Круг доступа ограничен - Дмитрий Политов

– Ездят-то они постоянно, и зрелище – сам видел, диковатое, но вот чтобы они брали кого-нибудь… – Андрюха покрутил головой: – Не припомню! Видел вспышку?

– А то! – отозвался я. – В глазах до сих пор зайчики пляшут! Если бы мы в подворотню не отошли, то сейчас наверняка продолжили путешествие внутри этого монстра… И что это было, как думаешь? Парализатор, какой-нибудь?

– Не знаю, Леха, говорю же – сам в первый раз такое вижу! – Андрюха вышел на дорогу и стал внимательно разглядывать оброненный предмет. Я, продолжая озираться по сторонам, встал у него за спиной.

– Ну, ни хера себе! – сказал Андрей и присвистнул. – Посмотри!

Я посмотрел. Свистеть мне расхотелось, впрочем, как и говорить что-либо тоже. На асфальте лежал сотовый телефон. Но не это удивило нас (удивило – мягко сказано!!!), что мы – телефонов не видели? На корпусе аппарата присутствовали не предусмотренные конструкцией украшения – в виде прилипших человеческих пальцев. Так, словно по кисти державшего телефон человека проехались циркуляркой, прямо у костяшек.

Подрывник отбежал к стене дома и согнулся – его рвало. А я, зачем-то продолжая тупо разглядывать находку, присел на корточки. Черт меня дернул потрогать – мне все казалось, что это чья-то шутка и пальцы могут быть пластмассовыми! Нет, они были самыми настоящими, я отчетливо видел белую кость на срезе! Причем, что интересно, кровь не сочилась, срез выглядел запекшимся! Я достал из кармана зажигалку и ее торцом аккуратно потыкал пыльцы. Мне было непонятно, за счет чего они держатся на телефоне. Пальчики оказались мягкими, и при сильном нажатии розовая плоть полезла наружу из «чехольчика» кожи. Через мгновение я присоединился к другу у стеночки…

Хорошо, что мы так и не успели позавтракать! Проблевавшись почти сухой желчью, мы с Андрюхой вытерлись платками и поглядели друг на друга. Видок у нас обоих был бледный! Никогда не считал себя чувствительным – и кровь из ножевых ран, и торчащие кости открытого перелома, и мозги из проломленной головы видел неоднократно – приходилось, знаете ли, по молодости участвовать в драках с применением подручных средств. Но увиденное нами сейчас было за гранью нормального восприятия. Добивала еще и будничность происходящего – по тротуару мимо нас продолжали брести люди! Вялая походка, взгляд, устремленный под нога, – на прохожих случившееся явно не произвело ни малейшего впечатления!

– Твою мать! Андрюха! Ты куда меня завел? – буркнул я, лихорадочно думая, как свалить отсюда в кратчайшие сроки.

– Ептыть, Леха! Да я сам не знал, что здесь может быть ТАКОЕ!!! Ну, мамой клянусь! Знал бы – сам сюда не пошел и тебя бы не взял' – По лицу Подрывника было видно, что он в отчаянии. – Рвем отсюда быстро!

Мы снова чуть ли не бегом устремились в глубину дворов.

– Слушай, мы же не в ту сторону идем! – сообразил я. – Станция там осталась!

– Да помню я, помню! – откликнулся Андрей. – Только на станцию сейчас идти бесполезно – поезд будет только поздно вечером!

– Ну так давай у Степы твоего пересидим! – предложил я, мне очень не хотелось болтаться но улицам после увиденного.

– Есть вариант получше! – пообещал Андрей, прибавляя ходу. – Жми за мной!!!

Мы поднажали. Проскочив еще одну неширокую улицу, мы снова углубились в лабиринт дворов, но вскоре пришли к финишу. Дом, в подъезд которого меня потянул Подрывник, ничем не отличался от окружающих – такая же обветшалая трехэтажная халабуда немецкой постройки. Мы поднялись на последний этаж, и Андрюха постучался в обитую истертым дерматином дверь. Стук был совершенно обычным, нисколько не напоминающим условный, да и дверь распахнулась через полминуты, без всяких предварительных разглядываний поверх наброшенной цепочки. На пороге стояла хрупкая женщина лет шестидесяти, одетая в когда-то цветастое, а теперь сильно линялое ситцевое платьице.

– Андрей Владимирович? Вот уж не думала, что вспомните про меня! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста! – Женщина отступила в сторону, пропуская нас в квартиру. – Проходите в гостиную, располагайтесь! Я сейчас подойду.

Мы зашли в гостиную – точную копию Степиной «залы». Только здесь мебели было побольше. У стены стоял диван с высокой деревянной спинкой, на которой красовались две кружевные салфеточки. Большой овальный стол был покрыт зеленой плюшевой скатертью. На столе, в хрустальной вазочке, стояли высохшие цветочки. Причем видно, что засушенные специально, а не умершие в этой вазочке своей смертью. Вокруг стола стояло три стула, когда-то нарядных, вроде тех, что фигурировали в фильме «12 стульев», а сейчас поцарапанных, с потертой обшивкой. В углу, там, где у Степы пылился бестолковый приемник, стоял сервант красного дерева. За стеклянными дверцами виднелись тарелки, покрытые художественной росписью. На стене висели фотографии в резных деревянных рамках. Весь вид комнаты говорил, что когда-то это жилище знавало лучшие времена.

Подрывник, аккуратно прислонив рюкзак к дивану, сел к столу, а я прошелся вдоль стены, рассматривая фотографии. Все они были черно-белые, выцветшие, но изумительно четкие, видимо сделанные хорошим фотографом. Чаше всего встречался мужчина в военной форме послевоенного образца. Один или с небольшой группой товарищей. Иногда мужчина был не в форме, а в белом летнем костюме или вообще без пиджака, в рубашке с коротким рукавом. На этих снимках вместе с ним присутствовали красивая женщина восточного типа и девочка лет пяти. Судя по их раскованным позам – это были члены одной семьи.

– Это мой отец, – раздался сзади женский голос.

Я обернулся – наша хозяйка только что вошла в комнату с подносом в руках. На подносе стоял заварной чайник, чашки с блюдцами и вазочка с чем-то, отдаленно напоминающим печенье. Если смотреть правде в глаза – буроватыми комочками совершенно несъедобного вида.

Подрывник при виде вошедшей женщины вскочил, словно подброшенный пружиной. Дама, ласково кивнув моему другу, поставила поднос на стол и занялась сервировкой.

– Прошу! – объявила она через минуту.

Мы чинно уселись на стульях. Давненько мне не приходилось участвовать в столь традиционном чаепитии. Для начала Подрывник решил меня представить по всей форме. Хорошо еще, что у меня не было чина, титула или научных званий!

– Пожалуйста, знакомьтесь, Айше Рефатовна, это мой друг, Алексей Михайлович Макаров, инженер, работает на электростанции! – торжественно провозгласил Андрей.

Женщина побледнела и отшатнулась, опрокидывая чашку. На скатерти медленно расплывалось пятно, формой напоминавшее Южную Америку. Я отметил это совершенно машинально, переводя взгляд на Айше Рефатовну. Андрюха замер с вытаращенными глазами и раскрытым ртом, также оказавшись неготовым к такой реакции на свои слова. Женщина суетливо пыталась выбраться из-за стола, глядя на меня диким взглядом смертельно напуганного человека.

– Нет, прошу вас, не надо! – тихо бормотала она дрожащим голосом, делая вялую попытку подняться. Я понял, что ее не держат ноги – она приподнималась и тут же оседала назад.

– Что это с вами, Айше Рефатовна? – спросил ошалевший Подрывник, немного приходя в себя.

Взгляд женщины метнулся к нему, словно бы ища спасения:

– Андрей Владимирович! Умоляю! – она прижала руки к груди. – Зачем? Зачем вы привели этого страшного человека ко мне?! – голос ее дрожал, а по щекам уже бежали слезы.

Андрюха дернул головой, как будто пытаясь отогнать внезапно посетившее его дурное видение:

– Это кто страшный-то? Леха, что ли? – Он повернулся и пристально уставился на меня. Я сидел, в каком-то странном отупении, разевая рот, как выброшенная на берег рыба, и переводил взгляд с одного своего собеседника на другого. В голову лезла какая-то чепуха – обрывки пошлых фраз, куски «бородатых» анекдотов, невесть где услышанных, реплики героев из видеофильма – в общем, природное красноречие явно решило в этот момент от меня отвернуться.

Подрывник, похоже, удовлетворенный осмотром, отвернулся наконец от меня и приторно ласковым голосом обратился к Айше Рефатовне:

– Ну что вы так испугались? Это же Лешка, дружок мой – можно сказать с детских лет – в одной песочнице куличи делали. А после он подрос, конечно, но не слишком – всего метра на полтора!

Андрюха нес какую то невообразимую ахинею, и я почувствовал, что и приступ обалдения, накрывший меня, и панический ужас, сковавший женщину, куда-то уходят, меняя саму атмосферу в комнате с удушливой, давящей – на ту, что обычно наступает после дождя – еще не солнечную и ласковую, но уже спокойную.

Айше Рефатовна неуверенно улыбалась, вытирая осторожно маленьким кружевным платочком слезы. Всплеснув вдруг руками, она вскочила и скрылась на кухне, бормоча на ходу, что, мол, надо промокнуть непременно пятно на скатерти, а то потом не отстираешь, и придется пустить на тряпки вполне еще хорошую вещь.