Смертельный туман - С. Гроув

– О’Мэлли, – произнесла Каликста невозмутимо. – Что ж, я тоже бесконечно рада видеть тебя. Что за муха тебя укусила, что ты с саблей наголо меня приветствуешь? Это, знаешь ли, неприлично. Даже будь сейчас один из тех редких дней, когда ты трезвый…

О’Мэлли сделал шаг вперед и ответил ровным голосом:

– Ты отлично знаешь причину.

Каликста медленно стянула кружевные перчатки и сунула их за корсаж платья, не сводя с О’Мэлли взгляда, полного презрения.

– Право же, я в растерянности. При нашей последней встрече мы мирно ужинали на борту «Лебедя», попивая лучший ром из запасов Барра… Если с тех пор что-то произошло, а меня девичья память подводит, сделай милость, напомни!

– Дело не в тебе и не во мне, – ответил О’Мэлли. Его губы кривились так, словно в рот попало что-то несвежее. – Все из-за того, что ты сотворила с «Эвридикой». Я вчера только узнал, но весь Новый Орлеан ужасается твоему преступлению! За подобную жестокость нужно ответить!

Каликста опустила руку на рукоять сабли. На ее лице не осталось и тени веселья.

– Восхищена твоим праведным гневом, О’Мэлли, но, может быть, просветишь меня о причине? «Эвридику» я года три не видела. Так какое злодеяние мне приписывают?

– Самое мерзкое! – ответил О’Мэлли, поднимая оружие. – Никогда не думал, что ты способна на подобное! Ты захватываешь корабль, они сдаются… после чего топишь всю команду – и теперь утверждаешь, будто ни о чем слыхом не слыхивала? Тебе не место у штурвала корабля! И я рад, что именно благодаря мне ты никогда больше в море не выйдешь!

Каликста мгновенно выхватила саблю, принуждая О’Мэлли держаться на расстоянии. Ее глаза стали двумя щелками, полными гнева.

– Ты не сказал ни единого слова правды! Я с удовольствием постою за свою честь и за честь «Лебедя», но давай сделаем это на улице. Твои неловкие удары Винсенту все склянки перебьют, а у меня лишних денег нет ему убытки оплачивать. Мне еще на твои похороны раскошеливаться предстоит…

– Согласен, – улыбнулся О’Мэлли. – Полагаю, на улице многие с удовольствием увидят, как справедливость постигнет ту, кого некогда величали капитаном Моррис…

Мелькнуло перед глазами – клинки сверкнули, лязгнули один о другой. София невольно ахнула.

– София, – спокойно проговорила Каликста, не отрывая глаз от противника и делая шаг к выходу.

– Что?

– Помнишь имя человека, которого мы ехали повидать?

– Да. Помню.

– Я хочу, чтобы ты вернулась в коляску и попросила кучера тебя туда отвезти. Адрес он знает.

София набрала полную грудь воздуха, призывая всю решимость:

– Нет.

Каликста нахмурилась:

– Делай, как я велю!

– Я тебя здесь не оставлю, – сказала София.

Она смотрела сквозь витрину наружу. С улицы уже заглядывали зеваки, собравшиеся поглазеть на дуэль. Слышался топот ног – собиралась толпа.

– Люди подходят. Если он говорит правду, я не могу оставить тебя!

Каликста по-прежнему пристально смотрела на О’Мэлли.

– Зря ты мне перечишь, София…

– Мне очень жаль. Но я никуда не пойду.

Сабля Каликсты метнулась вперед. Рубашка О’Мэлли повисла двумя лоскутами. Винсент за стойкой вскрикнул и спрятался и больше не показывался. О’Мэлли сделал выпад, его сабля зло свистнула в воздухе. Ближайший столик со звоном и треском обрушился на пол. Каликста подбросила саблю, всадив ее в потолок, и бросилась вперед, ударив О’Мэлли плечом в живот. Это застало его врасплох. Так и не выпустив саблю, он рухнул навзничь и барахтался, пытаясь подняться, но Каликста уже выхватила из поясных ножен короткий кинжал.

– Сожалею, Финн, – сказала она.

Лезвие скользнуло по сухожилиям над пятками О’Мэлли, по одной ноге и другой. Он ахнул от боли.

– Заживет, – вставая, проговорила Каликста. – Пару недель ходить не сможешь, и все.

Она тряхнула головой, глядя на него сверху вниз.

– Жалко мне, что ты склонен верить каждому дурацкому слуху. Я думала, ты лучше знаешь меня.

Выдернула саблю, застрявшую в потолке, убрала в ножны и взяла Софию за руку:

– Идем, радость ты моя непослушная…

Толпа на улице существенно разрослась. При виде Каликсты, стремительно вышедшей из магазина, люди раздались в стороны.

– В карету, – коротко приказала Софии пиратка. Потом велела кучеру: – Езжай! Завернем за угол, скажу адрес. Убедись, что за нами нет хвоста, и я заплачу вдвойне!

3

Маска

2 августа 1892 года, 17 часов 00 минут

Индейские территории происходят из той же эпохи, что и весь Новый Запад. Имеется в виду, что Великое Разделение не проложило между ними границы. Тем не менее политический рубеж место имеет. Он также является и границей исследованного; историки Нового Запада знакомы с народами Территорий далеко не так подробно, как следовало бы. Нам известны лишь два последних столетия их истории, поскольку мы были частью ее. Но что мы знаем о более отдаленном прошлом? О происхождении этих племен? Очень немногое…

В той части Пенсильвании, где стоял отряд Тео, дорог почти не было, только заросшие оленьи тропы да колючее мелколесье без конца и без края. Тео и другие члены рабочей команды получили задание превратить эти малозаметные тропы в широкие, надежные дороги, по которым могли бы беспрепятственно перемещаться войска.

Тогда-то и началась бесконечная сырость. Повисли желтоватые облака, воздух сделался тяжелым, малейшее движение превращалось в тяжкий труд. Зато благоденствовала растительность. До такой степени, что сорняки, срезанные накануне, вырастали заново назавтра. Работа была совершенно изматывающая, и сознание цели, которой должны послужить дороги, ничуть не способствовало энтузиазму. Люди расчищали путь армии Нового Запада: та маршировала на запад, чтобы прижать мятежные Территории к ногтю.

Редкие свободные мгновения, выпадавшие Тео, приходилось тратить на бытовые дела, при обычных обстоятельствах едва замечаемые: пообедать, помыться, постирушку устроить… Временами он уставал так, что даже есть не хотелось. Тео насильно запихивал в себя еду, зная: если этого не сделать, мышцы в дальнейшем скрутит невыносимая судорога. Ему удавалось справляться с непосильным трудом, останавливая мысли, отодвигая почти все чувства…

По крайней мере, так было до последних нескольких дней. Тео получил очередное письмо от Шадрака, полное ободряющих слов и новостей бостонской жизни. О своей работе в министерстве Шадрак писал очень мало, а Гордона Бродгёрдла не упоминал вовсе. Имя нынешнего премьера для них обоих служило чем-то вроде рвотного средства. Он подставил Шадрака под убийство, развязал войну в западных землях – и отправил Тео, все знавшего о неблаговидном прошлом премьера, в самое пекло этой войны. Так что, даже не упоминаемый, Бродгёрдл присутствовал в каждом письме Шадрака и Тео – эдакой огромной и мерзкой лакуной.

Еще Шадрак писал, что о местонахождении Софии по-прежнему ничего не известно. Тем не менее он не сомневался, что племянница вернется домой, надеялся, что война скоро закончится и все они воссоединятся под родным кровом.

Читая письмо, Тео почувствовал глубоко в душе тупую боль. Его тело не желало больше двигаться, каждая мышца сопротивлялась приказам рассудка. Повседневный труд, тяжкий, но все же терпимый – даже самые простые дела вроде чистки башмаков, – вдруг сделался отвратительным, невозможным. Он не хотел больше торчать здесь, в этой глуши, среди прежних сокамерников, на расчистке троп, по которым на запад очень скоро промаршируют тысячи солдатских ботинок. С самого начала все было бессмысленно, но сейчас неправильность происходившего просто кричала.

«Что я здесь делаю?» – спрашивал себя Тео.

Он-то надеялся, что в письме Шадрака найдутся глубоко законспирированные намеки на то, как бы поскорее закончить войну. Шадрак ведь как-никак военный картолог, в правительстве Бродгёрдла ему дана некоторая власть. С другой стороны, Тео не оставлял надежды, что Шадрак умудрится некоторым образом вызволить его с подневольных работ. И теплилась вероятность, что придут хоть какие-то новости о Софии. Вот бы знать, что она счастливо вернулась в Бостон! Тогда ему все опасности стали бы нипочем.

Но Шадрак не написал ни о чем действительно важном.

Всего через несколько дней отряд Тео должен выйти на границы Индейских территорий. Очень скоро они пересекут эту границу… и, очень вероятно, ввяжутся в бой.

Вот так Тео сидел при свече на своей койке, обдумывая, что бы написать Шадраку в ответ, когда вернулся его сосед по палатке. Мужчина, всеми называемый Казановой, вошел в круг света и завалился на свою постель. Он сразу же уловил настроение Тео и поэтому тихо лежал на койке, ожидая, чтобы юноша заговорил первым.

Как и все прочие в отряде, он раньше отбывал заключение в бостонской тюрьме. Собственно, Тео и познакомился с ним в свой первый день за решеткой. Добровольцы и рекруты, составлявшие отдельный батальон, называли подневольных работников арестантами: знаем, мол, откуда вас привезли!