Несгибаемая дама - Лилит Сэйнткроу

Я прикрыл и запер дверь, стоял, заливая ее коврик, и смотрел на нее.

Она не сменила платье. Видит Бог, у нее были отличные ноги, а глаза с кошачьим разрезом оказались не темными, а светло-карими. На запястье был синяк от моей хватки: она сняла повязку, а под ней все налилось фиолетовым цветом. Должно быть, чертовски болело.

Она стояла, бессильно опустив руки.

Я пытался подобрать слова. Дождь шипел и булькал. Лужи на улице отражали все тот же неон и новый свет, пробивавший серый туман.

— Светает.

Она стояла.

— Ты — настоящая куколка, Софи. Если бы я не…

— Как это случилось?

Она сглатывала, мышцы шеи напрягались, пульс под высоким воротничком все так же звучал музыкой.

— Тебя… ты… — Она беспомощно всплеснула одной рукой.

Впервые с того дня три года назад, когда она вошла в мой офис и объявила, что у меня сыро, моя мисс Дейл растерялась.

— Разжился вот малость. — Я отклеил от шеи мокрый воротник рубахи. — Не хочу доставлять тебе беспокойство. Завтра вечером что-нибудь придумаю.

В ее передней прошли самые долгие тридцать секунд моей жизни. С меня текло. И восход я чувствовал, как приближение бури, когда был лопоухим мальчишкой на ферме, а о большом мерзком городе слышал только в церкви.

— Джек, ты — осел, — сказала Софи. — Это укус?

— И еще кое-что.

Мисс Дейл вздернула подбородок и оглядела меня сверху вниз:

— Бифштексов больше нет.

Ее пульс вернулся, по-прежнему грохотал и горячо бился у меня в ушах. Понятно, что я не из хороших парней, иначе разве пришел бы сюда?

— Я пойду… — Я завел руку за спину и нащупал ручку двери.

— Ничего подобного! — Передо мной опять стояла мисс Дейл, накрахмаленная и знающая свое дело.

Дрожащими пальцами она расстегнула верхнюю пуговицу воротника.

— Софи…

— Сколько я на тебя работаю, Джек?

Она расстегнула еще одну пуговицу. Тонкие пальцы шевельнулись, и я сделал шаг вперед. Обожженная кожа хрустела, одежда была такой тяжелой, что могла бы стоять колом.

— Три года. И не ради жалованья, и, уж конечно, не ради твоего личного обаяния.

Из ее уст это был комплимент.

— Как вы милы, мисс Дейл!

Она расстегнула третью пуговицу, а ее пульс манил меня словно маяк. Теперь я знал, чего хочет жажда, и знал, что при этом чувствуешь, и знал, чем это может кончиться.

— Мистер Беккер, заткнитесь. Иначе я выйду из себя.

Софи лежит на розовой простыне с оборками. Шторы задернуты, в квартире тихо. Так тихо! Есть время все обдумать.

Когда человек просыпается в собственной могиле, ему стоит задуматься о смене профессии. Он многое может.

Как дьявольски тихо! Я сижу, прислонясь к двери спальни, подтянув колени. Софи такая тихая и бледная. У меня хватило времени рассмотреть каждый дюйм ее лица и удивиться, каким же я был дураком, что не разглядел такую куколку у себя под носом. У меня на это ушло три дня. Два дня назад дама в черном платье сделала последний глоток, а ее прекрасный дом сгорел. Все газеты кричали об этой трагедии, и Вьюн Маллой тоже захлебнулся собственной кровью под дождем. Думается, пора подыскать для сыскной работы другой город. Например, Лос-Анджелес. Там почти вся деловая жизнь кипит в темное время суток.

Скоро зайдет солнце. Софи лежит скрестив руки на груди; одеяло натянуто до подбородка, тепло и уютно подоткнуто, и лампа включена, чтобы ей не просыпаться в темноте, как недавно проснулся я. Дождь больше не стучит по крыше, и я слышу сердцебиение людей в соседних квартирах.

Господи, надеюсь, что она проснется!

Примечания

1

Чайна-таун — китайский квартал.