Сверхновая американская фантастика, 1995 № 3 - Делия Шерман

В первый день она показала ему сирен, изображенных на гравюре в иллюстрированном издании Одиссеи. На ней три женщины с хвостами и пышными грудями грациозно расположились на прибрежных скалах, расчесывая длинные, струящиеся волосы. Русал внимательно изучил рисунок. Затем он пошевелил пальцами в знак непонимания и вздохнул.

— Да, ты прав, — согласилась мисс Карстэрс. — Они выглядят неправдоподобно, и на самом деле им было бы ужасно неудобно сидеть на жестких скалах, да еще и распевать при этом. И, конечно, они не созданы для того, чтобы плавать.

Она отложила «Одиссею» и вынула цветную гравюру рыбы-попугая. Русал понюхал картинку — потом выхватил лист из рук мисс Карстэрс и повертел так и сяк. Снова встретившись глазами с мисс Карстэрс, он передал ей образ такой же рыбы. В чистой воде тропического моря она искрилась красным и ярко-голубым. Своим твердым клювом она собирала полипов с «веток» коралла, меж колышущихся щетинок морских червей. Неожиданно, один из колючих коралловых «кустов» вытянулся — и это оказалась рука русала, которая схватила рыбу и тут же отправила ее в зубастый рот…

— Ой, — невольно выдохнула мисс Карстэрс, почуяв раздражающий запах меди и одновременно ощутив незнакомый вкус во рту. — О, Боже!

Она закрыла глаза, и видение растворилось.

Проглотив слюну, слегка дрожащей рукой она взяла карандаш, чтобы описать свое состояние. Русал уловил ее ощущение — и когда она снова подняла глаза, он передал ей видение легкое и прозрачное, как осенняя паутинка: мисс Карстэрс увидела стайку рыбешек с блестящими плавниками. Уже потом, с течением времени, она стала понимать, что этот образ означал у русала улыбку, и научилась распознавать другие повторяющиеся картинки-эмоции: солнечный свет сквозь прозрачную воду — смех; отвратительная мурена с острыми зубами — плач.

Осень подходила к концу, наступала зима. Мисс Карстэрс все лучше и лучше училась принимать от своего русала информацию и расшифровывать ее. Каждое утро она спускалась в оранжерею с кипой рисунков и фотографий — с их помощью она отправлялась вместе с русалом в путешествие по его воспоминаниям.

Затем, если погода позволяла, она бродила по болотам и по берегу моря, приводя в порядок свои мысли. Пообедав пораньше, она усаживалась за письменный стол и работала над «Набросками к изучению вида Homo Oceanus Telepathicans, с некоторыми заметками относительно устройства их сообщества».

Этот документ должен был войти в анналы морской биологии отдельной главой и, конечно, занести туда навсегда имя «Э. Монро Карстэрса». Ученая леди начала с подробного внешнего описания русала и выводов, которые она успела сделать касательно его анатомии. Второй раздел был посвящен его психическим возможностям; еще один назывался «Общение и сообщество».

«Как мы уже убедились, — писала мисс Карстэрс, — интеллектуально развитые русалы способны на общение высокого уровня. Образы, которые они передают телепатически, всегда конкретны — но правильно прочитанные и интерпретированные, они могут содержать и некоторые весьма сложные абстрактные идеи, доступные для восприятия, правда, только другому русалу. Выделениями (химический сигнал vide supra) обозначаются лишь самые простые эмоции: беспокойство, вожделение, страх, гнев, нежеление общаться. Гудением и свистом русалы привлекают внимание собеседника или организуют совместный охотничий маневр. А все мельчайшие оттенки смысла, свою философию, поэзию они передают друг другу только посредством телепатии, глядя при этом собеседнику в глаза.

Принимая во внимание последний факт, а так же инстинктивное стремление русалов к уединению, в чем их поведение похоже на поведение пестрого окуня (S. Tigrinus) и рифовой акулы (C. Melanopterus), становится ясно — все в совокупности не дало возможности H. Oceanus создать цивилизованное общество в понимании Н. Sapiens. Примерно к шести годам дети русалов уже могут постоять за себя и покидают своих родителей, чтобы охотиться в одиночестве, часто переплывая из одного океана в другой в своих странствиях. Если такой русал-подросток встречает другую особь своего возраста, неважно, своего или противоположного пола, они могут объединиться в пару. Подобное объединение, по-видимому, инстинктивное, является единственным у русалов проявлением общественного поведения.

Такие пары держатся вместе от одного сезона до нескольких лет — и если появляется ребенок, то родители обычно не разделяются до тех пор, пока он не способен позаботиться о себе сам. Существуют легенды о партнерах, сохранявших верность друг другу десятилетиями, но, как правило, необычайная интимность телепатического метода общения начинает все больше и больше подавлять одного или обоих партнеров, и они вынуждены в конце концов расстаться.

Как долго затем русал плавает в одиночестве, зависит от обстоятельств и его собственной воли. Наконец, он встречает другого русала, восприимчивого к его сигналам, и весь цикл начинается сначала.

Из-за этой особенности поведения, русалочий народ не может иметь ни правительства, ни религии, ни общества — короче, никакой цивилизации, даже такой примитивной, как у племени дикарей.

Однако у русалов существует творчество: легенды (смотри приложение А), необыкновенной красоты поэмы из образов, которые запоминаются и передаются от одной пары к другой веками.

Но любое открытие, сделанное одинокой русалочьей особью мужского или женского пола, может очень просто умереть вместе с ней либо передается от одной пары к другой во все более искаженном виде. Ведь, не считая создания пар, русалы не имеют влечения к совместной жизни в «обществе».

Чем больше мисс Карстэрс узнавала об обычаях русалочьего народа, тем больше радовалась, насколько ей повезло, что русал вообще «заговорил» с ней. Ведь одинокие русалы — народ вздорный, они могут и напасть на случайно встретившегося им собрата или просто уклониться от встречи.

Мисс Карстэрс сделала вывод, что русал воспринимает ее как своего компаньона на тот неопределенный срок, который им предстояло пробыть вместе. Она только никак не могла установить, что ему-то приносят их отношения? Рассуждая о его эмоциях и чувствах, она считала, что Амфибий просто изучает ее, как и она его, с таким же доброжелательным любопытством, как-то не задумываясь, что, собственно, такого рода любопытство и стремление к познанию типично человеческая черта.

Кризис наступил в начале декабря, когда, по мнению мисс Карстэрс, настало время перейти к наиболее щекотливой теме — репродуктивной функции русалов. Как ученый, мисс Карстэрс не могла обойти этот вопрос, каким бы пикантным он не был, так как процесс «ухаживания» и спаривания — в центре изучения любого нового вида. В сундуке со старыми игрушками на чердаке она откопала фарфорового пупса, а также достала свой семейный альбом, и с помощью популярного издания по анатомии человека преподала русалу урок о том, как размножаются люди.

Поначалу, как ей показалось, русал вел себя весьма рассеянно. Но долгое наблюдение научило мисс Карстэрс разбираться в его настроениях, и она скоро поняла, что его постукивание пальцами, подергивание гребнем и нежелание встречаться с ней взглядом говорили о его небывалом смущении. Это заинтересовало мисс Карстэрс.

Она дотронулась до его запястья, привлекая внимание, затем покачала головой и на мгновение закрыла глаза. Это означало: «Извини». Затем она показала ему коричневой сепии дагерротип, где она — серьезная, упитанная малышка — стояла на диване, поддерживаемая хмурыми родителями с двух сторон. «Будь добр, расскажи мне то, о чем я тебя спрашиваю».

В ответ русал распустил свой гребень, свирепо раскрыл рот, и нырнул в самую глубину бассейна, где выместил свое раздражение на самом большом омаре мисс Карстэрс, обезглавив его. Это было отвратительно. Мисс Карстэрс швырнула в бассейн куклу и прошествовала вон из комнаты. Она была в ярости. Ведь без раздела о размножении ее статья останется незаконченной, а ей так не терпелось скорее отослать ее. И это после того, как в первый же день он продемонстрировал ей всего себя во всей красе, а затем позволил ей путешествовать по океанам вместе с ним в его воображении? Откуда вдруг такая застенчивость?

Весь остаток дня мисс Карстэрс размышляла над реакцией русала на ее вопрос и к вечеру пришла к выводу, что на все, касающееся размножения, в сознании русала наложено какое-то необъяснимое табу — но, по здравому размышлению, он мог уже понять, что не должен стыдиться открыть тайны размножения русалов ей, движимой исключительно объективным научным интересом.

Ей никогда не приходило в голову, что этот разговор о физическом слиянии мог смущать и расстраивать русала, находящегося по воле судьбы целиком во власти особы женского пола, с которой он никогда не мог бы слиться.