Мертвые наук не внемлют - Татьяна Туринская

Бекетова вздрогнула, словно само это слово оскорбляло ее до глубины души. Полина поразилась: ну прямо дитя малое, десять лет ходит в любовницах, а все никак не может привыкнуть к собственному статусу.

– Я имею в виду, он, может быть, удовлетворяет тебя, как мужчина, – неловко поправилась она.

– Я его люблю, – упрямо прошептала Ирочка, намекая, что одной только физической удовлетворенностью ее чувства к Вайсу не обходятся.

Полина критически покачала головой.

– Ну, не знаю. По-моему, его можно убить, это как раз запросто, никто бы не удивился, а многие бы даже обрадовались, но любить?! Он тебя унижает, как хочет, и с каждым разом все грубее и пошлее, а ты все терпишь. Дура ты, Ирочка. Я бы на твоем месте его убила, честное слово! Мне даже на своем месте частенько хочется его прибить, а ты все терпишь. Нет, ты и впрямь мазохистка, только сама об этом не догадываешься.

– Какая, к черту, мазохистка?! Если б ты знала, как мне тяжело это выдерживать! Мне ведь тоже порой хочется его прибить, но как представлю, что без него останусь – хоть вешайся. Нет, Полин, я не мазохистка. Те удовольствие получают от унижений и физических страданий, а я просто страдаю.

– Вот-вот. А от страданий своих тащишься. Это и есть мазохизм. Как минимум моральный, а о физическом тебе самой лучше знать. Козел он, твой Аркаша. И большущая сволочь.

Ирочка грустно кивнула:

– Я знаю. А что делать? Сердцу ведь не прикажешь.

– Дура ты. «Не прикажешь»! – передразнила ее Полина. – Женька вон с тебя глаз сколько лет не сводит, а ты со своим Аркашей ничего вокруг не замечаешь. Он тебя носом в дерьмо при всех окунает, а ты молчишь, как тварь бессловесная. Чем тебе Женька плох?

Бекетова покраснела и замкнулась, ни словом больше не обмолвилась. Полина повернулась к остальным, и обалдела: в тесном предбаннике перед входной дверью, не стесняясь посторонних, жарко целовались Катерина и Андрей.

– Ну вы даете! – восхитилась Полина, радуясь за подругу. Вот молодец, это ж как точно нужно было все просчитать. План сработал, как часы, и даже гораздо скорее ожидаемого. – Кать, а как же султан?

Семынин не без труда оторвался от сладких губ возлюбленной и радостно провозгласил:

– А султан напрасно надеялся. И нефтяные скважины ему не помогут, правда, Катька? Жених нашелся. У нас свои есть. Я, может, сам женюсь.

– «Может»? – удивилась Катерина, с претензией взглянув в его глаза.

– Расслабься, не может. Женюсь, так и быть, уговорила. Ладно, братва, у нас тут медовый месяц начинается, не могли бы вы свалить потихоньку?

Вайс подхватился с кровати, налил водки в рюмки:

– Султан умер, да здравствует султан!

Больше тостов не было. Кто-то выпил, а кто и просто так ушел по-английски, прекрасно понимая, что молодым нынче не до гостей.

Закусив лаймом и скривившись от его кислоты, Вайс по-хозяйски обхватил Ирочку, сказал почти добродушно:

– Пошли, курица. Я тебе сейчас тоже медовый месяц устрою.

В комнате остались только Катя и Андрей.

Глава 3

Макс дулся со вчерашнего вечера. Не высказывал никаких претензий, не изображал из себя обиженного, но Полина видела, что он явно ею недоволен. Следуя собственным принципам, она не собиралась оправдываться, тем более, что совсем не чувствовала себя виноватой. Но даже если допустить, что подозрения Вайса имели под собой основание, разве было у Макса моральное право на обиды, разве мог он предъявлять ей претензии? Уж если говорить о претензиях, то у Полины их, пожалуй, наберется куда больше. Но она ведь, даже зная наверняка, а не всего лишь догадываясь о неверности Журавлева, и не думала его упрекать. Напротив, всеми возможными способами старалась показать, как она рада тому, что они снова вместе. Ну почему мужчины не могут жить только настоящим, кому нужны эти экскурсы в прошлое?

Журавлев появился в их труппе года четыре назад. Вайс правильно подметил – Макс был на пять лет моложе Полины, и это обстоятельство ее жутко удручало. Попробуй не обращать внимания на возраст, когда вокруг скачут молоденькие девчушки, только-только выпорхнувшие из стен хореографического училища. В таком окружении, пожалуй, даже Ирочка Бекетова не могла чувствовать себя уверенно, хотя уж Вайс на нее, что называется, «подсел» конкретно, как на наркотик. У Полины же, увы, были самые веские причины для беспокойства.

Они не сразу обратили внимание друг на друга. Да и вообще Полина его в то время за мужика не считала – чистой воды мальчишка, у него, кажется, даже растительность на лице в ту пору едва-едва пробивалась. Она уже тогда была созревшей женщиной – еще бы, кажется, ей было двадцать шесть с хорошим хвостиком. Кое-что успела познать на своем веку, кое-что посмотреть. Макс же Журавлев (скорее, в то время его вполне можно было назвать Максимкой, или Максиком, как ребенка) выглядел совершеннейшим сопляком. Высокий, не в меру худой, что с трудом удавалось скрывать сценическими костюмами. Вообще-то внешне он не слишком отличался от Макса сегодняшнего, но все-таки это были два разных человека. И главным различием между ними являлся, пожалуй, взгляд. Если раньше его глаза смотрели на окружающих с откровенным вызовом и ничем не оправданной наглостью, в то же время в них частенько сквозило наивное удивление и какой-то глупый юношеский задор, то нынче Журавлев смотрел на мир совершенно иначе.

Сегодняшний Макс умел так посмотреть на женщину, что у той сердце в мгновение ока почему-то начинало стучать в самом низу живота. Нельзя сказать, что он был слишком красивым, вовсе нет, но было в нем что-то такое, что раньше Полина видела один только раз. Несколько лет назад ей довелось побывать свидетельницей на свадьбе лучшей подруги, Ольги Бирюковой. Сама Ольга всю жизнь была полной, отчего безмерно страдала и даже была уверена, что никогда не выйдет замуж. В отличие от нее, Полина с детства была худышкой, занималась танцами и никогда не сомневалась в будущем счастье, в том числе семейном. Судьба же все вывернула наизнанку.

Толстушка Ольга отхватила себе невероятно красивого мужа. Вернее, Саша Ресниченко, ее муж, был не столько красив, сколько… Полина даже себе самой не могла объяснить, каким же ей показался Сашка. Вряд ли это можно назвать красотой, но вот обладал Ресниченко каким-то животным магнетизмом, что ли, из-за которого практически ни одна женщина не могла взглянуть на него равнодушно. Ни брюнет, ни блондин, ни тем более шатен. Скорее средне-русый, как Женька Киреев. Прямые его жесткие волосы имели цвет мокрого песка. Но это совсем не главное. Даже окажись он абсолютно лысым, наверняка не потерял бы своего магнетизма, и женщины оборачивались бы на него точно так же, как и на обладателя шикарной шевелюры. Нет, волосы – далеко не главное в мужчине.

А что главное? Лицо? О, лицо у Ресниченко было очень правильное, в меру вытянутое, с характерно выраженным гладковыбритым подбородком. Тонкий, почти прямой нос с чуть заметной горбинкой посередине. Нет, и не лицо. Наверное, дело опять же во взгляде. Вот умел Сашка посмотреть так, что женщина тут же вспоминала о своей женской сущности, и уже не могла забыть о ней до конца вечера, даже если Ресниченко давным-давно не было рядом. Он мог спокойно вести обычный разговор в окружении множества других людей, в присутствии новобрачной супруги, но при этом все равно создавалось впечатление, что он готов прямо тут же, на глазах изумленной публики, сорвать с тебя одежду и ласкать, ласкать, ласкать до умопомрачения. Причем, не ради собственной похоти, а сугубо ради самой женщины, только бы доставить ей максимальную приятность.

Полине было стыдно признаться себе, что Ольгин муж произвел на нее столь неизгладимое впечатление. И не признавалась. Но нет-нет, да и вспоминала его наглый ласкающий взгляд с вечной лукавинкой, и свои ощущения, когда по телу словно бы бродили заблудшие мини-молнии, то и дело выпускающие разряд в совершенно не подходящих для этого местах. Иногда казалось, что влюбилась в него без памяти, хотя и видела всего раз в жизни. А в другой раз ловила себя на мысли, что никакая это не любовь, и даже не влюбленность, а обыкновенная ревность к более успешной подруге, зависть. Но эта мысль была еще отвратительней, чем влюбленность в чужого мужа.

А потом в «Калинушке» появился Макс Журавлев. Сначала Полина не заметила в нем ни малейшего сходства с Ресниченко. Вообще если и обратила на новичка внимание, то… Даже нет, не столько обратила внимание, сколько вздрогнула, услышав его фамилию. Уж больно та напоминала небезразличную ей фамилию «Жураховский». Но то была совсем другая, совсем печальная история, о которой нужно вести отдельный рассказ, и в ней, Полина не сомневалась, речь шла не о влюбленности, а именно о любви, о самой настоящей, чистой и светлой, не завершившейся, увы, ровным счетом ничем, кроме страшного предательства.

Журавлев же в то время даже не догадывался, какие чувства вызывает в Полине. Он на нее попросту не обращал внимания, она не входила в зону его интересов. Зачем ему двадцатишестилетняя «старушка», если вокруг полно двадцатилетних девчонок? И так продолжалось довольно длительное время, пока однажды после конкретной попойки неожиданно друг для друга Макс и Полина не проснулись в одной постели.