Тики-Так. Фантастические рассказы - Павел Шаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чаво?
Оратор хотел было уже сказать что-то вроде «сам ты не умывался, вот чаво», но голос оппонента настойчиво продолжил:
– Како равенство, ежели слобода? Чай, чем больше слободы, тем больше неравенство.
– Вам, гражданин с заплетающимся языком, может, и братство не нравится?
– Причем тут братство? Дай людям слободу, они друг друга отстреливать начнут. А насчет языка, дык я не языком, а руками привык работать. А вот ты, поди, языком.
Публика на площади заржала. На трибуне толпа защитников свободы зарычала.
Тики-Так внедрился в оратора и стал прислушиваться к тому, что он думает и что говорит. Оратор мотнул головой, пытаясь освободиться от непривычного состояния присутствия кого-то в нём.
«Врёт, – решил Тики-Так, – говорит о том, что средства массовой информации на уши лапшу вешают, а сам только этим и занимается. Средствам массовой информации простительно, они для этого и существует и за это зарплату получают. А вот ты, болтун, от кого и в каком виде зряплату получаешь?»
И когда оратор начал рассказывать о том, что он против социалистического выбора, не говоря при этом, за какой он на самом деле выбор, что армию надо сократить, оборонный комплекс разрушить, и тогда, мол, наступит это равенство в богатстве и благоденствии, Тики-Так не выдержал.
В животе у оратора что-то забулькало. Потом сзади зашипело, засвистело, затрещало и, наконец, громыхнуло. Воздух наполнился сногсшибательным амбре.
– Фу! – сказал ведущий митинга и, приложив к носу платок, быстро скатился с трибуны.
Поскольку противогазов ни у кого не было, группа на трибуне стала быстро редеть, и вскоре остался один оратор, мучительно соображая, куда деваться.
Больше этого оратора на подобные митинги не приглашали, а если по ошибке и приглашали, то после первых же фраз его выступления, кашляя и чихая, разбегались с трибуны кто куда.
Жмурики
Павел Иванович Чичириков, 1932 года рождения, долго думал, как бы это эффективней вписаться в творческий процесс капиталистической перестройки. И придумал. Самый легкий способ – это использовать неистощимый потенциал административного ресурса.
Администратор, он ведь что? Над ним не каплет, не довлеет обязанность содействовать постоянно растущему благосостоянию матерящихся трудящихся. Это все осталось в проклятом социалистическом прошлом. Сейчас в почете тот, у кого больше… имеется в виду БАБЛА. За это бабло он готов мать родную продать, а не только документы на какого-то там бомжа. Тем более мертвого.
Итак, покупаем за бесценок эти документы, отбираем среди них выдающихся: артистов, художников, участников ратных подвигов, возвращаем их к жизни (сначала мысленно, потом на бумаге) и за соответствующее бабло выделяем усилиями высокостоящих бывшим жмурикам квартиры, которые и продаем от имени упомянутых жмуриков.
Дело пошло, работа закипела. Но ненадолго. Любознательный Тики-Так усек возрастающее с каждым днем количество облагодетельствованных бомжей. Усек и все понял. Однажды Павел Иванович пришел на осмотр квартиры, выделенной бывшему бомжу – профессору Лихоедову, опустившемуся по причине невостребованности его творческих изысканий. Вошел в квартиру, а там сидит с книжкой в руках профессор собственной персоной.
– Это как это? Как это? Как? – с трудом выговорил Павел Иванович.
– Как, как! Живу я здесь, вот как, – ответил профессор Лихоедов. – Имею полное право.
«Что за черт?» – подумал Чичириков.
– От черта слышу, – произнес профессор, пронзая взглядом Павла Ивановича.
По телу Чичирикова прошлась какая-то слабость, нижняя челюсть отвисла, и под аккомпанемент тарарама в голове он боком, боком сублимировал из квартиры. Только оказавшись на свежем воздухе, почувствовал, что он на свежем воздухе, и понял, что ничего не понимает.
Приведя в порядок психику и запасшись выдержкой, он прошелся по только что выделенным квартирам и везде обнаруживал истинных владельцев, которые бесцеремонно выпроваживали его на лестничную клетку, а один – бывший чемпион мира по боксу – даже оставил на лике Чичирикова несмываемую печать в виде здоровенного фингала под глазом.
Возвращаясь домой, Чичириков вспомнил, что только вчера вечером прочитал книжку Булгакова «Мастер и Маргарита».
«Началось, – решил он, – теперь жди неприятностей».
По приходе домой жуткий страх за светлое будущее настойчиво повлек Павла Ивановича к рундуку. Открыл дверь в туалет. И тут его неожиданно расслабило. На рундуке сидел кот по прозвищу Гегемон и курил самокрутку из стодолларовой купюры. «Сгинь, сатана», – подумал Чичириков и инстинктивно дернул за ручку слива. В животе у кота заурчало, потом забурлило, а в лицо Чичирикова ударила струя дыма от долларовой затяжки. Чичириков почувствовал, что он не успевает снять штаны. Выскочив в прихожую, он взглянул в зеркало. Оттуда на него смотрело кровожадно улыбающееся лицо Тормозелло.
В голове Павла Ивановича возник шурум-бурум, что-то щелкнуло, творческие способности исчезли, и он сбежал из своей собственной квартиры, превратившись в заурядного бродягу, пополнив своей персоной все возрастающее количество бомжей.
Антиалкогольная кампания
Однажды, выйдя на улицу, Тики-Так пошел в сторону института. На углу одного из зданий увидел длиннющую очередь. Люди стояли за бутылкой водки. Пошел вдоль вереницы дисциплинированно движущихся со скоростью пять шагов в минуту. Дошел до следующего угла дома. Очередь, чтобы не пересекать улицу, повернула под прямым углом вдоль другой стены дома. Тики-Так повернул тоже. На следующем углу опять поворот и снова очередь вдоль стены до следующего поворота. Недалеко от следующего поворота – дырка в стене, куда лезут уже потерявшие терпение люди. Шум, гам.
Конец ознакомительного фрагмента.