Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Необходимо остановиться еще на одном тезисе Лужкова. Он говорит, что собственники "обменяли власть на собственность" не для расширенного воспроизводства, а для перепродажи и спекуляции. И вроде это по делу, даже самокритично: кто собственность на власть меняет, кто власть на собственность. Но посмотрим на тезис Лужкова внимательнее.

Во-первых, мысль об обмене власти на собственность впервые прозвучал именно в адрес лужковского правительства еще в 1991 году. Тогда Лужков и его команда, проявив явную трусость, не пришли на организованную телевидением дискуссию в театре «Сфера». Интересы московских хозяйственников отстаивала пара Л.Пияшева-В.Миронов, сиротливо пристроившаяся в уголке пустой трибуны (первая — некогда известный журналист, прикинувшийся публицистом, второй — соратник разорителей страны, прикинувшийся депутатом России и Москвы). С трибуны предпринимателей отстаивал интересы Лужкова некто К.Затулин (комсомольские оперативник и внезапный биржевик). Именно в этот момент одним из нас (авторов книги) был выдвинут тезис об обмене власти на собственность. И касалось это именно Лужкова и его тогдашнего патрона Гаврилки Попова. Лужков вторично «изобрел» этот тезис (формально все еще правильный) с задержкой на пятилетку. Такой вот склероз в осознании социально-экономических процессов.

Во-вторых, где это Лужков разглядел "эффективного собственника", откуда ему было бы взяться, если не путем смены хозяина? От спекулянта собственность должна рано или поздно (в наличествующей ситуации, конечно же, поздно и мучительно) перейти к "эффективному хозяину". Что ж тогда критиковать спекулянтов? Ведь без них не будет и собственников! Опять нестыковочка выходит. Уж если захотелось иметь "эффективного собственника", то надо прекращать воровать. Собственник будет ответственным, когда вор будет сидеть в тюрьме, а изобретатель дурного глубокомыслия — в доме престарелых или умалишенных. Не ранее.

Далее в своем докладе Лужков пользуется любимой идеей своего давнего экономического советника — бывшего депутата Моссовета Кемера Норкина — идеей о ренте за пользование природными ресурсами. Согласно этой идее, предприниматели сырьевых отраслей должны получать прибыль только за счет эффективной организации производства — не более того. Все остальное должны съедать налоги на пользование природными ресурсами, которые должны составлять 60–80 % мировой цены. Мэр столицы наивно (а может быть и с некоторой задней мыслью) предлагал вернуть ренту за природные ресурсы в бюджет государства и тем самым решить практически все финансовые проблемы — проблему зарплаты, проблему неплатежей, проблему оборотных средств предприятий. Ежу понятно, что все это — не более, чем "российская мечта" об экономическом чуде… Не предвиделось условий для такого оборота дела. Напротив, в тот период воровали сырье напропалую. И в Москве им тоже торговали, снимая пенки с завышенного потребления в отопительных системах.

Что оставалось от "умного тезиса" при столкновении с реальностью? Полоумье без просвета…

Говоря о свободе конкуренции, которая "выравнивает норму прибыли", Лужков демонстрировал вопиющее невежество. Ему даже мысли экстра-либерала Дж. Сороса о том, что свободная конкуренция и эффективная конкуренция — не одно и то же, не была известна. К тому же все это никак не клеится с регулированием сырьевых отраслей и усечением прав собственника, на которые рассчитывал Лужков.

Мэр, выступая за свободу конкуренции, говорил о том, что расчет на «доброе» государство безоснователен, а потом вдруг выписывал реверансы в адрес малоимущих, пенсионеров, инвалидов, матерей одиночек, которым, как оказывается, "надо уделять первостепенное внимание". Иначе, будто бы, реформы не будут иметь успеха. Так нужно «одаривать» бедняков или нет, нужно регулирующее воздействие государства или нет? По Лужкову выходит, что нужно и то, и это. Может это и так, да только тогда надо доходить до проблемы «как», отбросив очевидные благоглупости.

Такие случаи "плюрализма в одной голове" известны. Когда у Винни-Пуха спросили, будет ли он есть хлеб с вареньем или с медом, он ответил: "С вареньем и с медом, и можно без хлеба". В сказках такое бывает, в жизни — нет. А если и бывает, то только с печальным исходом — быстро кончаются и варенье, и мед, и хлеб.

Ларечная эпопея (А.Краснов. Мысли вслух.)

Указ о свободе торговли дал свободу ларечникам. Можно было бы ввести эту свободу в рамки, разрабатывая архитектурные проекты под ларечные городки на улицах и площадях столицы. Как бы не так. Три года лепили и лепили — как Бог на душу положит. Теперь уже в третий раз все сносят "под ноль".

Что означал запрет на установку ларьков с указанием "только установленной формы"? Он означал, что чиновники получали взятки сначала за установку ларька неустановленной формы, потом за то, что его не сносили, потом за смену его на ларек "установленной формы" и т. д.

Установленная форма — продукт фантазии чиновника, которому что-то рассказали о рынке и он решил: "А давайте будем ставить вот такие — одинаковые для всех палатки!" Но так дело не пошло и пойти не могло. Большие стеклянные окна, которые пытались навязать торговле, по ночам били и постепенно, несмотря на запреты, ларечная торговля нашла ту форму, в которой она могла существовать. Покупают больше там, где хорошее освещение, где не надо стоять под дождем, где вид самой палатки не отпугивает. Работает регулирующая сила рынка.

Но есть здесь и существенная роль власти. Она может ставить препоны, а может и помогать, сокращая период срабатывания рыночного механизма. Это и есть политическая воля — власть этим вопросом должна заниматься. Сначала надо сесть, подумать, потом собрать экспертов, специалистов, провести совещания, подготовить документы… Если, как это делают московские чиновники, просто сидеть, то политической воли нет, и все идет "само собой" при непротивлении всяким безобразиям.

В некоторых случаях рынок предполагает политическую волю, которая экономит затраты на изобретение простых вещей и сокращает возможности для коррупции. Власть на то и поставлена, чтобы потрудиться и выдать общее решение. Бросив кость, надо отслеживать процесс, который вокруг этой кости начинает развиваться, кто ее начинает грызть.

Как все это происходит в Москве? Здесь чиновники давят торговлю всерьез. Ларечный бизнес сохранился только там, где имеются огромные потоки людей — у станций метро. В остальных местах ларьков почти нет. Почему?

Дело в том, что магазинное лобби в столице очень сильно и хорошо организованно. Работают они отвратительно. В основном это те же люди, которые работали и в прежние времена. Они привыкли работать на чужом кредитном ресурсе, получая товар с баз и неторопливо его реализуя. Только формально появились новые хозяева. На самом деле это те же коллективы магазинов — те же "тети Маши", что хамили, обвешивали и крали в прежние времена. Дела у них идут плохо, а киоски, что есть вблизи каждого магазина, торгуют споро — у них всегда есть товар, который дешевле, и в магазин мало кто идет за таким же. Руководители магазинов в результате собираются в кучку и идут к Лужкову: "Юрий Михайлович! Надо что-то делать с ларьками!". Для директоров магазинов ларечники — враги отечества, которых надо извести под корень.

Я помню как руководители района обращались к архитектору: "Где можно поставить ларьки?" Ответ районного архитектора, ГлавАПУ: "Нигде! Нет места в районе!" В то же время известно, что всю Москву при здравом архитектурном планировании можно уместить на территории в десять раз меньшей.

Помню как наш зампред исполкома пытался выколотить из районного архитектора схему расположения палаток близ метро "Улица 1905 года". Просто схему! Если все нельзя, то дайте схему как можно, чтобы при каждой установке киоска не бегать подписывать бумажку. Год архитектор не давал эту схему. Потому что мог за свою подпись получать мзду при установке каждой новой палатки.

Когда была борьба с палатками, я пытался поддержать торговлю, потому что товара, доступного потребителю, не было. Тогда Лужков снимал в районе палаток по 50 за сутки, а я ставил за то же время палаток 100. Районные депутаты со своими красными книжечками бросались на технику, которая была задействована против ларьков — руками снимали стропы кранов, пытающихся подцепить очередную торговую точку и увезти с глаз долой.

Я понимал, что если я не упрощу до предела выдачу разрешений на ларечную торговлю, то будут брать взятки. Поэтому руководителю торгового отдела был дан временной норматив на оформление документов — 10 минут. Если ко мне — председателю райсовета — попадал человек, который вибрирующим голосом начинает объяснять почему ему нужно разрешение на торговлю, я сразу брал у него письмо, расписывался и ставил дату и время. Потом говорил: "У вас есть 10 минут чтобы спуститься на один этаж, получить разрешение и вернуться ко мне, чтобы я мог расписаться и поставить печать. Если затратите более 10 минут, я буду считать, что у вас вымогают взятку. Не подводите наших сотрудников". Система работала — ставили каждый день до 100 палаток!