Роды. Прощание с иллюзиями. Хроники индивидуальной акушерки - Инна Мишукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше все стали горячо вспоминать:
– Вот мы раньше рожали сами и ничего!
– Какие сейчас детки слабенькие!
– Какие женщины эгоистичные!
Правда, слушать было уже некогда, меня ждала роженица.
Хотя удивилась, конечно. С четырёхкратной анестезией однажды столкнулась. Но чтобы пять? Это же как нужно не хотеть, как нужно не любить всё с тобой происходящее?
Всегда казалось, что роддомовским акушеркам всё равно, что они вне каких-либо идей.
Если женщина обезболена, лежит под кардиотокографией[2] и с капельницей – это же гораздо удобнее, спокойнее. Пей себе чай, заходи раз в двадцать минут на запись глянуть…
Но и у них есть своё мнение насчёт происходящего сегодня в таком неоднозначном вопросе, как именно рождается человек.
И я с ними согласна: рожать разучились. Что само по себе не вызывает особого удивления – мир стремительно меняется.
Была однажды на очередном сеансе реабилитации неудачно сломанной руки у своего старинного друга Саши – выдающегося врача олимпийской сборной, тренера, массажиста и целителя. Стала ныть и плакаться – как же долго заживает, не потому ли, что возраст уже и всё такое?
Тот отвечает:
– У молодых ещё хуже.
Не поверила, но Саша доходчиво разъяснил:
– Помнишь, раньше в магазинах продавались советские, синие такие куры? Жилистые, прямо железные – не угрызёшь, сколько ни вари! Вот мы с тобой такие. А нынешние нежные да рассыпчатые цыплята-бройлеры, вскормленные на антибиотиках и пищевых добавках – пальцем ткни, сразу развалятся.
Да, мир меняется. Только вот должно ли подлежать подобным «изменениям» рождение человека?
Особенно с учётом того, что дело-то, если хорошенько разобраться, простое. Но многим легче прыгнуть с парашютом или построить успешный бизнес, чем родить так, как это задумано природой.
Зато майский ливень с градом при ярком солнце – божья благодать.
Хоть здесь что-то настоящее, природное.
Про роды и банку с пауками
Я шла в профессию в первую очередь с огромным желанием развеять стандартный миф «Роды – ад и ужас».
Потому что пребывала в полном и радостном шоке от того счастья, которым оказалось практически всё в них происходящее. Очень хотелось донести до каждой испуганной девочки, что там, где – как она думает – подстерегают драконы, на самом деле обретается одно из самых поразительных приключений женской жизни.
Часто сталкиваюсь на своих курсах Родить Легко со «стартовым» мнением многих слушателей про ощущения в родах – «переехал трактор», «перелом всех костей одновременно», «сгорание заживо» – как с абсолютной демонизацией происходящего в них.
Давно веду свой блог, где произвожу разъяснительную и просветительскую работу. По мере сил – вернее, изо всех – стараюсь донести до аудитории: роды это не про боль, роды это про любовь. Но комментарии порой поражают.
Одна сильно возмущённая пропагандой натурального способа родоразрешения особа, категорически не согласная с моей точкой зрения, сравнила естественные роды с воображаемой (надеюсь) ситуацией, когда на страдающего арахнофобией высыпают банку с пауками!
Вся работа, все усилия – мои и моих коллег по индивидуальному акушерству – всего лишь капля здравомыслия в океане ужаса перед «мучениями в родах», с головой захлёстывающего нынешний социум. И демон всё растёт и крепнет…
Так и хочется спросить – а есть ли вообще место для любви в рождении человека? Или там только пауки?
Страх родов – это не фобия типа боязни высоты или замкнутых пространств. Родов боится каждая женщина, и к патологии это не имеет ни малейшего отношения.
На встрече с моими беременными талантливейшая поэтесса Вера Полозкова, с которой мы рожали всех её детей, на вопрос, боялась ли она первых родов, ответила: «И вторых, и третьих тоже!»
И это нормально, потому что не может такое мощное событие, как приход нового уникального Я, явление ещё одной вселенной, выглядеть каким-то проходным, обычным событием.
Уверена, что исповедь и причастие раньше считались в приближении родов обязательными не столько оттого, что боялись умереть от осложнений. А потому, что чувствовали, знали: требуется особое состояние психики, духа, ума. Назовите как хотите – возвышенное, патетическое. Но никак не бытовое.
Прозвучавший от возмущённой особы призыв «Сделайте кесарево, а не относитесь к женщине как к куску мяса» просто сразил.
Желать женщине природно родить – это про мясо?!
От неё же: «Прокесарите, ведь сегодня чаще всего это единственный раз в жизни, одно кесарево не проблема!»
Не проблема? Правда? Полостная операция с возможными более чем серьёзными осложнениями – не проблема? Нарушение отлаженного миллионами лет эволюции гормонального процесса – не проблема? Видели когда-нибудь экстренную остановку железнодорожного состава с помощью стоп-крана? Если не видели – полюбопытствуйте. Аналогию можете развить и продолжить сами.
А у ребёнка только раз в жизни есть возможность получить от матери ничем не заменимые, не имеющие аналогов гормоны. Окситоцин, эндорфины, катехоламины, эндогенные морфины и опиаты.
(Уточню: я больше и лучше многих знаю, что есть кесарево, которое спасает жизнь! И всеми руками за честное кесарево. Речь только о здоровых ситуациях.)
Уж не к ребёнку ли на самом деле относятся словно к «куску мяса», игнорируя всё это?
Сегодня запрос другой – на «быстро, легко и просто».
Люди хотят секса, но не хотят детей. Хотят детей, но не хотят их рожать. Хотят рожать (если поняли смысл и пользу естественного рождения), но не хотят боли.
Подобных «точечных», узконаправленных желаний множество. Так устроено повседневное человеческое: наковыряйте-ка мне изюму из булочки. В сопровождении множества самооправданий – мы же в двадцать первом веке! Мы не пользуемся голубиной почтой, у нас есть мессенджеры. Мы не лечим зубы без анестезии и т. д. и т. п.
А ведь больше всего на свете люди желают чувствовать!
Это незаменимо, это и есть настоящее счастье. Этим измеряется весь кайф жизни, её глубина и полноценность, её подлинность и сила. Какие бы ни имел человек достижения в карьере, положение в обществе, деньги и славу – если нет чувства счастья, внутреннего, глубоко личного, ему так и будет пусто и одиноко.
Врезался в память рассказ одного выходящего из длительной протестной
