Медленный скорый поезд - Сергей Абрамов

– Тогда вы будете «болваном». Не обижайтесь. Это виртуальный персонаж для игры вдвоем, в «гусарика», «болвану» сдают карты, как третьему, и открывают их. Уж извините, что так сказалось: вы у нас не виртуальный, а во плоти…

– Стерплю, – вроде бы по-светски ответил Пастух. Добавил ворчливо: – Болван во плоти.

Он вообще-то слыхал этот карточный термин-прозвище – «болван». Оно в данной ситуации всемерно подходило ему. А что? Двое заняты хоть каким-то, но делом: пас, вист, ремиз… А он, Пастух, кукует обок. Наблюдает за процессом пассивно. Но с другой стороны, отчего бы и не побыть болваном малость? От Марины все равно не отойдешь, значит – сиди, помалкивай, слушай карточные реплики. А если она все ж проиграет, то, похоже, и впрямь придется сходить с поезда. И что делать? Ждать следующего? Сутки где-то в жопе мира перекантовываться? Очень не хочется. К тому ж опасно. Плюс – исключено по определению. Так что оставался в теории лишь некий вариант: выкинуть Бонда за борт и сделать вид, что ничего не было. Это несложно…

Пастух молчал, потому что по его роли «сопровождающего от Академии наук» протесты не планировались. Его, Пастуха, дело – пасти Марину. И помалкивать в тряпочку.

Хотя позвонить Наставнику придется, если и впрямь Марине сойти выпадет. Какое-никакое, а все ж ЧП…

И покатилось.

– Вправду на вылет играем? – спросил Бонд.

– Вправду, – сказала Марина. – Кто по сумме партий проиграл, тот и выходит. Полагаю, если я продую, то нам с Пастухом придется сойти с поезда вдвоем.

– Просто садизм с мазохизмом какие-то… – нерадостно заметил Бонд. – Ну, как хотите. Желание прекрасной дамы – закон… Сколько партий?

– А сколько до обеда успеем.

И начали. И катилось все это не много, не мало, а почти полтора часа. Уж и к обеду люди подходить стали, уж и бутыль коньяка «Отборный» почти допита была, в основном Бондом, Марина второй бокал еле-еле цедила, уж и станция Белогорск за окном образовалась, стоянка полчаса, уж и Пастуху не сиделось, а хотелось как минимум походить по вагону-ресторану, размять ноги, даже выйти на перрон. А они играли. Пастух счет партиям потерял. Он и не подозревал, что Марина столь азартна, хотя играла она спокойно, очевидно расчетливо и как-то даже медленно: тянула паузы между сдачами…

И – главное! – никто на нее, на Марину, не пытался покуситься. Ну – никто! И хотя вагон-ресторан уже наполнился страждущим обеда народом, ни один из присутствующих мужеского пола не вызывал у Пастуха никаких подозрений. Тать ожидался, а татя не обнаруживалось. Даже Бонд на его роль как-то не слишком подходил.

– Прикупаю, – сказала Марина и взяла две карты.

Умостила их в колоде, пробежала пальчиком по своим картам, сняла две, сбросила, сказала:

– Вист.

– Пас, – сказал Бонд и положил карты.

– Закрываем казино. Время обеда, как видно. И восемь – шесть в мою пользу, уж не обессудьте, – сказала Марина, привычно улыбаясь детской счастливой улыбкой. – Готовы выслушать мое желание?

– Я весь в соплях и печали, дорогая Марина, как вы меня, профессионала, да так с налету… Может, я поддавался вам?

Вопрос был вроде бы куртуазный, ан подтекст в нем наличествовал: может, он и вправду поддался женщине, которую, не исключено, и подстерегал? Пастух, вообще-то его подозревал не по-детски и во всех грехах мира и подумывал: ну, просрал он в картишки, так, и что с ним дальше делать? Терпеть шесть суток подряд? Или все же вариант: по-тихому из вагона – на насыпь, как тех ночных мужичков?..

Пока все вопросы – теоретические. Пока.

А Марина возьми да и скажи:

– У вас есть десять минут на сборы, Борис Павлович. Надо успеть. Мы с Пастухом вас проводим из вагона на перрон и помашем ручкой. Вот и все мое желание.

И встала. Махонькая, круглая, уютная, лицо серьезное, губы сжаты в ниточку. Типа: проигравший – платит. А цена известна, оговорена, возражений, помнится, не было: на вылет. Буквально.

– Как? – с искренним изумлением спросил он. – Мне ж в Москву надо, там дела…

На секунду или на сколько-то он потерял лицо. Лицо Бонда. Человека, не теряющегося ни в какой ситуации. Пастух поймал эту секунду и мимолетно пожалел мужика: проигрывать всегда обидно, а вот терять лицо… Стыдновато. Можно не продолжать.

Но эта была всего лишь секунда. Она промелькнула, и Бонд уже вел себя буквально как Бонд.

Встал, счастливо улыбаясь, наклонился к руке Марины, поцеловал в ладонь.

– Был рад безмерно, – сказал. – Сколько стоим?

– Уже минут пятнадцать. А всего – тридцать. Долгая вообще-то стоянка, – тоже улыбаясь, сказала Марина.

Бонд управился за семь минут, надо отдать ему должное. Пастух заметил время. Бонд спустился на перрон с небольшой дорожной сумкой черной кожи, поставил ее на асфальт, сказал:

– Был счастлив знакомству. И горжусь. Надеюсь, увидимся еще?

– Это вряд ли, – сказала Марина, тоже вовсю разулыбавшись. – Вы, полагаю, самолетом в Москву?

– Не исключено, – улыбнулся Бонд, – уж помучаюсь малость. Bon voyage, Марина…

Даже легенду о самолетофобии сдал. Но в принципе красиво получилось. И Бонд в общем-то лица не потерял. Молоток! Конец первой серии.

И пошел. С Пастухом не попрощался. Зато Пастух приметил, как он, уже уходя, легко кивнул какому-то не видному со спины мужчине, стоящему у вагонных ступенек. А тот чуть кивнул в ответ. И полез в вагон, отдав проводнице билет. Кейс у него с собой был, ничего более. Цепочка, похоже, не прерывалась. Марину пасли. Бонд почувствовал, что прокололся и что прокол засекли, или как минимум он стал чем-то неприятен Марине. Потому без возражений и сошел в Белогорске. Плюс – толково сыграл достойно проигравшего. А сменщик вошел. Плановая смена караула? Может, и факт! И не исключено, еще кто-то в вагоне их караулит, носу почему-то не высовывая. Или высовывая, но неявно. Пастух этого «кого-то» пока не вычислил. Хотя… Пастух не хотел недооценивать Бонда. Казалось бы – никаких причин подозревать его в чем-то: ярок, обаятелен, велеречив и во всем этом убедителен. Так какого ж хрена его подозревать, образно говоря, в «Маринофобии»? Случайная встреча, случайное знакомство и отчего-то неслучайное расставание. С какого перепугу Марине сбрендило высаживать мужика даже не на полдороге, а на четвертушке ее или вообще на одной пятой? Спросить надо у нее.

А по ходу и не понять: Бонд этот и впрямь наймит неведомых врагов Марины и ее планов на будущее или просто вагонный игрок-профи, которому нынче не пофартило в игре?.. Бог знает…

Машинист впереди гуднул: мол, пора завязывать с Белогорском. Пастух помог Марине взобраться по ступенькам.

В купе Марина сказала:

– Как-то слабовато вы меня пасете, Пастух. Неужто ничего не поняли?

– Все я понял, Марина. Просто в вашей маленькой войнушке с этим Бондом помощник вам был не нужен. Сами справились. Но почему вы решили, что он – ваш потенциальный враг?

– Я не решила. Я знала. Он чересчур внимательно меня разглядывал еще во Владике, на перроне. И не входил в вагон до отправления.

– Как вы заметили? Мы же сразу вошли в купе…

– А дверь-то в коридор была открыта, Бонд… хорошая, кстати, кличка… мимо прошел… Ладно, я вам прощаю. Но сразу договариваемся: я – лучший пинкертон, нежели вы. Идет?

– Идет, – легко согласился Пастух. – Вы – лучший. Но я от вас никуда не денусь, уж не обессудьте… А почему вы решили, что это – слежка, а не обыкновенный интерес яркого мужчины к обаятельной женщине?

– Он не яркий, он блестящий. Как елочная фольга. А я, может, и обаятельная, но подозрительная. Это у меня с детства. И ведь редко ошибалась. Меня покойный муж шпионкой называл. Шутил… А слежка… При чем здесь она? Мне не нравится, когда кто-то начинает со мной кокетничать. Особенно те, кто явно моложе меня. Дурная игра! Я ж не забываю свой возраст, знаю ему цену и не желаю забывать. Уж простите…

– Ваше право. Лично я посмотрел прекрасный спектакль под названием «Игра навынос». Буквально… А как вы думаете, кто за вами пустил слежку и зачем? Если это слежка, конечно, а не наши подозрения…

– А вот это не мой вопрос, – засмеялась Марина, – а принимающей стороны. В первую очередь – ваш, товарищ из Академии наук. Я подозреваю, а вы, как профи, мои подозрения либо подтверждаете, либо опровергаете. Зачем меня пасут, а, Пастух? Я же простая, разве что шибко ученая женщина, но моя ученость не секретна – раз, не претендует на прикладной интерес к ней – два, не прибыльна – три, и вообще наши с мужем исследования сугубо теоретичны и будут таковыми еще черт-те сколько лет. Моей жизни точно не хватит… Так кому я нужна, бодигард мой милый?..

– Не знаю, – честно сказал Пастух. – Но я, в свою очередь, всего лишь сопровождающий. Если совсем просто – охранник. Мне и не требуется знание о причинах, по которым вам выделили охрану в моем лице. Я должен вас охранять до конечного пункта. Всего лишь. Поверьте, это в моих силах. А в ваших силах мне помочь. Как, возможно, в случае с вашим карточным партнером…