в кабинете принят королемИ с ним наедине (и, уж конечно,О государственных делах) так долгоБеседовал; а Кот был так учтив,Так обходителен, что все дивилисьИ думали, что жизнь свою провелОн в лучшем обществе. Спустя немногоОтправился опять на ловлю Кот,В густую рожь засел с своим мешкомИ там поймал двух жирных перепелок.И их немедленно он к королю,Как прежде кролика, отнес в гостинецОт своего маркиза Карабаса.Охотник был король до перепелок;Опять позвать велел он в кабинетКота и, перепелок сам принявши,Благодарить маркиза КарабасаВелел особенно. И так наш КотНедели три-четыре к королю
От имени маркиза КарабасаНосил и кроликов и перепелок.Вот он однажды сведал, что корольСбирается прогуливаться в полеС своею дочерью (а дочь былаКрасавица, какой другой на светеНикто не видывал) и что ониПоедут берегом реки. И он,К хозяину поспешно прибежав,Ему сказал: «Когда теперь меняПослушаешься ты, то будешь разомИ счастлив и богат; вся хитрость в том.Чтоб ты сейчас пошел купаться в реку;Что будет после, знаю я; а тыСиди себе в воде, да полоскайся,Да ни о чем не хлопочи». ТакойСовет принять маркизу КарабасуНетрудно было; день был жаркий; онС охотою отправился к реке,Влез в воду и сидел в воде по горло.А в это время был король уж близко.Вдруг начал Кот кричать: «Разбой! разбой!Сюда, народ!» – «Что сделалось?» – подъехав,Спросил король. «Маркиза КарабасаОграбили и бросили в реку;Он тонет». Тут, по слову короля,С ним бывшие придворные чиныВсе кинулись ловить в воде маркиза.А королю Кот на ухо шепнул:«Я должен вашему величеству донесть,Что бедный мой маркиз совсем раздет;Разбойники все платье унесли».
(А платье сам, мошенник, спрятал в куст.)Король велел, чтобы один из бывшихС ним государственных министров снялС себя мундир и дал его маркизу.Министр тотчас разделся за кустом;Маркиза же в его мундир одели,И Кот его представил королю;И королем был ласково он принят.А так как он красавец был собою,То и совсем не мудрено, что скороИ дочери прекрасной королевскойПонравился; богатый же мундир(Хотя на нем и не совсем в обтяжкуСидел он, потому что брюхо былоУ королевского министра) видЕму отличный придавал – короче,Маркиз понравился; и сесть с собойВ коляску пригласил его король;А сметливый наш Кот во все лопаткиВперед бежать пустился. Вот увиделОн на лугу широком косарей,Сбиравших сено. Кот им закричал:«Король проедет здесь; и если выЕму не скажете, что этот лугПринадлежит маркизу Карабасу,То он вас всех прикажет изрубитьНа мелкие куски». Король, проехав,Спросил: «Кому такой прекрасный лугПринадлежит?» – «Маркизу Карабасу», —Все закричали разом косари(В такой их страх привел проворный Кот).
«Богатые луга у вас, маркиз», —Король заметил. А маркиз, смиренныйПринявши вид, ответствовал: «ЛугаИзрядные». Тем временем поспешноВперед ушедший Кот увидел в полеЖнецов: они в снопы вязали рожь.«Жнецы, – сказал он, – едет близко нашКороль. Он спросит вас: чья рожь? И еслиНе скажете ему вы, что онаПринадлежит маркизу Карабасу,То он вас всех прикажет изрубитьНа мелкие куски». Король проехал.«Кому принадлежит здесь поле?» – онСпросил жнецов. «Маркизу Карабасу», —Жнецы ему с поклоном отвечали.Король опять сказал: «Маркиз, у васБогатые поля». Маркиз на тоПо-прежнему ответствовал смиренно:«Изрядные». А Кот бежал впередИ встречных всех учил, как королюИм отвечать. Король был пораженБогатствами маркиза Карабаса.Вот наконец в великолепный замокКот прибежал. В том замке людоедВолшебник жил, и Кот о нем уж зналВсю подноготную; в минуту онСмекнул, что делать: в замок смелоВошед, он попросил у людоедаАудиенции; и людоед,Приняв его, спросил: «Какую нуждуВы, Кот, во мне имеете?» На этоКот отвечал: «Почтенный людоед,
Давно слух носится, что будто выУмеете во всякий превращаться,Какой задумаете, вид; хотел быУзнать я, подлинно ль такая мудростьДана вам?» – «Это правда; сами, Кот,Увидите». И мигом он явилсяУжасным львом с густой, косматой гривойИ острыми зубами. Кот при этомТак струсил, что (хоть был и в сапогах)В один прыжок под кровлей очутился.А людоед, захохотавши, принялСвой прежний вид и попросил КотаК нему сойти. Спустившись с кровли, КотСказал: «Хотелось бы, однако, знать мне,Вы можете ль и в маленького зверя,Вот, например, в мышонка, превратиться?» —«Могу, – сказал с усмешкой людоед. —Что ж тут мудреного?» И он явилсяВдруг маленьким мышонком. Кот тогоИ ждал; он разом: цап! и съел мышонка.Король тем временем подъехал к замку,Остановился и хотел узнать,Чей был он. Кот же, рассчитавшисьС его владельцем, ждал уж у ворот,И в пояс кланялся, и говорил:«Не будет ли угодно, государь,Пожаловать на перепутье в замокК маркизу Карабасу?» – «Как, маркиз, —Спросил король, – и этот замок вам жеПринадлежит? Признаться, удивляюсь;И будет мне приятно побывать в нем».
И приказал король своей коляскеК крыльцу подъехать; вышел из коляски;Принцессе ж руку предложил маркиз;И все пошли по лестнице высокойВ покои. Там в пространной галерееБыл стол накрыт и полдник приготовлен(На этот полдник людоед позвалПриятелей, но те, узнав, что в замкеКороль был, не вошли и все домойОтправились). И, сев за стол роскошный,Король велел маркизу сесть меж нимИ дочерью; и стали пировать.Когда же в голове у короляВино позашумело, он маркизуСказал: «Хотите ли, маркиз, чтоб дочьМою за вас я выдал?» Честь такуюС неимоверной радостию принялМаркиз. И свадьбу вмиг сыграли. КотОстался при дворе, и был в чиныПроизведен, и в бархатных являлсяВ дни табельные сапогах. Он бросилЛовить мышей, а если и ловил,То это для того, чтобы немногоСебя развлечь и сплин, который нажилПод старость при дворе, воспоминаньемО светлых днях минувшего рассеять.
Тюльпанное дерево
Однажды жил, не знаю где, богатыйИ добрый человек. Он был женатИ всей душой любил свою жену;Но не было у них детей; и этоИх сокрушало, и они молились,Чтобы господь благословил их брак;И к господу молитва их достигла.Был сад кругом их дома; на полянеТам дерево тюльпанное росло.Под этим деревом однажды (этоСлучилось в зимний день) жена сиделаИ с яблока румяного ножомСнимала кожу; вдруг ей острый ножЛегонько палец оцарапал; кровьПурпурной каплею на белый снегУпала; тяжело вздохнув, онаПодумала: «О! если б бог нам далДитя, румяное как эта кровьИ белое как этот чистый снег!И только что она сказала это, в сердцеЕе как будто что зашевелилось,Как будто из него утешный голосШепнул ей: «Сбудется». Пошла в раздумьеДомой. Проходит месяц – снег растаял;Другой проходит – все в лугах и рощахЗазеленело; третий месяц миновался —Цветы покрыли землю, как ковер;Прошел четвертый – все в лесу деревьяСрослись в один зеленый свод, и птицыВ густых ветвях запели голосисто,И с ними весь широкий лес запел.Когда же пятый месяц был в исходе —Под дерево тюльпанное онаПришла; оно так сладко, так свежоБлагоухало, что ее душаГлубокою, неведомой тоскоюБыла проникнута; когда шестойСвершился месяц – стали наливатьсяПлоды и созревать; она же сталаЗадумчивей и тише; наступаетСедьмой – и часто, часто под своимТюльпанным деревом она однаСидит, и плачет, и ее томитПредчувствие тяжелое; насталОсьмой – она в конце его больнаяСлегла в постелю и сказала мужуВ слезах: «Когда умру, похорониМеня под деревом тюльпанным»; месяцДевятый кончился – и родилсяУ ней сынок, как кровь румяный, белыйКак снег; она ж обрадовалась так,Что умерла. И муж похоронилЕе в саду, под деревом тюльпанным.И горько плакал он об ней; и целыйПроплакал год; и начала печальВ нем утихать; и наконец утихлаСовсем; и он женился на другойЖене, и скоро с нею прижил дочь.Но не была ничем жена втораяНа первую похожа; в дом егоНе принесла она с собою счастья.Когда она на дочь свою роднуюСмотрела, в ней смеялася душа;Когда ж глаза на сироту, на сынаДругой жены, невольно обращала,В ней сердце злилось: он как будто ейИ жить мешал; а хитрый искусительПротив него нашептывал всечасноЕй злые замыслы. В слезах и в гореСиротка рос, и ни одной минутыВеселой в доме не было ему.Однажды мать была в своей каморке,И перед ней стоял сундук открытыйС тяжелой, кованной железом кровлейИ с острым нутряным замком; сундукБыл полон яблок. Тут сказала ейМарлиночка (так называли дочь):«Дай яблочко, родная, мне». – «Возьми», —Ей отвечала мать. «И братцу дай», —Прибавила Марлиночка. СначалаНахмурилася мать; но враг лукавыйВдруг что-то ей шепнул; она сказала:«Марлиночка, поди теперь отсюда;Обоим вам по яблочку я дам,Когда твой брат воротится домой».
(А из окна уж видела она,Что мальчик шел, и чудилося ей,Что будто на нее с ним вместе злоеШло искушенье.) Кованый сундукЗакрыв, она глаза на двери дикоУставила; когда ж их отворилМалютка и вошел, ее лицоБелее стало полотна; поспешноОна ему дрожащим и глухимСказала голосом: «Вынь для себяИ для Марлиночки из сундукаДва яблока». При этом слове ейПочудилось, что кто-то подле громкоЗахохотал; а мальчик, на нееВзглянув, спросил: «Зачем ты на меняТак страшно смотришь?» – «Выбирай скорее!» —Она, поднявши кровлю сундука,Ему сказала, и ее глазаСверкнули острым блеском. Мальчик робкоЗа яблоком нагнулся головойВ сундук; тут ей лукавый враг шепнул:«Скорей!» И кровлею она тяжелойЗахлопнула сундук, и головаМалютки, как ножом, была железнымОтрезана замком и, отскочивши,Упала в яблоки. Холодной дрожьюЗлодейку обдало. «Что делать мне?» —Подумала она, смотря на страшныйЗахлопнутый сундук. И вот онаИз шкапа шелковый платок достала,И, голову отрезанную к шееПриставив, тем платком их обвила
Так плотно, что приметить ничегоНе можно было, и потом онаПеред дверями мертвого на стул(Дав в руки яблоко ему и к стенкеЕго спиной придвинув) посадила;И наконец, как будто не былаНи в чем, пошла на кухню стряпать. ВдругМарлиночка в испуге прибежалаИ шепчет: «Посмотри туда; там братецСидит в дверях на стуле; он так бел;И держит яблоко в руке; но самНе ест; когда ж его я попросила,Чтоб дал мне яблоко, не отвечалНи слова, не взглянул; мне стало страшно».На то сказала мать: «Поди к немуИ попроси в другой раз; если ж онОпять ни слова отвечать не будетИ на тебя не взглянет, подериЕго покрепче за ухо: он спит».Марлиночка пошла и видит: братецСидит в дверях на стуле, бел как снег;Не шевелится, не глядит и держит,Как прежде, яблоко в руках, но самЕго не ест. Марлиночка подходитИ говорит: «Дай яблочко мне, братец».Ответа нет. Тут за ухо онаТихонько братца дернула; и вдругОт плеч его отпала головаИ покатилась. С криком прибежалаМарлиночка на кухню: «Ах! родная,Беда, беда! Я братца моегоУбила! Голову оторвалаЯ братцу!» И бедняжка заливаласьСлезами и кричала криком. ЕйСказала мать: «Марлиночка, уж горюНе пособить; нам надобно скорейЕго прибрать, пока не воротилсяДомой отец; возьми и отнесиЕго покуда в сад и спрячь там; завтраЕго сама в овраг я брошу; волкиЕго съедят, и косточек никтоНе сыщет; перестань же плакать; делай,Что я велю». Марлиночка пошла;Она, широкой белой простынеюОбвивши тело, отнесла его,Рыдая, в сад, и там его тихонькоПод деревом тюльпанным положилаНа свежий дерн, который покрывалМогилку матери его… И что же?Могилка вдруг раскрылася, и телоВзяла, и снова дерн зазеленелНа ней, и расцвели на ней цветы,И из цветов вдруг выпорхнула птичка,И весело запела, и взвиласьПод облака, и в облаках пропала.Марлиночка сперва оторопела;Потом (как будто кто в ее душеПечаль заговорил) ей стало вдругЛегко – пошла домой и никомуО бывшем с нею не сказала. СкороПришел домой отец. Не видя сына,Спросил он с беспокойством: «Где он?»Мать,Вся помертвев, поспешно отвечала:«Ранехонько ушел он со двораИ все еще не возвращался». БылоУж за полдень; была пора обедать,И накрывать на стол хозяйка стала.Марлиночка ж сидела в уголку,Не шевелясь и молча; день был светлый;Ни облачка на небе не бродило,И тихо блеск полуденного солнцаЛежал на зелени дерев, и былоПовсюду все спокойно. Той пороюСпорхнувшая с могилы братца птичкаЛетала да летала; вот онаНа кустик села под окошком дома,Где золотых дел мастер жил. Она,Расправив крылышки, запела громко.«Зла мачеха зарезала меня;Отец родной не ведает о том;Сестрица же Марлиночка меняБлиз матушки родной моей в садуПод деревом тюльпанным погребла».Услышав это, золотых дел мастерВ окошко выглянул; он так пленилсяПрекрасной птичкою, что закричал:«Пропой еще раз, милая пичужка!» —«Я даром дважды петь не стану, – птичкаСказала, – подари цепочку мне,И запою». Услышав это, мастерБогатую ей бросил из окнаЦепочку. Правой лапкою схватившиЦепочку ту, свою запела песнюЗвучней, чем прежде, птичка и, допевши,Спорхнула с кустика с своей добычей,И полетела далее, и скороНа кровлю домика, где жил башмачник,Спустилася и там опять запела:«Зла мачеха зарезала меня;Отец родной не ведает о том;Сестрица же Марлиночка меняБлиз матушки родной моей в садуПод деревом тюльпанным погребла».Башмачник в это время у окнаШил башмаки; услышав песню, онРаботу бросил, выбежал на дворИ видит, что сидит на кровле птичкаЧудесной красоты. «Ах! птичка, птичка, —Сказал башмачник, – как же ты прекрасноПоешь. Нельзя ль еще раз ту же песнюПропеть?» – «Я даром дважды не пою, —Сказала птичка, – дай мне пару детскихСафьянных башмаков». Башмачник тотчасЕй вынес башмаки. И, левой лапкойИх взяв, свою опять запела песнюЗвучней, чем прежде, птичка и, допевши,Спорхнула с кровли с новою добычей,И полетела далее, и скороНа мельницу, которая стоялаНад быстрой речкою во глубинеПрохладныя долины, прилетела.Был стук и шум от мельничных колес,И с громом в ней молол огромный жернов;И в воротах ее рубили двадцатьРаботников дрова. На ветку липы,Которая у мельничных воротРосла, спустилась птичка и запела:
«Зла мачеха зарезала меня»,Один работник, то услышав, поднялГлаза и перестал рубить дрова.«Отец родной не ведает о том»;Оставили еще работу двое.«Сестрица же Марлиночка меня»;Тут пятеро еще, глаза на липуОборотив, работать перестали.«Близ матушки родной моей в саду»,Еще тут восемь вслушалися в песню;Остолбеневши, топоры ониНа землю бросили и на певицуУставили глаза; когда ж онаУмолкнула, последнее пропев:«Под деревом тюльпанным погребла»,Все двадцать разом кинулися к липеИ закричали: «Птичка, птичка, спой намЕще раз песенку твою». На этоСказала птичка: «Дважды петь не стануЯ даром; если же вы этот жерновДадите мне, я запою». – «Дадим,Дадим!» – в один все голос закричали.С трудом великим общей силой жерновПодняв с земли, они его наделиНа шею птичке; и она, как будтоВ жемчужном ожерелье, отряхнувшись,И крылышки расправивши, запелаЗвучней, чем прежде, и, допев, спорхнулаС зеленой ветви, и умчалась быстро,На шее жернов, в правой лапке цепь,И в левой башмаки. И так она
На дерево тюльпанное в садуСпустилась. Той порой отец сиделПеред окном; по-прежнему в углуМарлиночка; а мать на стол сбирала.«Как мне легко! – сказал отец. – Как светелИ тепел майский день!» – «А мне, – сказалаЖена, – так тяжело, так душно!Как будто бы сбирается гроза».Марлиночка ж, прижавшись в уголок,Не шевелилася, сидела молчаИ плакала. А птичка той порой,На дереве тюльпанном отдохнувши,Полетом тихим к дому полетела.«Как на душе моей легко! – опятьСказал отец. – Как будто бы когоРодного мне увидеть». – «Мне ж, – сказалаЖена, – так страшно! все во мне дрожит;И кровь по жилам льется как огонь».Марлиночка ж ни слова; в уголкуСидит, не шевелясь, и тихо плачет.Вдруг птичка, к дому подлетев, запела:«Зла мачеха зарезала меня»;Услышав это, мать в оцепененьеЗажмурила глаза, заткнула уши,Чтоб не видать и не слыхать; но в ушиГудело ей, как будто шум грозы,В зажмуренных глазах ее сверкало,Как молния, и пот смертельный телоЕе, как змей холодный, обвивал.«Отец родной не ведает о том».«Жена, – сказал отец, – смотри, какаяТам птичка! Как поет! А день так тих,
Так ясен и такой повсюду запах,Что скажешь: вся земля в цветы оделась.Пойду и посмотрю на эту птичку». —«Останься, не ходи, – сказала в страхеЖена. – Мне чудится, что весь наш домВ огне». Но он пошел. А птичка пела:«Близ матушки родной моей в садуПод деревом тюльпанным погребла».И в этот миг цепочка золотаяУпала перед ним. «Смотрите, – онСказал, – какой подарок дорогойМне птичка бросила». Тут не моглаЖена от страха устоять на местеИ начала как в исступленье бегатьПо горнице. Опять запела птичка:«Зла мачеха зарезала теня»,А мачеха бледнела и шептала:«О! если б на меня упали горы,Лишь только б этой песни не слыхать!» —«Отец родной не ведает о том»;Тут повалилася она на землю,Как мертвая, как труп окостенелый.«Сестрица же Марлиночка меня…»Марлиночка, вскочив при этом с места,Сказала: «Побегу, не даст ли птичкаЧего и мне». И, выбежав, глазамиОна искала птички. Вдруг упалиЕй в руки башмаки; она в ладошиОт радости захлопала. «Мне былоДо этих пор так грустно, а теперьТак стало весело, так живо!» —«Нет, – простонала мать, – я не могуЗдесь оставаться; я задохнусь; сердцеГотово лопнуть». И она вскочила;На голове ее стояли дыбом,Как пламень, волосы, и ей казалось,Что все кругом ее валилось. В двериОна в безумье кинулась… Но толькоСтупила за порог, тяжелый жерновБух!.. и ее как будто не бывало;На месте же, где казнь над ней свершилась,Столбом огонь поднялся из земли.Когда же исчез огонь, живой явилсяТам братец; и Марлиночка к немуНа шею кинулась. Отец же долгоИскал жены глазами; но ееОн не нашел. Потом все трое сели,Усердно богу помолясь, за стол;Но за столом никто не ел, и всеМолчали; и у всех на сердце былоСпокойно, как бывает всякой раз,Когда оно почувствует живейПрисутствие невидимого бога.
Сказка о Иване-царевиче и сером волке