Фиалки для прекрасной актрисы (Адриенна Лекуврер – Морис де Сакс – герцогиня де Буйон. Франция) - Елена Арсеньева

Кто-то из господ политиков попросил Адриенну научить его ораторскому искусству. Актриса удивилась:

– Но разве вы забыли, что я вообще не декламирую? Единственным моим незначительным достоинством является простота.

Путешественники, бывавшие в Англии, уверяли, что именно этим покоряет сердца британской публики некая мисс Сара Сиддонс, которая блистает на лондонской сцене. Саму Адриенну, впрочем, такие сравнения не заботили: она была счастлива своей славой и довольна своей судьбой. Она стала богата, а к ногам ее склонялось немало блестящих господ, которые наперебой клялись ей в любви. Многим из них повезло удостоиться ее внимания. Среди них оказались президент Демезон, знаменитый архитектор Мансард (тот самый, который первый начал строить дома с мансардами, прославившими его имя в архитектуре), маркиз де Рошмор, молодой воздыхатель граф д’Аржанталь, Бернар ле Ломбер де Фонтенель и многие другие. Ну и, конечно, был в толпе обожателей актрисы и некий начинающий писатель и драматург Мари-Франсуа Аруэ, более известный под именем Вольтер.

Впрочем, с Вольтером Адриенну связывала не только нежная любовь, но и самая искренняя дружба. Однажды на какой-то премьере пьесы ее автора вдруг поразил приступ странной болезни. Вольтера увезли домой, и приглашенный врач с ужасом определил… черную оспу! Зрители, друзья, поклонники и почитатели наперегонки бросились бежать из дома писателя и больше носа туда не казали. С Вольтером осталась одна Адриенна, которая терпеливо и самоотверженно выходила больного, чудом не заразившись сама… Может быть, для того, чтобы через несколько лет узнать, насколько благодарен остался ей ироничный и легкомысленный Вольтер?

Совсем скоро Адриенна стала не просто актрисой «Комеди Франсез», а так называемой сосьетеркой. Дело в том, что театр был организован как товарищество, каждый из членов которого получал или пай, или часть пая. Актеры, входящие в товарищество, сосьетеры, считались главными членами труппы. Кроме них, были еще и вольнонаемные актеры, которые назывались пенсионерами и были как бы на подхвате.

Работа в театре и участие в товариществе помогли Адриенне стать по-настоящему богатой женщиной. Шляпник Куврер оставил единственной дочери немалое состояние, но она значительно его приумножила плодами своих трудов. Ослепительно красивая, талантливая, богатая, модная актриса… – конечно, о жизни Адриенны ходили самые разные слухи! И не всегда доброжелательные. Говорили, что девушка она совершенно легкомысленная, поклонников меняет как перчатки. С другой стороны, что с нее возьмешь? Актриса! А для них, актрис, не писаны те нравственные правила, придерживаться которых должны приличные женщины… И вдруг Адриенна доказала всему Парижу, что нравственные устои у нее куда крепче, чем у так называемых приличных женщин!

В ту пору своими похождениями в Париже, во всей Франции, да и чуть ли не во всей Европе был скандально известен брат покойного короля, Филипп II, герцог Орлеанский, бывший регентом при будущем Людовике XV. При его правлении двор, парижская знать, а затем и целая страна воистину пустились во все тяжкие. Впрочем, придворные нравы никогда не располагали к пуританству, и недолгое владычество суровой моралистки мадам де Ментенон кануло в Лету немедленно после ее кончины.

Филипп Орлеанский утратил невинность уже в тринадцать лет – не без помощи своего гувернера и наставника, аббата Дюбуа. «Святой отец» был редкостно сластолюбив и общение с дамами считал одним из самых больших удовольствий, которые уготованы в жизни для настоящего мужчины. И посему он начал приобщать к любовным наслаждениям своего воспитанника. Про аббата Дюбуа рассказывали, будто по вечерам он отправлялся, закутавшись в плащ, на поиски сговорчивых прачек, белошвеек и горничных, чтобы привести их в спальню своего воспитанника. Почему он искал милашек среди простонародья? Но ведь красотки из низших сословий обойдутся куда дешевле аристократок – всего в несколько су, а с благородными дамами пришлось бы расплачиваться золотом!

Лишь только герцогу исполнилось пятнадцать, он обесчестил тринадцатилетнюю дочь привратника в Пале-Рояле. А когда отец обнаружил беременность дочери и пришел жаловаться принцессе Елизавете Пфальцской, матери Филиппа, та бросилась на защиту любимого сына:

– Если бы ваша дочь не давала надкусывать свой абрикос, ничего бы не случилось!

Однако слухи о том, что почти все содержательницы парижских борделей на короткой ноге с герцогом Орлеанским, заставили королевское семейство поторопиться с женитьбой юного повесы. Но если кто-то надеялся, что семейная жизнь его остепенит и образумит, то он сильно ошибался. Нет, молодой супруг вовсе не забывал жену и исправно навещал ее спальню, отчего в герцогском семействе родились сын (будущий Филипп Эгалите, скандально, вернее, преступно знаменитый) и четыре дочери. Но герцога Орлеанского хватало отнюдь не только на жену. Можно было подумать, что он коллекционировал любовниц! Впрочем, придворные дамы сами домогались его и так и запрыгивали к нему в постель, о чем он со смехом рассказывал всем и каждому. Даже обожающая его мать понять не могла, что дамы в нем находят, ведь он груб и циничен! Филипп с хохотом отвечал:

– Вы не знаете нынешних распущенных женщин. Им доставляет удовольствие, когда мужчины рассказывают, как спали с ними!

Став регентом, Филипп, который оказался человеком благодарным, назначил аббата Дюбуа государственным советником, а затем добился для него кардинальского звания. В полном облачении наставник присутствовал на знаменитых ужинах регента, которые скорее можно назвать оргиями. На них приглашался узкий круг дворян, около дюжины развратников и развратниц, которых хозяин звал не иначе как «висельниками» и «висельницами». Здесь, совсем как в каком-нибудь отпетом Дворе чудес, [5] каждый носил кличку: Толстый Рак, Пипка, Ляжка и тому подобное. «Царицей-султаншей» вечера назначалась очередная фаворитка регента. После еды и обильных возлияний гости возбуждали себя, представляя эротичные «живые картины» или разглядывая скабрезные рисунки, а потом переходили к воплощению иллюзий в жизнь. В прихожей дожидались своего часа с десяток дюжих молодцев, именуемых «наконечниками». Когда гости – «висельники» – истощали свои силы, «наконечники» входили и набрасывались на «висельниц».

Но вот на престол в 1723 году взошел Людовик XV, и Филипп Орлеанский не без некоторого облегчения отстранился от обязанностей, которые волей-неволей налагала на него власть, предался исключительно развлечениям и любимым занятиям, среди коих чуть ли не первое место занимало коллекционирование и изготовление гравюр – Филипп был недурным художником. Своими гравюрами он проиллюстрировал античный роман «Дафнис и Хлоя». Ходили слухи, будто в образе Хлои он изобразил свою дочь Марию-Луизу-Елизавету, герцогиню Беррийскую, причем она позировала ему обнаженной. Слухов о том, что любовь Филиппа к дочери имеет характер извращенный, ходило столь много, что их и не оспаривали. Репутация дочери была немногим лучше отцовской. В то время в «Комеди Франсез» шла пьеса Вольтера «Эдип», где имелось множество намеков на их скандальную связь. Притом знаменитый актер Кино-Дюфрен, непревзойденный исполнитель ролей фатов в комедиях и героев в трагедиях, не только надел такой же парик, как у герцога, но и копировал его жесты. Зрители смущенно поглядывали в королевскую ложу, где сидел герцог рядом с дочерью. Один Филипп не смущался и хлопал громче всех.